Великая любовь, как тончайшее касание, уходит в тень в круговороте вечности, где горизонт, необозримый и бесконечный, уходит в прошлое и будущее. Но и он, как и всё в этом мире, на самом деле конечен. И в этом осознании — наше прощание, наше принятие её ухода, как тени, что мы отпускаем из рук, когда свет становится слишком ярким для того, чтобы держаться за неё.
Две тысячи лет назад, в ночь, когда луна — ослепительная, серебряная в легком багрянце и полная — возвышалась над степными лугами, у стен древнего Танаиса на берегу Меотийского озера, явилась она — юная танаитка, дитя этих земель, хрупкая и вечная одновременно. Её облик растворялся в потоках ночного света, её белые одежды едва касались трав, словно сама земля боялась прервать этот тихий ритуал её прогулки.
В каждом её шаге было что-то неуловимое — транзитность, мимолётность, как если бы само бытие признавалось в своём быстротечном существовании. Она ступала по лугам, усыпанным цветами, их ароматы плелись вокруг неё невидимыми нитями, обвивая её как венок из самого времени. Степь, непреклонная и вечная, принимала её, как каждую девушку до неё, и как примет ту, что будет после.
Звёзды дрожали на бархате неба, а луна — это сама её судьба — смотрела на неё сверху вниз, как на дитя своё, невинное и прекрасное. В её глазах, светившихся отражением той луны, была тоска и ожидание. Но это не была тоска по прошлому, это было чаяние будущего, о чём она не могла сказать словами. Её порывы были как дыхание ветра, проникавшее сквозь каждую травинку, — она ещё не знала, кого ждёт, но сердце её уже пело об этой встрече.
Меот — озеро старше всех её дум, старше самого города Танаиса — молча отражало лунный свет. Воды озера были зеркалом мира, спокойного и вечного, как мысли её отца, смотревшего на неё с любовью. Этот невидимый для других, но яркий для неё луч связи с отцом был её якорем. Он не держал её, но позволял ей быть свободной, подсказывал, куда идти, не мешая её шагам. Он знал, что путь её — это поиск, что взросление её — это тайна, которую не рассыплешь словами. Её душа звала вперёд, туда, где её ждал тот, кого она ещё не встретила, но уже любила.
Она шла, окружённая этим потоком, растворяясь в нём. Её сердце было лёгким, но в его глубине билось стремление — встретить, прикоснуться, узнать того, кто откроет ей, что есть любовь, как вечерний бриз открывает лепестки спящих цветов. Она не искала ответов, она была сама ответом, её жизнь была танцем с тенью будущего. Она знала, что время её — это миг, вспышка, что человеческая жизнь — лишь искра в вечности, но этот миг был её, и она принимала его с той утончённой грацией, которую дарит юности лишь природа.
Ветер степной играл с её волосами, но в сердце её царила тишина. В той тишине было что-то древнее, что-то, что пришло от самого Меота и самой степи, от вечности, что скрывалась за этими крепкими стенами Танаиса. В своём ожидании она не чувствовала тревоги, как будто знала, что даже этот транзитный миг, её мимолётное бытие — это часть чего-то большего. Луна над ней казалась вечной, но и она знала, что её свет недолговечен, что она сияет лишь на краткий миг, как каждый из нас.
И всё же… в этой краткости была сила, неуловимая и простая, как дыхание ночи. Она не искала покоя, потому что знала, что её красота — в движении, в том, как жизнь струится через неё, как любовь — ещё не обретённая, но уже ощутимая — будет касаться её, как касаются лунные лучи воды Меота. В этом касании было всё: её юность, её будущее, её невыразимые желания и сила её хрупкости. Она была здесь, на этой земле, но уже устремлялась в то, что ждало её за горизонтом, за пределами времени.
Мир был для неё бесконечен, как и луна в эту ночь. Она смотрела на звёзды и знала, что её путь — это не путь одиночества, что однажды она встретит того, чьи шаги сольются с её, и их любовь станет частью этого великого потока жизни. Но пока она ждала, всё вокруг неё напоминало о том, что каждый миг совершенен сам по себе. В её хрупкости была сила, в её красоте — вечность.
Она была частью этой степи, частью Меота, частью этих древних стен Танаиса, и в то же время она была вне их. Её мимолётное присутствие было мгновением в вечности, но в этом мгновении было всё: её любовь к отцу, её устремления к будущему, её тихое прощание с тем, что должно уйти. Как каждый миг жизни, как каждый момент любви, она была неотделима от того, что неизбежно пройдёт, но в этом было её величие.
И вот, стоя на краю воды, глядя на отражение луны, она прощалась — прощалась с детством, прощалась с тем, что осталось в прошлом. Но в этом прощании была не печаль, а благодарность. Она знала, что каждый миг — это подарок, и что будущее уже ждёт её с распростёртыми объятиями. Её жизнь была не длинным рассказом, но короткой, пронзительной поэмой, где каждое слово — как луч света, оставляющий след в вечности.
***
Прощание с тобой, как с тем мигом, что был прекрасен в своей краткости, как лунный свет на воде. Я принимаю это прощание с достоинством, с благодарностью за чувства, что были даны. Этот миг был частью моей жизни, частью меня, и теперь я отпускаю его, но не забываю. Пусть он станет частью великого потока, как всё в этом мире, оставляя свой след в моей душе.
Этот миг, как и ты, всегда будет со мной.