Я — реаниматолог, и ночные вызовы стали для меня чем-то обыденным, хотя каждый раз — это новая история, новый риск, и, главное, новые лица, которых иногда даже не запомнить. В маленьких посёлках, где ночные выезды кажутся тишиной, разрезанной сиреной, всегда свои сложности. И вот этой ночью снова поступил вызов — в одну из удалённых деревень, где под утро случилась беда.
К нам попал экстренный вызов: женщина в критическом состоянии, неизвестный диагноз. В таких случаях ты не можешь предугадать, что ждёт на месте. Мы мчались, уставшие, но готовые к работе. Ночь была тёмной, ветер гнал снег по пустой дороге, фар было едва достаточно, чтобы видеть дальше десяти метров. Я уже представлял себе, как мы будем работать с минимальным светом, без поддержки оборудования и со всеми непредсказуемыми сложностями.
Наконец, дом. Сквозь мутное стекло окна просвечивал тусклый свет керосиновой лампы. Я переступил порог, и сразу понял: тут будет трудно. В углу на старой кровати лежала молодая женщина, совсем одна. Лицо бледное, холодное на ощупь, пульс еле прощупывается. В глазах — страх и, как мне показалось, уже смирение.
Мы начали работать: напарник проверял жизненные показатели, я делал всё возможное, чтобы стабилизировать её состояние, в голове уже крутились возможные диагнозы. Вдруг её дыхание стало прерывистым, взгляд потускнел, и она прошептала: «Скажите моей маме, что я люблю её». Это всегда худшее, что может услышать врач. Слова, которые несут в себе тревогу, отчаяние и… прощание.
Я не мог позволить себе потерять её, поэтому работал, несмотря на слабеющую надежду. Бились за её дыхание, за каждый вздох. Она то приходила в себя, то снова уходила в какой-то туман, и мне казалось, что мы держим её на краю пропасти, пытаясь вернуть к жизни. Время шло медленно, в такие моменты ты теряешь счёт времени и полностью погружаешься в работу.
В какой-то момент она перестала отвечать. Напарник взглянул на меня — в глазах читалось: «Всё?» Но я не мог сдаться. Кажется, я сам говорил ей: «Не уходи. Ещё чуть-чуть. Подожди!» Я не знаю, слышала ли она меня, но через несколько минут дыхание выровнялось. Она открыла глаза, взгляд был слабым, но в нём уже не было того обречённого выражения.
Состояние стабилизировалось, и мы смогли организовать её транспортировку в больницу. Я был вымотан, но счастлив. Уезжая, я видел, как по деревне медленно рассыпался свет первых фонарей. Рассвет принес спокойствие, и этот дом, где только что царила тревога, теперь стал тихим.
Эта ночь напомнила мне, почему я выбрал эту профессию.