Я хотела пропустить этот этап. Не было у меня никаких книг и ассоциаций с самого начала марафона. Но вот плед был. И воспоминания...
Это, пожалуй, самый большой развод на деньги в моей жизни. На эту тусовку я пошла чисто из любопытства. Посмотреть, как людей разводят. Всё было по-взрослому, офис, приглашения на красивых карточках. На больших экранах белые овечки на горных пастбищах мирно щипали траву. Крутились барабаны с пушистой овечьей шерстью. Убаюкивающий рассказ консультанта.
И ушла я оттуда с пледом красивым, тёплым, мягким, снимающим все болезни. Красивым он был пару дней. Потом шерсть свалялась комками и нещадно полезла. По квартире летали клубочки, прилипали к одежде, попадали в еду. Но что тёплый, ничего не скажу. Я достаю его в самые морозные дни.
А вот и ассоциации пришли. Вспомнила давно забытую мной книгу Игоря Иртеньева. Иронические стихи. На заре перестройки он был очень популярен. Любители Асадова зафыркают - полная чушь.
А я полистала с удовольствием. Он виртуозно владеет словом, вставляя в свои стихи хорошо известные строки других поэтов или привычные сочетания слов.
Родился я в двадцатом веке
В ночь на субботу с четверга.
Еще полны были сусеки,
Еще молочны были реки,
Еще кисельны берега.
Еще земля была обильна,
Казна неполностью пуста,
И ситуация стабильна
И даже не совсем дебильна,
Хотя и в целом непроста.
И чем нам, люди-человеки,
В том золотом советском веке,
В непотопляемом отсеке,
Где было все у нас в руках,
Мешали глупые генсеки,
В их идиотских пирожках?
В той книге стихи до 2000 года. В поздних стихах его ирония уже какая-то блоковская, безысходная.
Луч пресловутой надежды слегка почадил и зачах,
Не повезло нам, друзья, откровенно сказать, с временами.
Что-то такое кончается прямо на наших глазах,
Что началось не при нас, но закончится, чувствую нами.
Как-то всё стало вокруг непривычно темно,
А ведь отчётливо двигались к счастью, свободе и свету,
Я до конца не хотел бы досматривать это кино,
Я и попал-то сюда по чужому билету.
Написано в рамках марафона на канале Ветер в книгах