Какими были преподаватели царских школ и гимназий? Что запомнилось наряженным в шерстяные платья гимназисткам о дореволюционной учебе? Как мальчики Пушкинского училища передавали девочкам любовные записки? Тихонько приоткроем дверь в просторный класс и осторожно заглянем в начало прошлого века…
В фондах Бийского краеведческого музея сохранилось немало архивных документов о гимназии, но основным и самым „живым“ документом среди сухих актовых записей являются мемуары Капитолины Марчук — выпускницы Бийской гимназии. До сих пор на пожелтевшей бумаге ее дневника легко читается аккуратный почерк Капы:
„13 августа 1918 года. Скоро начало занятий. С каким нетерпением я ожидаю этот день, когда вновь гостеприимно распахнутся двери гимназии и мы веселой шумной ватагой заполним светлые классы. Каждую осень я прихожу в гимназию с таким чувством, как будто после долгой-долгой разлуки возвращаюсь в старый отчий дом, под родной кров, к любимым и дорогим лицам. Гимназия — это страна моего детства, отрочества и юности“.
Но в тот момент, когда девочка выводила эти строки, уже раскололась старая Россия и круто изменяющийся порядок дописывал последние строки в истории Николаевской женской гимназии. А вот начался ее путь с маленького деревянного здания…
Именем императора
В нашем уездном городе первая прогимназия для девочек появилась лишь в 1881 году. Спустя пятнадцать лет, по случаю коронации последнего русского императора, учебному заведению было присвоено наименование „Николаевская“. А спустя 9 лет на средства бийской купчихи Елены Григорьевны Морозовой на месте старой деревянной постройки возвели новое двухэтажное кирпичное здание (ныне ул. Советская, 9). С его открытием 15 октября 1905 года прогимназия получила статус полноценной гимназии, что было связано в первую очередь с количественным ростом учащихся, а во вторую — с желанием бийчан иметь в городе учебное заведение более высокого уровня.
— Прогимназия, можно сказать, эволюционировала в гимназию. Последняя отличалась тем, что давала возможность воспитанницам окончить дополнительный восьмой класс (по выбору — педагогический или общеобразовательный) и получить среднее специальное образование. Разница была в том, что учащиеся педагогического класса проводили уроки русского языка и арифметики у младшеклассников, опекали их и присматривали за ними. После окончания восьмого класса выдавалось свидетельство, — поясняет Людмила Чегодаева, старший научный сотрудник Бийского краеведческого музея.
В 1‑й класс Николаевской женской гимназии девочки поступали после окончания 3 классов начальной школы или с домашним образованием.
Учебные занятия в гимназии начинались 15 августа (по старому стилю). В своих мемуарах Капитолина Панфиловна вспоминает:
„В этот праздничный день „Успения“ гимназистки собирались утром в гимназии, откуда парами шли в Еленинскую церковь (2‑й этаж Пушкинского училища). После богослужения вновь возвращались в помещение гимназии, расходились по классам, узнавали расписание уроков и уходили домой“.
Со следующего дня начиналась учеба, и девочек ждала желанная встреча с преподавателями — людьми „высшего порядка“.
Строгие, но справедливые
В гимназии учились дочери и купцов и зажиточных мещан и небольшое количество детей трудящихся (на пожертвования купцов), посему преподавательский состав подбирался высокого уровня.
Дисциплины устанавливались для всех гимназий приблизительно одинаковые. Так, в 1912 году в Бийской Николаевской гимназии велись такие предметы, как словесность, история, математика, Закон Божий, естествоведение и география, французский язык, пение и даже астрономия, называемая в то время космологией. Физкультура и гимнастика не преподавались, а из доступных физических занятий были только танцы на большой перемене и катание на коньках.
В своих воспоминаниях главная героиня нашего повествования Капитолина Марчук подробно описывает картину уроков, а кроме того, и колоритные образы педагогов тех лет.
Дневник бывшей гимназистки перелистывает страницы, неспешно приоткрывая для нас лакированную дубовую дверь в прошлое, за которой свет из больших арочных окон озаряет математический кабинет.
Один из ведущих учителей гимназии, математик Конон Иванович Соколовский, преподавал с пятого по восьмой класс алгебру, геометрию и тригонометрию и пользовался у воспитанниц большим уважением. Статский советник Соколовский входил во многие попечительские советы города, в том числе Николаевской женской гимназии, а также заведовал ее казной.
„Он много прилагал усилий, чтобы пробудить в нас интерес к математике. Например, по геометрии каждую новую теорему он не просто объяснял, а заставлял додумываться нас самих, вызывая для этой цели к доске лучших учениц, которые при помощи всего класса и Конона Ивановича с победой финишировали, доказав теорему, что сопровождалось вздохами и облегчением класса и вызывало довольную улыбку учителя. И в алгебре, и в тригонометрии часто новый урок был у нас как бы нашим собственным открытием, а преподаватель только не давал нам уклоняться в сторону во время исправления ошибки. Учителем Соколовский был серьезным, дисциплина на его уроках была строжайшая, вертушек он терпеть не мог“, — вспоминает К. Марчук на страницах своего дневника.
Учительница математики Ольга Гуговна Май преподавала в основном в младших классах. Имела звание заслуженного учителя. Капитолина Марчук активно состояла в переписке с преподавательницей до последних дней жизни последней и сохранила о любимом педагоге добрую память:
„Будучи математиком, она никогда не замыкалась в своей профессии. Ее часто видели в городской библиотеке за книгами, она любила декламировать, увлекалась шахматами, учила язык эсперанто. В то же время это была изящная, хорошенькая, молодая, жизнерадостная женщина. Любила, как девочка, повеселиться, потанцевать на гимназических вечерах. В Бийске она считалась отличным математиком и добросовестным воспитателем“.
У гимназий не существовало должности директора, вместо оного была так называемая начальница. Ею могла стать только та дама, которая окончила гимназию с отличием, с золотой или серебряной медалью, а также прошла высшие курсы. Начальница — это особое служение, и такой пост могла занимать лишь незамужняя женщина: девица или вдова.
На посту начальницы с 1911 по 1920 годы в гимназии сменилось несколько женщин. Но отдельно в воспоминаниях К. Марчук выделено имя Надежды Кириловой, преподавательницы русского языка. Для многих девушек предмет словесности был основным и любимым.
„Она приходила в гимназию, как на бал, в платье со шлейфом. Может быть, поэтому ее осанка казалась величественной. Это впечатление еще больше усиливало ее благородное, хотя и не отличающееся особой красотой лицо, на котором приковывали внимание холодные, строгие, светлые глаза. Только когда ей нравился ответ какой‑нибудь ученицы, в этих глазах таяли льдинки, и взгляд становился теплее“, — писала Капитолина Панфиловна.
В детский ум образы учителей закрадываются в зависимости от теплоты или суровости педагога. А дореволюционные преподаватели Бийска остались на страницах дневника выпускницы вот такими: высокого ума людьми, строгими, но справедливыми…
Быть может, кто‑то узнает их образы и в своих учителях.
Глупые „синявки“
Кроме преподавателей в образовательном учреждении существовала не менее важная должность классной надзирательницы или классной дамы. Она не проводила уроков, а занималась только воспитательной работой.
В обязанности классной дамы входило присутствовать на всех занятиях и, сидя в конце аудитории, следить за осанкой и поведением гимназисток. Следовательно, учителя не тратили впустую урочное время на дисциплинарные меры.
Для надзирательниц тоже существовала форма — синее шерстяное платье с белым воротничком. И некоторые ученицы, имеющие более низкую успеваемость и своенравный характер, за синий цвет платьев называли классных дам за их спинами „синявками“.
Как и начальницей, классными дамами могли становиться только незамужние женщины, как правило, вдовы или „старые девы“, не обремененные семьей и бытом, отчего большинство классных надзирательниц остались в воспоминаниях учениц „сухими, желчными существами, озлобленными неудачно сложившейся жизнью“.
Отношения между надзирательницами и ученицами обыкновенно складывались во взаимную нелюбовь. В воспоминаниях Капитолины Панфиловны о них говорится крайне мало и лишь в общих чертах. Но в дневнике воспитанницы аналогичной женской гимназии города Новосибирска (тоже Николаевской) о надзирательницах записано следующее:
„Я ненавижу большинство классных дам. Вместе с другими я придумываю для них обидные клички: Фунька, Колода, Шимпанзюлька. Мы строим им всякие пакости и делаем это жестоко и талантливо. Они же ненавидят нас. Они подозревают нас в самых гнусных намерениях и поступках. Они подсматривают, подкрадываются, подслушивают, читают наши письма, жалуются начальнице и наказывают. За вину и без вины, за дело и без дела, наказывают свирепо, иногда даже издевательски. Зато, если попадется синявка сколь‑нибудь добрая, мы ее обожаем. Мы тянемся к ней тепло, ласково, любовно, мы благодарны за самую малость“.
Секундантка любовных записок
На собственных правилах и традициях в имперских образовательных учреждениях строилось и первое романтическое общение между юношами и девушками. Так, в Бийске женская гимназия и Пушкинское мужское училище стояли в одной ограде. По праздникам одетые в парадные фартуки гимназистки ходили на богослужения в Еленинскую домовую церковь мужского училища. На больших переменах в общем дворе, на благотворительных вечерах, рождественских балах гимназистки общались со своими поклонниками. Однако пригласить девушку на свидание в открытой форме считалось моветоном среди юной интеллигенции. Существовала определенная техника свиданий: парень писал записку с просьбой о встрече, а девушка назначала ему свидание. Все это напоминало дуэль со всеми ее формальностями. Даже предусматривалась так называемая „секундантка“ — подруга возлюбленной, которая должна была передать той записку от кавалера.
Происходили и печальные случаи, когда юноша просил передать послание возлюбленной ту подругу, которая питала чувства к нему самому. Но все же, выбирая между любовью и дружбой, девушки обычно отдавали победу последней и, скрывая печаль, передавали лучшей подруге заветную записку.
С иголочки одеты
Большое внимания в своих мемуарах Капитолина Панфиловна уделяет одежде девочек: обязательной формой было коричневое шерстяное платье и черный шерстяной фартук. Парадной формой было то же платье и белый фартук из тонкой ткани, в нем ходили в Еленинскую церковь по праздничным дням и на рождественские и новогодние вечера.
На ногах носили начищенные до блеска ботинки, весной и осенью полагалось надевать галоши, а зимой — ботики. На голове в зимний период носили круглую меховую черную шапку со значком в виде веточки и буквами „БНЖГ“ (Бийская Николаевская женская гимназия), весной и осенью — шляпки. До 4‑го класса — фетровую шляпу коричневого цвета с бантом и значком, а после — черного цвета с бантом из атласной ленты и значком. Летом — соломенную шляпку с белым бантом.
Форма головного убора, по воспоминаниям Марчук, соблюдалась только до революции, и с 1918 года гимназистки стали придумывать себе головные уборы на собственный вкус. Платья же донашивали старые.
Второй дом для гимназисток
Здание Николаевской гимназии, построенное в 1905 году, существует и поныне. Тогда двухэтажное просторное сооружение с широкими окнами и светлыми аудиториями, что пахли свежей побелкой, влюбило в себя гимназисток. Особенно девушкам нравилась башенка над центральным ризалитом, украшенная куполом и круглым окошком. Жаль лишь, что сторож не пускал в нее любопытных учениц.
По словам Капитолины Марчук, несмотря на малочисленный состав обслуживающих лиц гимназии, здание содержалось в идеальной чистоте. В гимназии было 8 классных комнат и физический кабинет, на оборудование которого выделял деньги купец Ассанов; 2 учительские комнаты, большая библиотека, наполненная в основном произведениями классической русской и зарубежной литературы, детскими рассказами и сказками для младших классов; 2 вместительных гардеробных комнаты и 2 комнаты-квартиры для начальницы гимназии. Внизу также располагались комнаты сторожей и уборщиц, в обязанности которых входило отопление и уборка классов.
До сих пор в стенах здания на втором этаже сохранились замазанные штукатуркой вьюшки, по которым век назад в гимназические печи поступал воздух. Сегодня это одна из немногих деталь первоначального внутреннего убранства, дошедшая до наших дней…
Падение старого режима и закат гимназии
С началом Первой мировой войны у гимназии начались неприятности. 15 сентября 1914 года на основании требования городской управы ее здание было освобождено „для надобностей военного ведомства на неопределенный срок“.
В письме директору Бийского музея от 14 июня 1977 года Капитолина Панфиловна вспоминала период гражданской войны и своей учебы в то время:
„В феврале с приходом в Бийск инженерной воинской части нас выселили. Классы (а их в 1919 году было в женской гимназии уже десять) занимались напротив Зотеевской школы (деревянный двухэтажный дом). <…> хорошо знаю, что при первом выселении учащихся в 1915 году гимназия с прибытием раненых с фронта солдат была отдана под госпиталь“.
Для проведения уроков один из собственных домов безвозмездно предоставил купец Ассанов. Затем гимназия сменила еще ряд адресов. После революции 1917 года воспитанницы вновь смогли обучаться в прежнем помещении, но пребывавший в нем военный госпиталь оставил здание гимназии в декадентском состоянии. В протоколе общего родительского собрания от 26 мая 1918 года отмечается: „Финансовое положение стало угрожающим“. Гимназия бедствовала тогда так сильно, что вынуждена была отдать подвальное помещение в аренду Союзу сибирских маслодельных артелей“.
Однако уже зимой 1919 года БНЖГ потеряла свое здание вновь и теперь навсегда: в нем расположилась канцелярия Белой Армии. Теперь светлые просторные классы занимали под свои нужды солдаты, в бывших квартирах начальниц хранился керосин, а под куполом с круглым окошком, где мечтали побывать гимназистки, складировали порох.
2 июня 1919 года белогвардейские инженеры делали на третьем этаже пороховые картузы, но не соблюдали технику пожарной безопасности. Это и привело к трагедии: при передаче укупорки на порох попал пепел от солдатской сигарки. Взрыв моментально разрушил перекрытия между первым и вторым этажами, разнеся чердак и часть крыши. При этом пламя взорвавшегося пороха проникло на первый этаж, где хранился керосин. Случился второй взрыв… Здание окутало пламенем и дымом.
Так ушла в историю Николаевская женская гимназия. Она была расформирована на следующий год после пожара, когда в Бийске окончательно установилась советская власть и учебному учреждению имени последнего царя не нашлось места в коммунистическом строе.
Ветер перемен стер копоть с обгоревших стен, и в первое десятилетие жизни новой страны здание гимназии восстановили. Изящный купол, который так любили воспитанницы, сменил ровный выступ, и гимназическое прошлое навсегда выгорело в этих стенах наравне с богато иллюстрированными учебниками, картами, физическим кабинетом и всем, что составляло ученическое детство гимназисток.
Обновленное же здание продолжило жить, восстало из руин и вновь открыло светлые аудитории для студентов уже педагогического вуза, став в нашем городе первым оплотом высшего образования…
Впрочем, это уже совсем другая история.
Даниил Остроухов
