У нас новое литературное от наших авторов!
Дорогой читатель, сегодня мы отправимся в прошлое, чтобы раскрыть тайну зарождения образа Дон Жуана в литературе. Как этот литературный супергерой, впервые появился на страницах средневековых рукописей и стал прототипом для всех будущих ловеласов.
Вперёд, к истокам легенды, где началась эта нескончаемая литературная фиеста!
О, Дон Жуан, как много в этом слове. Они наполняют это имя злой ироничной силой бессовестного женолюбца, сластолюбивого негодяя, который в погоне за своим удовольствием обладания сбивает спелые плоды любви и, надкусив, небрежно отбрасывает прочь. Дон Жуан – вечный обольститель, под чьим горящим взором пунцовым загаром заливается невинность, чьи тонкие пальцы сжимают девичью талию с неумолимостью хищной птицы
О, Тирсо де Молина, ты знал, знал, чем живёт твой просвещённый шестнадцатый век, какие страсти бурлят за тяжёлыми балдахинами в душных будуарах, какие слова шепчутся на милое ушко, какие пылающие взгляды бросаются из-за бархатного края кокетливого веера. Ты всё знал. Монах смотрит со стороны на мирскую суетливую жизнь, он на берегу этой непростой бурной реки следит внимательно за вскипающими бурунами и ведёт неторопливо свою повесть в тихой келье.
Монах шестнадцатого века, книгочей, знаток и эрудит, тебе ли было не знать, кто он такой, твой герой – Севильский озорник? Нет, ты знал. Давно ли попала к тебе эта ветхая книжонка, пустой сборник народных сказок из далёкого тёмного тринадцатого века? Она ли толкнула тебя, пробудила мысль о герое, который герой только в мечтах, а на деле своевольный сластолюбец? Может быть, тогда ты задумал свою нравоучительную сказку? Но давай же, не томи сердца, раскрой пыльные страницы, прочти нам незатейливую мудрость простых людей.
Скрипят страницы, осыпаются прахом истлевших краёв, но история там, внутри, она живая, она рассказывает себя сама. Видишь этих людей? Они живут, смеются и не думают, что жизнь их меряется пустыми цифрами – год тысяча двести… от Рождества Христова, но смотри, они такие же, такие же как мы с тобой. Так подойди к ним, прислушайся.
«Жил в одном селе пьяница горький, но не то, чтобы совсем уже конченный человек, а так, любил выпить после праведных трудов. Семья у него, там, жена, детишки, всё, как у христиан, но вот любил он заложить за воротник, ну вот сил никаких нет!
И вот однажды идёт он от товарища своего, ну, то есть собутыльника, идёт через кладбище, там, значит, путь-то короче выходит. Идёт и идёт, не раз бывало хаживал здесь, но вот что-то в этот раз не свезло ему, запнулся на тропинке, где столько лет ходил себе и горя не знал. Плюхнулся, значит, на землю, кафтан свой зелёный испачкал, ну поругался, как без этого, и глядь, а рядом череп лежит. Как он туда попал? Не понятно. Но, а спьяну, чего не учудишь, вот и наш друг давай беседовать с пустоглазым. А чего нет? Он пьяный, тот пустоголовый, одна малина. Вот рассказывает пьяница черепу о своих бедах, о том, что жена пилит, что дети не помогают, даже расплакался под конец, а потом возьми, да ляпни: «Приходи, –говорит, –друг костяной, в гости ко мне, посидим, выпьем, закусим, чем Бог пошлёт.» Ну, сказал и сказал, сидит, улыбается, щурится пьяно, да трещины на черепе рассматривает. А череп возьми да ответь. Застучали костяные челюсти, заиграли зубы, как кости игральные в стакане, и голос такой заунывный, загробный, говорит: «Хорошо. Приду к тебе в гости, раз приглашаешь, но только ты уж попотчуй меня. Иди, я следом за тобой.»
Тут весь хмель из головы нашего пьяницы и вышел. Бросился он домой, заперся, весь трясётся, на расспросы жены не отвечает, дрожит и блеет. Ну а тут стук в дверь. Пьяница и слова не успел сказать, весь обомлел от ужаса, а жена его уже дверь открывает. А на пороге стоит человек чужой. Одетый хорошо, в камзоле, серебром отделанном, штанах бархатных, шляпе с перьями заморскими. Поздоровался и говорит: «Меня ваш муж, милая хозяйка, на ужин пригласил, вот я и явился в положенный час.»
Ну, хозяйка-то добрая была, усадила за стол званного гостя, угощает нехитрой снедью, только гость не есть ничего, не пьёт, даже не дышит вроде, всё на хозяина смотрит, пристально так, внимательно.
Пьянице тоже кусок в горло не лезет, сидит, дрожит, но старается вида не подавать, что мертвец за столом у них. Ну, посидели, поужинали, и гость прощаться стал. «Я, –говорит, –благодарен вам за приглашение, ужин был превосходный, но позвольте и мне вас пригласить.»
Наклонился к пьянице и зашептал ему что-то на ухо, поклонился хозяйке и ушёл, как не было его.
Жена, конечно, с расспросами, кто, да что, такой важный человек и вдруг в гости к простым людям. Долго маялся ещё пьяница, отмалчивался, но потом всё-таки рассказал и добавил, что мертвец пригласил его прийти на восьмой день на то же место, где они первый раз встретились. Перепугалась жена, но делать нечего, со слезами да причитаниями, собрала мужа в дорогу. Пьяница и в церковь сходил, где уже несколько лет не был, в грехах своих покаялся и пошёл на кладбище. Нашёл место то, где череп с ним разговаривал и стал ждать.
И вот, как только стемнело, налетел страшный ветер, подхватил пьяницу и отнёс в огромный замок, прямо в самый большой зал отнёс и за богато накрытый стол усадил. А за столом уже скелет сидит, смотрит на пьяницу пустыми глазницами и говорит: «Не бойся, я тебе ничего худого не сделаю, угощайся яствами, а я тебе пока свою историю расскажу».
Стал скелет рассказывать, как был при жизни судьёй, как богато и хорошо жил и выпить всегда любил, да всё больше и больше, как спился вконец и помер. Попал на суд страшный, и там его хотели уже в котёл кипящий определить, но Бог заступился, видел он, что судья был справедливым и беззакония не творил. Оставили в покое старого судью, но и на Небеса не приняли, так теперь и слоняется изгоем по земле».
Выслушал всё пьяница, а сам еле живой от страха, к яствам, конечно, и не притронулся, пообещал он скелету, что никогда больше не будет пить и над мёртвыми потешаться. Клятвенно пообещал, глядь, а уже дома, за столом сидит. Вот с тех самых пор, пьяница этот стал самым набожным человеком в деревне, вина больше в рот не брал, просто другим человеком вернулся».
Вот она, самая первооснова, самая нижняя подложка, ещё не оформившаяся в твоё нравоучение, великий Молина, но уже сделавшая резкий набросок на холсте твоего воображения. А что следом? Что ты прочёл той ночью при неверном свете масляной лампады или, может быть, высокой свечи? Не тогда ли яркий свет трепетной полоской пролился на тебя, прозорливый монах, и может ты услышал из будущего времени:
«Настежь дверь. Из непомерной стужи,
Словно хриплый бой ночных часов —
Бой часов: «Ты звал меня на ужин.
Я пришел. А ты готов?..» (А.А. Блок «Шаги командора»)
Молчит Молина, молчит погружённый в буквенное варево: «S’il a souvent les yeux d’un ange, Il a le coeur noir du démon». Загляни через плечо, погрузись следом за любопытным монахом, послушай историю, уже близкую, уже недавнюю, где мчится по диску циферблата век четырнадцатый.
«Слышали ли вы, благородные синьоры, что за чудные дела творятся? И не за морем, а здесь у нас, в богоспасаемой Кастилии. Рассказывают, что один порочный граф не погнушался ничем, лишь бы завладеть прелестями одной знатной особы. Тяжкий грех совершил сей граф, подкараулил ночью мужа прелестницы и убил его, убил, а сам, не дожидаясь поминок, уже волочился за вдовой, да так ловко, что бедняжка не смогла устоять. Только одно условие поставила, что новый жених пойдёт на могилу её покойного мужа и вымолит у него разрешение на брак. Всю ночь он должен будет провести в молитвенных просьбах, и если откликнется усопший, или знак будет свыше, то все сокровища, что до поры спрятаны под шелками траурных платьев, будут принадлежать графу безраздельно.
Окрылённый граф, конечно, отправился на могилу своей жертвы, но не затем, чтобы молиться и каяться, пришёл, чтобы посмеяться над неудачливым мужем. Поглумился у могильного камня над мертвецом и пошёл было прочь, но ожил вдруг камень, повернулась статуя бывшего мужа, и голос грохочущий, обрушился на убийцу:
«Не будет тебе покоя граф, –загромыхал каменный голос, –тридцать лет покаяния тебе назначены, тридцать лет ты будешь вымаливать свой грех убийства, а если нет, то падёт на тебя кара Господа, справедливая и жестокая».
Обомлел граф, слова сказать не может, сам весь в камень превратился, всё кружится, всё плывёт перед ним. Очнулся, а уже утро. Чудеса! Задумался граф, но решил, что тридцать лет – это долго, хватит, и чтобы с молодой красивой женой натешиться, хватит, и чтобы грех свой замолить.
Сыграли свадьбу влюблённые, пышная свадьба вышла, гости все собрались, самый свет общества. Граф свою молодую жену в замок родовой отвёз, окружил богатством и роскошью.
Так и прошло двадцать лет. Уже наследники подрастают, а счастье влюблённых всё не угасает. И тут вспомнил граф о проклятии убитого им мужа. Вспомнил и загрустил, поскольку двадцать лет прошло, как один день, так же и ещё десять пройдёт. Решился граф, решился и рассказал жене, что не смог вымолить разрешения на брак у её покойного мужа и о проклятии рассказал, только о том, что сам сотворил, рассказывать не стал.
Жена, конечно, погоревала, но решила, что сейчас они детей устроят, дочек замуж, сыновей в службу военную, а там и до покаяния дело дойдёт. Но только за всеми этими заботами забылись страшные слова командора, так прошло ещё десять лет.
Случилось побывать в тех краях одному слепому поэту, заблудился он однажды, отстал от своей труппы и попал на кладбище, а там голос его зовёт. Неживой голос, каменный. Потребовал голос, чтобы поэт пошёл в замок к графу-убийце и напомнил ему о проклятии, а в знак того, что поэту всё это не почудилось, каменная статуя прикоснулась к его глазам мраморными своими пальцами, и поэт прозрел.
Явился поэт, как требовал от него командор, в назначенный день в замок и передал всё графу. Побледнел страшно граф, всё вспомнил, всё что сделал, как провинился перед Господом, как забыл о своём преступлении.
Заперся граф в своих покоях, вооружился всем чем только мог, слуг своих вооружил и стал ждать. Ровно в полночь, как только утих звон часов в просторных покоях, загрохотали двери, разбежались в ужасе слуги, а по коридору загромыхали шаги. Не человек шёл по замку, само возмездие выбивало искры из каменных ступеней. В щепки разлетелись дубовые двери покоев графа, и на пороге появился он, убитый муж, поруганный супруг, каменный гость.
Те, кто успел сбежать из замка, говорят, что видели, как небеса разверзлись над башнями, и пламя рухнуло на каменные стены, и не стало в мгновение ни замка, ни того, чтобы его напоминало.
Вот такая история, благородные синьоры, приключилась в наших краях, хотите верьте, хотите нет, но так люди говорят».
Какая история, брат Молина! Это то, чего ты так ждал, что так искал, вот и мотив, вот и расплата, только не хватает детали, одной, чтобы история заискрилась, заблестела бесспорным шедевром. Кто там? Кто так дерзко рвётся вперёд на дорогом скакуне? Ну, конечно, конечно это он, стержень истории её, воплощение, тот, кто сделает историю живой, настоящей. Ну же! На сцену, на сцену! Дон Хуан Тенорио, благородный муж Севилии, озорник и распутник, кому, как ни тебе сверкать в этом бриллианте литературного нравоучения.
Тирсо де Молина, ты настоящий алхимик. Среди всех историй, среди сплетен и баек ты выкристаллизовал золотое зерно, философский камень, выпарил лишнее, огранил в бриллиант и подарил нам.
С уважением, Кот Апокалипсиса.
Автор: Александр Бронников