Автор – Игорь Пылаев
Особенность писем. Настоящих. Не отписок.
В процессе создания письма оно не только пишется, но и проигрывается в голове.
Невольно или намеренно, - у всех по-разному. Но некое подобие пьесы складывается все равно.
Как минимум, по одной простой причине: письмо подразумевает диалог, который, по сути, возникает еще до момента соприкосновения авторучки с бумагой. Собственно, это он дает толчок к написанию письма. Благодаря чему эпистолярный жанр – работа и авторская, и режиссерская.
Всякое письмо, даже лаконичное – это кардиограмма душевного состояния отправителя. Вот почему перечитывают и переделывают за собой. В расчете скрыть истинное внутреннее состояние.
Приукрасить или пригладить.
Драму обратить в трагикомедию, житейский анекдот – в эпос, горестные вести сопроводить надеждой, верой в лучшее…
Сердце бьется иначе в момент получения письма. Всегда. Такова еще одна особенность писем.
Они не поворачивают реки вспять. Хотя как знать?! Всего лишь заставляют сердца плясать под свою дудку. Или оркестр, если это письма Антона Чехова к Лике Мизиновой, протяженностью почти в 10 лет.
Браться за письмо – причем, с обоих концов – словно прикасаться к утюгу пальцем. Нагрелся ли до нужной температуры? Привычка устаревшая. Но живучая.
Сел за компьютер или положил перед собой чистый лист, и тот час заерзал как черт на прогревающейся сковороде. Время пришло! Делиться!
Вытряхивать нехитрый набор типичного драматурга для роли самого себя в предложенных обстоятельствах. И выносить на суд… Искать оправдание, прятаться за иронию, выкатывать претензии, уходить в глухую оборону и рвать на себе белье или волосы.
Только невежды не в курсе, что письма обнажают, и, разумеется, не только и не столько телесное. Еще одна причина не поддаваться большим соблазнам наедине с бумагой или монитором. Невидимый режиссер встревает во внутренний диалог. Эпистолярный жанр и без того уверенно скатывается к пошлости, то есть, к безвкусице. Так еще и потакать этому?! Лучше не делать этого…
Режиссура письма – особый разговор. Осознанная, с явным отношением к посланию как к некой постановке. Тогда с адресантом начинают происходить разные интересности.
Режиссер начинает «нарезать» автора на некое подобие невидимых актеров (обычно, это архетипы), благодаря чему эпистолярная постановка становится еще более живой и динамичной. И даже наигранной (из-за отсутствия режиссерского таланта у адресанта). Не важно.
Главное, - игра.
Это может быть классический «треугольник Карпмана», когда автор обращается к адресату то с позиции «жертвы», то с высоты «агрессора». Или выдавая себя за «судью», «защитника».
Альтернативный вариант – целая линейка архетипов. От «трикстера» (шута горохового), «принца», принцессы» до «гуру» и «хозяина» с «хозяйкой». В этом случае, воображаемая сцена – по ходу работы над письмом – наполняется таким мощным и разноплановым актерским составом, каким могли бы позавидовать даже многие столичные театры!
К чему все эти рассуждения?
Есть такой спектакль «Кукуруза души моей» по письмам Чехова к той самой Лике Мизиновой… То ли музы, то ли любовницы, то ли не состоявшейся жены великого драматурга.
Письма чудесные, спектакль – тонкий, архетипичный, талантливый.
Оба персонажа – «Чехов» и «Мизинова» - собирательные образы. Какими они сами себя собирают при написании писем за десять лет жизни. Не случайно, каждого из них играют по семь актеров и актрис. В связи с чем, обмен письмами превращается то:
- в спортивный поединок, и тогда казалось, что лучше бы адресант и адресат хоть раз разделись бы до трусов (пусть и спортивных), дабы не мучить себя и нас, зрителей, гнетущей двусмысленностью,
- в куртуазное действо с чрезмерной угодливостью по отношению к прекрасной даме,
- в гонку с преследованием.
И при этом, ни шагу – за эпистолярные границы реальных героев, Чехова и Мизиновой. Всё, что есть на сцене, имеется и в письмах, в явной или неявной форме.
«Кукуруза души моей», - так в одном из писем Чехов назвал Лику. Почему «кукуруза»? По той же причине, что и «Канталупа», и «крокодил». И все – в одном письме:
«В Вас, Лика, сидит большой крокодил, и в сущности я хорошо делаю, что слушаюсь здравого смысла, а не сердца, которое Вы укусили. Дальше, дальше от меня! Или нет, Лика, куда ни шло: позвольте моей голове закружиться от Ваших духов и помогите мне крепче затянуть аркан, который Вы уже забросили мне на шею.
Воображаю, как злорадно торжествуете и как демонски хохочете Вы, читая эти строки... Ах, я, кажется, пишу глупости. Порвите это письмо. Извините, что письмо так неразборчиво написано, и не показывайте его никому. Ах, ах!» [из письма Чехова Мизиновой, Мелихово, 28 июня 1892 года, 4 часа утра].
Почему, по сути, любовный роман по переписке не привел наших героев к алтарю? Версий много, но все они – вымышленные, поскольку из-за любви Чехова и Мизиновой к чернильно-бумажным выкрутасам, далеко не всегда очевидно, а что, собственно, меж ними было? Вне эпистолярного сериала. И это прекрасно!
Такая вот попытка рецензии на спектакль.
Попкорн моего сердца!
P.S. Спектакль «Кукуруза души моей». Казанское театральное училище. Спектакль-участник II Всероссийского студенческого театрального фестиваля «Точка А».