Заметка Евгения Ивановича Козубского
Лорд Эбрингтон (Хью Фортескью, 2-й граф Фортескью) 6 декабря 1814 года посетил Наполеона на острове Эльба и имел с ним продолжительный разговор. Этот разговор и свидание лорд описал в небольшой брошюре.
В этом разговоре, Наполеон касался разнообразных предметов и лиц, делал отзывы обо всех современниках и пр. Между прочим, он коснулся императора Александра I и войны 1812 года.
Хотя отзывы его не особенно новы, но все-таки любопытны. Рассказ о 1812 годе свидетельствует о самообольщении Наполеона. На вопрос англичанина, что он думает об императоре Александре I, Наполеон сказал:
"Это настоящий грек; нельзя доверять ему; впрочем, он владеет образованием и несколькими либеральными идеями, которыми его напитал один философ, Лагарп, воспитавший его. Но он так легкомыслен и лукав, что нельзя знать, происходят ли мысли, которые он высказывает, из убеждения, или же из какого-то тщеславного желания стать в противоположность со своим положением".
В пример Наполеон привел спор, который он имел с Александром по поводу различных форм правления.
Александр поддерживал преимущество выборной монархии. Наполеон был противного мнения; ибо "кто достоин быть избранным? Цезарь, Александр, которых не приходится по одному на столетие. Избрание - дело случая, а наследование, конечно, значит более, чем жребий".
Во время двухнедельного пребывания в Тильзите, они обедали вместе почти ежедневно. "Но мы вставали из-за стола, чтобы избавиться от прусского короля (Фридрих Вильгельм III), который нам надоедал (Наполеон называл прусского короля "капралом", мысли которого не шли далее обмундировки).
К девяти часам, император Александр возвращался ко мне, во фраке, кушать чай, и мы иногда оставались до двух-трех часов утра, разговаривая очень приятно о различных предметах, большею частью философских или политических".
По поводу войны 1812 года, Наполеон сказал, что, "придя в Москву, он думал, что дело кончено; что во время похода он был принимаем с распростертыми объятиями и что крестьяне подавали ему бесчисленные прошения, умоляя его избавить их от тирании дворянства; что он нашел Москву обильно снабженную припасами и мог бы совершенно легко прожить там всю зиму, когда, в 24 часа, вспыхнул огонь в 15 местах, и вся окрестная страна была опустошена"; "событие, - прибавил он, - которого я не мог предвидеть; ибо, кажется, нет подобных примеров в истории мира; но, чёрт возьми, нужно сознаться, что тут проявлена была твердость духа (du caractère)".
Обольщаясь на счет приема, оказанного ему в России, Наполеон, однако ж, сознался, что в то время как Австрия и Пруссия платили ему огромные контрибуции по секретным статьями договоров (в 1812 г.), он ничего не получал от России, а только потребовал от нее "закрытия портов для англичан".
Из дневника адъюнкта московского университета Петра Васильевича Победоносцева
16 декабря 1812 г. Поутру ездил я к Решетникову, содержателю типографии, и он принял меня весьма радостно. Его дом и типография целы. Оттуда зашел я в приходскую церковь Рождества в Столешниках; лишь только вступил туда, запах навозный поразил мое обоняние; пол весь черен, тут была у злодеев конюшня; середина в царских дверях выломана. Да и у тамошнего бедного священника дом, который стоил ему более 30 тысяч и недавно был отстроен, весь выгорел.
Потом проехал в Сущево к Андрею Анисимовичу Сокольскому (здесь в 1812 г. коллежский асессор, и. о. учителя в Екатерининском и Александровском институтах); дом его целехонек.
Хозяина я не застал дома, а только жену его Любовь Григорьевну; она сказала, что он вчера уехал из Москвы в Казань, по вызову от г. Цветаева, давать уроки институткам; видно, что Институты не скоро возвратятся в Москву. В Екатерининском Институте следовало бы быть выпуску в будущем феврале; но Государыне (Мария Федоровна? Елизавета Алексеевна?) угодно отложить выпуск еще на год.
Сокольский с женою, во время несчастья, был не далее, как за 3 версты, и когда французы туда пришли, то жена его и сестра ее чудесным образом спаслись на верху, под крышею, и провели там несколько суток; потом он просил французского коменданта, и ему дали караул для провождения в Москву семейства его, и они жили уже при запасном дворце, что у Красных ворот, и там выдавали им муку.
В Егорьевском женском монастыре, назад тому около двух недель, скончался священник, которой с семейством своим оставался в Москве и при французах; в тот же самый день умерла и жена его, а через два дня и старший сын их. Остались в живых четверо бедных малюток, которые должны идти по миру, если не подаст им помощи какая-нибудь благотворительная душа.
Вот какие следствия оставил по себе злодей непримиримый. Сказывают, что он уже в Вене, и войска у него осталось не более 7 тысяч; да и то едва ли возвратится туда, откуда пришло.
11-го мая 1813 г. Был в Новодевичьем монастыре. Ворота его, и передние и задние, заделаны бревнами и засыпаны землею, да перед ними еще сделана насыпь. Все это работали неприятели, которые в нем хотели засесть и укрепиться.
Ходят теперь в боковые ворота; срывать насыпи посылают, сказывают, пленных французов. Их употребляют в Москве на всякую работу. И Кремль очищать от развалин они же будут.
Церковь была заперта в монастыре, как я вошел туда. Быв на паперти, я мог сквозь решетчатую дверь помолиться Смоленской Богоматери. В монастыре все цело, как было и прежде; нет ни малейших следов, что тут стоял трехтысячный неприятельский корпус. От священника я слышал, что неприятели, бывшие в монастыре, не смели ничего грабить и обижать монахинь: их генерал (здесь Луи Никола Даву?), тут же живший, строжайше наказывал тех, кто осмеливался нанести оскорбление монахиням.
Они шили на неприятельских солдат рубашки и прочее, и за все это платили им деньги и давали хлеб. Хотя в церковь солдаты и входили и хотя из нее лучшие сокровища были вывезены или спрятаны в безопасные места, однако же, немало серебра еще оставалось, даже на престоле лежал серебряный крест в 9 фунтов; все, как было прежде, осталось на своем месте и ничего не пропало.
К счастью тут стоял генерал добрый, который при выходе из монастыря предуведомил священника, что по приказу Наполеона везде положен порох и поставлен огонь, чтобы монастырь превратить в кучу камней. Монахини, узнав о том, успели свечи погасить и залить порох. А чтобы показать Наполеону, будто горит монастырь, этот генерал велел зажечь несколько домов к нему прикосновенных.
Злодей, однако ж узнал обман, и сказывают, велел расстрелять генерала. Этот генерал, видно, был христианин. С тамошним протопопом он так подружился, что нередко звал его к себе на обед (сказывают, что они разговаривали на латинском языке). Прощаясь с ним, он подал ему руку и сказал: "помолись обо мне, батюшка, чтобы там (указывая на небо) я не лишился награды". Черта великой души, напитанной христианством!