Прозрачная струйка кипятка медленно наполняла кружку, аромат крепкого чая щекотал ноздри. Два куска сахара, или три? Чем больше, тем лучше. Пусть чай превратится в густой приторный сироп. И жирное сдобное печенье горстями — теперь уже можно, плевать на возможный диабет, прыщи, будущий целлюлит…
Сердечную горечь сахаром не заесть — говаривала покойница-бабушка. Если под сердцем муть, на душе чернота, а в мыслях обида, хоть гору шоколада съешь, не полегчает. А уж если худое против кого затеял — тут и вовсе сахар не помощник. В уксусе мозги прополоскать остается, чтобы всю черноту отъело напрочь.
Лиля зябко обхватила ладонями дымящуюся кружку, покосилась на плотно прикрытую дверь Виталькиной комнаты. Брат не выходил с самого обеда. Работает за компьютером, или…
Про «Или» ей не хотелось даже думать. Но упорно думалось.
Ей пять лет; малышка в пижамке с пингвинами, и смешной пальмочкой на макушке. Мама не раз строго предупреждала, что в чужую комнату не заходят без разрешения. Но дверь Виталькиной спальни приоткрыта, а рядом никого, чтобы сделать замечание. Брат никогда не пускает ее к себе; сразу начинает кричать и больно щиплет, выталкивая из комнаты.
Любопытство сильнее страха перед Виталькиным гневом. Лиля осторожно просачивается в запретную комнату, крутит головой, оглядываясь по сторонам. Кругом так много интересных вещей — полусобранный конструктор, блестящие железки, страшные зубастые игрушки. Они наблюдают за незваной гостьей стеклянными глазами, жадно ухмыляются.
Лиле страшно, но она не убегает. На столе гудит компьютер, по тарелке с надкушенным бутербродом ползает жирная муха. Рядом открытая книга-блокнот, страницы испещеренны мелким почерком. На полях брат нарисовал разноцветных жуков — переплетающийся узор из крыльев, усиков, лапок.
Рука сама тянется потрогать необычные рисунки. Бумага на ощупь горячая, как кожа, мягкая и липкая. Она проминается под пальцами, нарисованные жуки угрожающе гудят.
Что-то противное ползет по руке, больно впивается в нежную ладошку. Лиля задыхается от крика. Десятки мерзких насекомых ползают под пижамкой, путаются в волосах, набиваются в рот и глаза…
Ей долго потом внушали, что это был лишь плохой сон. Забралась без спросу в комнату Витальки, да и уснула там же, на складном диванчике, прижав к себе одну из жутких игрушек. Лиля перестала спать по ночам, пугала всех криками и плачем. Отец ругался на Витальку, сулился выбросить всех его «дурацких монстрилл» на помойку. Брат смотрел на Лильку волком, спальню начал запирать каждый раз, даже выходя в туалет.
Лильке двенадцать лет, брату недавно исполнилось семнадцать. Дома не смолкают крики и ругань — отец не желает и слышать о том, чтобы Виталька после школы поступал в художественное училище.
— Сколько лет над своей мазней просидел — хватит уже, пора голову включать! В армию пойдешь, там мозги на место встанут, потом на финансовый или биофак. С Сергеичем поговорил — возьмут тебя, похлопочет. Все лучше, чем твои фокусы! Машка, не лезь, совсем разбаловала олуха, ни по дому руками что-то сделать, ни за собой прибрать. Сидит, как сыч, в конуре своей!
Ночью Лиля не спит. Она лежит на пропитанной потом простыне, не в силах шевельнуться. Под потолком мечутся крылатые тени, охают, стонут, хохочут. Воздух пахнет сырым лесом, скотным двором и требухой. Кто эти твари — летучие мыши, совы?
Утром отца находят мертвым, в коридоре, возле входной двери. Будто почуял неладное и хотел выйти в подъезд, да не успел. Диагноз ставят быстро — обширный инфаркт.
После похорон Лиля впервые за долгое время видит дверь в спальню брата открытой. Страха она не чувствует, только тупую боль. Внутри все поменялось — нет больше игрушек и конструкторов, кругом валяются разбросанные вещи, в углу дремлет старая гитара. Отец подарил Витальке пару лет назад, в надежде увлечь «правильной вещью». Брат к ней так и не прикоснулся.
Блокнота на столе не видно, только несколько альбомов с набросками. Зарисовки домов, людей, животных. Знакомые говорят, что у Витальки настоящий талант. За дверью тишина — брата нет дома, мама, раздавленная горем, уснула в гостиной, на диване. Лиля делает еще шаг. Где этот проклятый блокнот? Ей нужно увидеть его, убедиться…
Толстая книга находится в выдвижном ящике стола. Половина заполнена мелким почерком, едва можно разобрать отдельные слова. Некоторые страницы вместо текста покрыты рисунками. Сначала корявыми, неумелыми, потом становится видно постепенно оттачиваемое мастерство. Лиля торопливо пролистывает до места, где записи обрываются. Самая обычная записная книга, ничего общего с гадостью из ее детского кошмара. Может, это и правда, было лишь воображение?
На предпоследней странице незаконченный карандашный набросок. Птица — сова, филин? Нет, скорее сыч…
«Сидит, как сыч, в своей конуре...»
Гневные слова отца звенят в ушах. У птицы на картинке человеческие глаза. Умные, злые, внимательные. А сзади какой-то квадрат — дом? Конура, собачья конура!
Последнюю исписанную страницу смотреть не хочется — страшно. Дрожащие пальцы медленно переворачивают лист. Крылатые тени под потолком, серые штрихи — видимо, кругом темнота. Птицы мечутся в полумраке, шелестят могучие крылья. В воздухе пахнет сырым ночным лесом и птичьим пометом.
Лиля закрывает блокнот, швыряет обратно в ящик, с силой захлопывает. И, охваченная тоскливым ужасом, выбегает прочь из комнаты…
Чай в кружке казался горьким, несмотря на три ложки сахара. Лиля цедила глотки, глядя в окно. Город смотрел на нее — желтыми глазами окон, уличных фонарей, пестрыми — разноцветных гирлянд и неоновых вывесок. Новый год прошел, как и не бывало. Три года, как не стало матери, а с ней и нежно любимого в детстве праздника. Пушистой елки, разноцветной мишуры, ароматной курицы с чесноком, звона бокалов, веселого смеха.
Они с Виталькой, как два скорпиона в тесных банках, сидели рядом и тихо ненавидели друг друга через стеклянную призму. Не уйти, не разбежаться. Брат работал на дому, оформлял какие-то документы — Лиля не вникала, в чем именно заключалась его работа. Она сама никуда не смогла поступить. Не раз пыталась съехать, хотя бы в общежитие, самое дешевое. Но все дороги каждый раз вели ее назад, домой.
Иногда она подрабатывала кассиром в супермаркете за углом, клеила объявления, мыла полы. Деньги появлялись и исчезали вникуда. Витальке было плевать — он ни разу не спросил, куда она уходит и зачем. Целыми днями он сидел в своей комнате за монитором, выходя, чтобы ненадолго скрыться в ванной и взять из холодильника кусок колбасы. Лиля иногда жарила себе яичницу, варила гречку с тушенкой, но с братом не делилась. Жизнь текла мимо, точно серый песок.
Однажды все изменилось. Придя домой с подработки Лиля ощутила аромат картошки и жареных котлет. На кухне хлопотала незнакомая девчонка, похожая на сказочную фею. Белокурая, с густой челкой, лукавыми золотисто-зелеными глазами и очень белой, прозрачной кожей, она напоминала Динь-Динь из популярного мультфильма. Виталька смотрел на нее, с восторгом, обычно равнодушные глаза сияли нежностью.
— Знакомься, это Арина, — он небрежно кивнул на Лильку. — Моя сестра, Лилия. Килька, что вылупилась? Садись за стол, заценишь, как нормальные девчонки умеют готовить!
Лиля была слишком поражена незнакомкой, чтобы обижаться на дурацкое прозвище, которым ее частенько называл брат. Поначалу она засмущалась своего неказистого вида — слишком длинных, худых рук и ног, ногтей с чуть облупившимся розовым лаком, жиденьких волос непонятного цвета, стянутых обычной резинкой.
Но уже через минуту она обо всем забыла. Ариша щебетала птичкой, накрывая стол, ласково обнимала девушку за худенькие плечи, подкладывала ей лучшие кусочки. Уже к концу ужина Лиля чувствовала себя так, будто знакома с феечкой много лет. А через неделю поняла, что любит ее больше жизни. Арина переехала к ним насовсем и обшарпанная квартирка преобразилась.
На кухне, как при жизни мамы, запахло картошкой, супом и пирогами, отмытые окна засияли, будто притягивая солнце. Апатичный Виталька тоже ожил и, в кои-то веки, начал что-то делать по дому. Разобрал кучу хлама на балконе и антресолях, отнес в чистку тяжелые ковры, даже купил новые шторы в гостиную.
— Как ремонт сделаем, обои поклеим, потом и кухню можно обновить, — ластился он к своей феечке. — Как раз, заказов много пошло, подкопить можно и гарнитур новый выберем…
Ариша целовала его в шею, хвалила за хозяйственность и старания.
Не забывала она и про Лилю — вместе с ней прошлась по магазинам, заставляя выбирать непривычно яркие вещи.
— Ты у нас бабочка-красавица, только из кокона тебя надо вытряхнуть! — весело говорила она, застегивая на будущей золовке яблочно-зеленую кофточку, со стразами и бусинками. — Ну-ка, повернись! Опа! Лилюш, да тебе вообще нельзя серое, только красное, зеленое, голубое… принцесса ведь!
— Королева! — подмигивал верткий парнишка-продавец, окидывая порозовевшую девушку хитрым взглядом. — Хоть сейчас под венец!
Лиля чувствовала себя по-настоящему счастливой. Ариша сводила ее в парикмахерскую, потом на маникюр, вечером с удовольствием похваставшись перед любимым:
— Витюсь, ты глянь — какая у нас Лиля красавица! Даже глазки сияют! Ну, скажи?!
Брат чуть прищурился, окинул съежившуюся Лильку привычно холодным взглядом. Но признал:
— Да, сочные цвета ей больше идут, да и титьки хоть видно стало!
Ариша шутливо шлепнула его по спине кухонным полотенцем.
— Ай, за что?!
— За титьки! Нет, чтобы одежду и прическу заценить…
От этой веселой перебранки у Лили потеплело на сердце. Она уже решила, что всегда будет на стороне Аришки, а если Виталька вдруг надумает ее обидеть, просто переломает ему все кости!
Счастье длилось почти год и закончилось в один день.
Придя домой, она сразу поняла — чего-то не хватает. Ариши не было. Ни ее вещей, ни запаха цветочных духов, который, казалось, прочно поселился в посвежевшей и обновленной квартире. Ничего.
Виталька стоял на коленях, посреди гостиной и раскачивался взад-вперед, тихо подвывая. Его глаза были мутными, покрасневшими от слез.
— Виталь, где Ариша? Я ее заказ забрала; как раз, мимо почты проходила…
— Нету ее, понятно тебе! Нет… и не будет! — от этого вопля внутри все похолодело. Она попятилась, прижимая к себе ярко-розовый пакет с коробкой внутри. Брат шел на нее, обезумевший в своем горе, страшный, чужой. — Она… она ушла,… ять… ушла… слышишь, дура?!
— Ты что сделал? — ледяной страх сменился пониманием случившегося, потом слепой яростью. — Говори, придурок?! Ты ее ударил? Она в больнице?
Виталька встал, как вкопанный, ошалело уставился на осмелившуюся открыть рот сестру. Потом из глаз ушла слепая ярость. Он мешком осел на пол, обхватив руками коротко стриженную голову.
— Я ее… никогда не тронул бы пальцем, ясно? Она… я ждал ее всю жизнь, я все делал… я умолял… почему она не осталась? Почему?!
Он вдруг заплакал — жалобно, как в детстве, после очередной отцовской взбучки. Но Лиле было плевать на его скулеж. Дрожащими руками она вытащила сотовый, пытаясь набрать хорошо знакомый номер.
«Данный номер не существует...»
Равнодушный голос вызвал приступ ослепляющей злобы. Лилька швырнула телефон в стену, подскочила к брату и принялась трясти его за плечи:
— Она не могла уйти, слышишь?! Это ты виноват, мудила психованный! Ты! Довел ее своими вечными придирками и ревностью? Отвечай?
Виталий, и правда, очень ревновал свою феечку ко всему и всем. Но Ариша только смеялась и легонько щипала его за бок:
— Кто это у нас тут ревнивая косточка, а? Кому уши драть?
И все недовольство брата тут же таяло, как сахарный снежок. Он слишком любил Арину, даже голос на нее ни разу не повысил. Не мог он ее ударить или обидеть, настолько сильно, чтобы она просто ушла. И ни слова не сказала даже ей, Лиле. Что-то тут было не так, совсем не так.
Шли дни, а тоска не стихала. Уютная квартира снова превратилась в безликую серую тюрьму. Первое время Лиля пыталась отыскать невесту брата, но та будто растворилась в воздухе. Ни адреса, ни номера, ничего. Арина говорила, что до встречи с Виталькой жила где-то на съеме, писала статьи для какого-то женского журнала, а родителей у нее давно уже нет. А теперь выяснилось, что нет вообще ничего. Общие знакомые, которых Лиля пробовала расспрашивать, сначала только пожимали плечами, потом, постепенно, словно забыли, о ком идет речь.
— Арина? Какая Арина - Головлева? Не припомню такую… где работала?
— На дне рождения у Илюхи? Так, вы ж с Виталькой вдвоем были, нет?
— У твоего долбанутого братца девушка появилась? Да ладно, сам придумал, небось?
Оставалось признать, что Арина будто растворилась в воздухе. Если бы не Виталька, Лиля могла подумать, что сама нафантазировала ее себе от одиночества.
Но брат будто сошел с ума, после исчезновения феечки. Вечерами из его комнаты постоянно слышалась злобная ругань, он швырял вещи, что-то ломал, иногда начинал плакать. И все чаще смотрел на сестру тяжелым взглядом, будто обвиняя ее в случившемся. И не догадывался, что она винит его тоже. Больше того, Лиля была почти уверена, что он сам убил Аришку. Как подсознательно обвиняла в смерти отца. Этот его поганый блокнот - может, в нем вся разгадка?
Она все узнает. Плевать, что потом. Ариша… ее лукавые с искорками глаза, мягкие теплые руки, звонкий смех. Никто, кроме мамы, больше так не любил Лилю, не заботился о ней. Если психопат Виталька убил Аришку, она отомстит.
Брат, наконец, выбрался из комнаты. Тяжелой походкой прошагал к холодильнику, вытащил кусок сыра и майонез.
— Чего не спишь? — неожиданно буркнул он, сооружая кривой бутерброд. — На работу же завтра?
Лиля ничего не ответила брату, продолжая молча смотреть в заледенелое окно. Ее душа тоже была ледяной, как стекло — тронь, и пойдет трещинами, а потом разлетится ворохом колючих обломков. Виталий немного посопел, потоптался рядом, будто собираясь что-то спросить. Но так и не решился — ушел к себе, прихватив бутерброд и банку пива из холодильника. Сестра холодным взглядом смотрела ему в спину.
Она вернулась с работы раньше, чем обычно. Соврала что-то про плохое самочувствие. В последнее время она и правда, чувствовала себя нехорошо. Накатывала беспричинная слабость, в глазах то темнело, то мелькали белесые вспышки. Еда почти потеряла вкус и Лиля ела совсем мало. Бледный вид потвердил ее слова и девушку отпустили домой, отлеживаться.
Виталия дома не было. Редкий случай — из Москвы к нему приехал старый знакомый, приятель еще со школьной скамьи. Лиля вчера подслушала их разговор по телефону: значит, будут всю ночь квасить по барам, скорее всего, брат заявится только утром. Ей не было страшно — все притупила застарелая ненависть, незаживающей язвой разъедающая сердце. Все детство она прожила в страхе перед братом, потеряла по его вине отца, а потом и Аришу. Пришло время узнать правду.
Комната напоминала самый крупный свинарник из всех существующих. Пивные банки, пустые пластиковые тарелки с огрызками засохшей пиццы и недоеденных бутербродов, грязные носки, футболки. Запашок тоже был убойный. Морщась Лиля пробралась через помойные эвересты к столу, рывком выдвинула ящик. Блокнот был там — но в каком виде!
Похоже, им швыряли в стены, топтались сверху, облили то ли кофе, то ли чаем, еще и обложку всю почиркали ножом. Но чем же он провинился перед психопатом-хозяином?
Лиля включила лампу поярче, села на незастеленный диван с несвежим бельем и попыталась вчитаться в мелкие каракули. Уже через пять минут голова у нее заболела.
Судя по тому, что удалось разобрать, брат пытался сочинять какие-то рассказы. Сказки, басни? Непонятно. Пролистав немного вперед, она нашла карандашный набросок девочки, совсем крохи. Кого ей напомнила эта малышка с двумя смешными хвостиками и плюшевой обезьянкой в руке? На животе светлого платьица была нарисована кривоносая рыбина. Килька? Это что — брат ее саму рисовал?
Никаких дат сверху не было — если тут «Лильке» годика два, то ему не больше семи. Поэтому рисунок вышел неуклюжим, кривобоким. Но даже таким он чем-то цеплял глаз. Вот только никакой обезьянки Лиля не помнила в упор. Даже старые детские фото не сохранили ее в таком виде — с хвостиками и плюшевой обезьяной. Может, это и не она вовсе?
Дальше шла стена почти нечитаемого текста, но несколько тревожных фраз удалось выхватить.
«Мама плачет… всегда плачет… сказал, что лучше бы не она… любит ее больше… не хочу, чтобы всем было плохо… вчера снова приступ...»
Лиля потерла глаза. Похоже, кто-то заболел в то время, она или мама? А Виталька сильно переживал. Ладно, это неважно. Наверное, тогда он еще не рисовал всякие гадости.
Рисунки и текст расплывались перед глазами. Страницы с жуками на полях она пролистнула как можно скорее. Блокнот оказался исписан почти до конца. С предпоследних листов улыбалась… Ариша. Как живая. Ее Виталька раскрасил — золотисто-зеленые глаза, пушистая светла челка, розовые губки. Вот она с распущенными волосами, знакомой заколкой-бантом, двумя смешными косичками. Последние страницы были закапаны чем-то, нарисованное личико расплывалось от темных пятен.
Не глядя, Лиля сунула руку в карман. Она думала перерезать горло проклятому недописаке, когда он вернется домой пьяный вусмерть, но есть способ получше.
— За папу тебе… за Аришку! Не знаю как, но ты их убил! Будь ты проклят, слышишь?!
Листы долго не хотели загораться, дымились и темнели, испуская едкий чад.
Но постепенно пламя занялось. Она сидела на диване, глядя как огонь медленно пожирает страницу за страницей. Ковер вокруг тоже чернел, постепенно опаляясь. Хорошо, что она машинально прихватила с собой зажигалку, забытую в раздевалке кем-то из девчат.
Лиля попыталась вдохнуть, но внезапно закашлялась. Изо рта повалили клубы дыма. Она скорчилась на диване, не в силах дышать. Сквозь пелену слез было видно, как в комнату ворвался чей-то силуэт. Сдернув с дивана одеяло, набросил его на тлеющую книгу и начавший разгораться все больше огонь.
— Дура… какая же дура… Лиля, Килька! Посмотри на меня! Дыши!
Голову приподняли сильные руки, в губы ткнулся стакан с водой. Но она уже не могла погасить сжирающее изнутри пламя.
Лиля закрыла глаза, положив голову на плечо брата. Ей хотелось коснуться его, посмотреть в лицо. Но кожа рассыпалась ломким пеплом. Скоро от нее не останется ничего, кроме серой пыли.
И Виталька останется совсем-совсем один. Бедный...
Откуда-то издалека, из темного омута памяти, всплывали обрывки прошлого. Не ее прошлого, чужого.
Резкий запах лекарств, незнакомые голоса вокруг, опухшие, красные от слез мамины глаза. Суетились вокруг люди-привидения в белых одеждах. Болела грудь и было тяжело дышать. В носу торчала противная трубочка, хотелось ее убрать, но руки казались сделанными из ваты. Рядом что-то резко пищало, постепенно становилось темно и очень тихо.
Она сидела на широком диване и с любопытством теребила в руках старого медведя с большими зубами. Какие противные у Витальки игрушки! А где же ее любимая Анфиса?
Братик недоверчиво смотрел на нее из другого угла комнаты, и глаза у него были смешные - каждый с блюдце. К груди он прижимал толстый блокнот с яркой обложкой. Такие же смешные глаза сделались у мамы с папой, когда, наигравшись вдоволь, она захотела сладкого и выбежала на кухню.
Потом был торопливый шумный переезд в другую квартиру, далеко-далеко от старого дома. Родители часто обнимали Лилечку, и настойчиво говорили, что никакой страшной больницы и людей в белом не было. Ей просто приснился плохой сон. А обезьянка Анфиса, должно быть, убежала в свою сказочную обезьянью страну. Прошло время, и сама Лиля в это поверила.
Виталька знал правду, все эти годы. Знал, и притворялся, что нарисованная Килька на самом деле его маленькая сестра. Что она не умерла тогда, в больнице. И далеко-далеко отсюда, на кладбище, нет маленькой могилки, с давно истлевшей внутри девочкой, прижимающей к себе плюшевую обезьяну. Не поэтому ли брат всегда держал ее на расстоянии, зная, что однажды она исчезнет без следа.
Как исчезли нарисованные им жуки, неведомые птицы, до сердечного приступа напугавшие отца? Как Аришка... бедный глупый Виталька... он создал ту, которую любил больше жизни, надеясь, что его любовь удержит, не даст уйти. Увы, ни одна его иллюзия не стала по-настоящему живой. А страниц в блокноте осталось всего-ничего.
- Прости, Килька, прости... - слезы капали ей на лицо, стекая по руке Виталия черными потеками сажи. - Лиль... слышишь меня?
Невесомая ладошка коснулась его щеки, мокрой от слез, оставив серый след. Лиля улыбнулась, не открывая глаз. Ей было хорошо. Откуда-то повеяло знакомым цветочным ароматом духов:
— А вот и наша бабочка! — прозвенел знакомый голосок. И за спиной с шорохом начали расправляться невидимые легкие крылья…
Автор: Effi
Источник: https://litclubbs.ru/duel/slonotjap-2-28.html
Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!
Подписывайтесь на наш второй канал с детским творчеством - Слонёнок.
Откройте для себя удивительные истории, рисунки и поделки, созданные маленькими творцами!
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
Читайте также: