Сельские учителя
Когда читаешь в Одноклассниках какие-либо комментарии к школьным фотографиям, ностальгические вздохи о детстве и юности, то в отношении всех учителей только превосходная степень. Что ни учитель или учительница, то обязательно «от Бога». Правда, и учителя, читающие эти строки, как-то не возражают. Хотя от комментариев воздерживаются. Все-таки разные эпохи нашей школы, разные учителя и разные ученики. Или «что-то с памятью моей стало…» Но все-таки и в ней появляются просветы и тогда вспоминается 1955 год, старая школа в здании бывшей церкви на Базаре, где учились от первого до шестого класса. Пятый класс «В», в котором осели второ…, третье… и четверогодники самых разных возрастов. Некоторые прямо из-за школьной парты садились в зимние сани, с запряженной в них резвой лошадкой, увитой лентами, на дуге которой раскачивался и звенел колокольчик. В санях он, мой одноклассник со своей невестой едут по селу, у него свадьба, он везет себе жену… Рядом с новобрачными гармонист, уже полупьяный наяривает на гармошке, а на второй подводе, вплотную к первой едет дружок. Он опоясан чрез плечо расшитым рушником и в руках держит наизготовку четверть с самогоном. Въехал свадебный экипаж в уличный лабиринт хатенок, а тут уже поперек дороги веревка-ворота. И толпа жаждущих выпить. Гоп-стоп свадебный. Остановились, гармонист, не замечая ничего рвет меха своей гармошки, щелкает клавишами трехрядки, и гармошка продолжает свой заливистый мотив. А дружок спрыгивает с саней, выдергивает из горлышка бутыли бумажную затычку и достает из кармана стакан. Всем жаждущим по полстакана, все довольны, едут дальше. Все, одним одноклассником стало меньше. А класс «не заметил потери бойца и песню свою он допел до конца.» В классе, как будто специально отсортированы, собраны ребята из соседних деревень с не самыми лучшими манерами. На переменках они бегают в уличный туалет, где успевают выкурить самокрутку, а вернувшись в класс, источают аромат никотинового перегара. Учителя мужчины делают вид, что не чувствуют этот запах, а может свое курение его перебивает. А вот женщины чувствуют это издалека. Тут уже мимо не пройдешь и обыска не избежать. Но редко когда достается ей какая- ни будь добыча. Все тщательно замаскировано и только у зазевавшегося курильщика она может извлечь на стол кучу махорки, газетный блокнотик для цигарки и спички. К директору уже не ведут-бесполезно. Зато в общении этих одноклассников о женщинах учителях редко слышны имена отчества. Все больше Маришка, Раиска, Салтычиха, Трехщепочная. Что в отношении учителя мужчины встречается редко. Мужчин в основном по имени отчеству. Хотя к тем, кого особенно боятся, могут применить и кличку. Были там такие прозвища, как Микурон, Скалозуб, Хвандер. Хвандер-это Феофан Михайлович, учитель русского. Его все страшно боялись, а он был лучший учитель русского языка и всем давал такие знания, что потом долгие годы ученики благодарили его за полученные знания. А Микуроном звали Николая Гавриловича Богословского, учителя начальных классов. Вид он имел грозный, голос громкий и резкий, тембр голоса церковный. Происходил он из церковников, и по традициям дореволюционной церковноприходской школы учил своих отроков не только словами. Мог, если это было необходимо, и вмазать куда следует. Хотя рукоприкладством в классе иногда грешили и женщины учителя дореволюционного воспитания. То указкой по лысине огреет, то тетрадкой грязнули ученика пройдется по физиономии. Были такие, что швырялись в опостылевшего двоечника и хулигана куском мела, размером с куриное яйцо. Правда, учителя- то были не «долгоиграющие»- их присылал Новозыбковский пединститут, они отрабатывали положенные три года и уезжали. Поэтому в памяти оставались единицы. Оседали в селе единицы. Вот о них-то и чаще всего вспоминают ученики.