Как обнаружил этолог Конрад Лоренц, у многих видов присутствуют сдерживатели внутривидовой агрессии. Сильнее всего они выражены у тех из них, представители которых способны с лёгкостью убить особь приблизительно своего размера. Описывая собственные наблюдения за волками, он показал, как сдерживатели агрессии активируются, когда один волк демонстрирует другому жесты подчинения, подставляет ему свои уязвимые части тела, такие как шея или брюхо. В результате оцепеневший агрессор не может продолжать нападение. Также наблюдения за воронами показали, что они не выклёвывают друг другу глаза, даже во время стычек[1][2].
Большое количество таких наблюдений от разных исследователей перечислил этолог Иренеус Эйбл-Эйбесфельдт. Крабы-скрипачи ввиду своих анатомических особенностей не раскрывают свои клешни достаточно широко, чтобы нанести оппоненту увечья во время стычки. Многим видам рыб, ящериц и млекопитающих свойственна ритуализация сражений. Примечателен пример антилоп вида орикс, которые аккуратно обращаются со своими острыми рогами в стычках с сородичами, но при этом используют их в полную меру при защите от львов. Также стоит упомянуть о ядовитых змеях, многие из которых во время стычек извиваются, преувеличиваются, толкаются, но при этом не совершают укус и даже не демонстрируют своё оружие[3][4]. Аналогичным механизмом обладают даже совсем примитивные существа. Так, у крайне смертоносных кубомедуз присутствует химический блокиратор, который не позволяет их щупальцам выпускать яд при столкновении с сородичем. В то же время все остальные существа поражаются автоматически[5].
Как продемонстрировало исследование 1024 видов млекопитающих, лишь в приблизительно 40% из них можно наблюдать летальное насилие, то есть случаи гибели особей от агрессивных действий со стороны представителей собственного вида (включая инфантицид, каннибализм и межгрупповую агрессию). Общая статистика показывает, что лишь в 0,3% случаев причиной смерти у млекопитающих является летальное насилие[6]. Многие исследователи пришли к выводу, что большая часть внутривидовой агрессии является нелетальной, и эволюционно успешными являются индивиды, которые избегают конфликтных ситуаций, с большой вероятностью способных привести к поражению или травмам[7].
Почему же, несмотря на определённые выгоды, которые может давать насилие, в ряде ситуаций существует эволюционное давление к его сдерживанию (ингибированию)? Мы это поймём, если не будем рассматривать его в отрыве от обстоятельств среды. Огромную роль играют два фактора – наличие сильной врождённой вооружённости и неспособность сбежать от насилия (ввиду ограниченности ареала обитания, зависимости от социального образа жизни или других причин), что приводит к слишком частому возникновению конфликтных ситуаций. Ввиду них риски насилия могут стать слишком высокими, чтобы получаемые от него выгоды их компенсировали. Оно перестаёт быть эволюционно стабильной стратегией поведения. Конечно, не стоит забывать, что и другие факторы могут влиять на отбор. Например, у карликовых шимпанзе (бонобо) отбор против насилия происходит попросту по той причине, что самки отказываются размножаться с агрессивными самцами и собираются группами для защиты от таковых[8].
Наблюдения Лоренца и многих других исследователей демонстрируют нам, что насилие не является эволюционно неизбежным явлением. Кроме того, подобные наблюдения, как показали многие исследования, включая антропологические и военные, зачастую являются справедливыми и по отношению к человеку, и теория Лоренца уже была адаптирована нейробиологом Джеймсом Блэром к случаю людей в виде модели механизма ингибирования насилия, которую мы ещё не раз будем подробно обсуждать в следующих материалах.
О проблеме насилия, его природе, способах его искоренения и достижения свободного общества: Antiviolence.io
