Такой душераздирающей картины это старое кладбище не видело, наверное, давно. У могилы, обливаясь слезами, сидела на коленях светловолосая женщина лет тридцати и дрожащими пальцами водила по керамическому фото.
— Мама... Мамочка моя... Зачем ты меня оставила?.. Как я теперь без тебя? Мама...
Проходящие мимо люди сочувственно качали головами, женщины прикладывали платочки к глазам, мужчины отводили взгляды, а стоящая рядом с могилой шатенка держала ладонь на плече безутешной дочери, не говоря ни слова и давая подруге выплакать всю свою боль.
Тут блондинка подняла мокрое лицо и спросила подругу:
— А ты? Ты никуда не уйдёшь, Наташа?
— Нет, Танюша, никуда. Буду с тобой столько, сколько нужно. Пойдём, моя хорошая. Люди ждут в кафе. Вставай. - обняла за плечи подругу Наталья.
Женщина нехотя поднялась, распрямляя затёкшие ноги и никак не решаясь отпустить новый деревянный крест. Затем, глубоко и прерывисто вздохнув, приняла из рук Наташи сухой платок и, поправив цветы и венки, позволила себя увести.
За столом Таня не притронулась к еде, пока все произносили речи и не чокаясь, опрокидывали в себя спиртное. Она смотрела в пустоту, периодически закрывая глаза руками с платком и дёргая плечами, беззвучно рыдала. Наташа подвинула к ней тарелку и с надеждой сказала:
— Танюш, ну, хоть что-нибудь поешь, моя... С вечера ничего не ела...
— Наташ, как ты не поймёшь? Мне кусок в горло не лезет, а ты мне пихаешь опять! Не хочу я...
— Прости, прости, не буду больше. Давай, я чаю попрошу тебе принести горячего?
— Чаю? - она подняла глаза на подругу. — С лимоном?
— Если хочешь, с лимоном.
— Хочу. Мама очень любит... Любила такой... - она вновь приложила платок к лицу и заплакала.
Потихоньку все разошлись, и Наташа, забрав заботливо сложенную официантами в контейнеры еду, овощи и фрукты, усадила Таню в машину.
Вечером, с трудом заставив подругу принять душ, она стояла под дверью и прислушивалась - из ванной сквозь шум воды раздавалось приглушённое рыдание и неразборчивая речь.
— Танюш, всё хорошо?
Подруга прекратила плакать и ответила:
— Если ты меня имеешь в виду, то да. Я в порядке. Почти... Скоро буду.
— Давай, моя, я постелила тебе.
Проводив Татьяну, Наташа, будто старшая сестра, прикрыла ту одеялом и включила ночник.
— Не уходи, Наташ... - Таня взяла подругу за руку.
— Я сейчас вернусь, только чай свой возьму, хорошо?
Таня кивнула и Наташа, захватив чашку и печенье, забралась с ногами на кровать и открыла книгу.
— Я тебе почитаю вслух, а ты закрой глаза и представляй всё, о чем рассказывается, ладно?
Едва заметно качнув головой, Татьяна подтянула одеяло к лицу и, свернувшись калачиком, зажмурилась.
Дойдя до девятой страницы, Наташа кинула взгляд на подругу и увидев, что та, наконец, уснула, тихонько спустилась и босиком прошла в кухню.
***
За полгода до этого скорбного дня Татьяна сказала подруге, что мама в больнице.
— Что с ней, Тань? - тревожно спросила Наталья.
— Сердце.
— Врачи что говорят?
— Ничего особенного. Лечим, говорят. Делаем, что можем. Но возраст- есть возраст.
— Надежда есть?
— Есть. У меня. Врачи прогнозов не дают.
— Это самое главное, Тань. Ты, главное, верь, что всё будет хорошо. Ей очень нужна твоя поддержка. Ты когда поедешь к ней?
— В субботу. Ты со мной?
— Не вопрос.
При виде дочери и её близкой подруги, Тамара Ивановна выпрямила спину и сделав вид, что чувствует себя отлично, улыбнулась и бодро сказала:
— Вот это да! Какие люди!
Всё время, пока женщины были в холле больницы, мама Тани шутила и рассказывала байки и истории из жизни, а когда женщины ушли, разом ссутулившаяся фигура её будто уменьшилась в размерах. Потухшим и полным безнадёжности взглядом провожала она дочь и подругу, а заблестевшие в глазах слёзы предательским комом стали в горле. Сказать дочери о предупреждении врачей, что третьего инфаркта, как и любого потрясения, она не перенесёт, Тамара не смогла, и её внезапная смерть спустя шесть месяцев стала для Тани настоящим шоком.
Татьяна, как могла, выкарабкивалась из состояния полной опустошённости, но прошло пять месяцев, а она всё также плакала ночами и с любовью гладила фото обожаемой мамы.
На момент смерти Тамаре было семьдесят два года, а Тане - тридцать. Татьяна была поздним ребёнком - так говорила мама, и порой на вопросы воспитателей, учителей и родителей, которые принимали Тамару за бабушку, девочка обиженно восклицала:
— Это не бабушка! Это моя мама!
Связь между матерью и дочерью была настолько сильной, что даже представить себе возможную потерю мамы Татьяна не могла. Они любили друг друга такой любовью, которую невозможно описать кратко - в их отношениях было столько заботы, нежности и внимания, что порой казалось - мать и дочь одно целое. И тем поразительней была такая разница в возрасте мамы и дочки, но, наверное, именно сознательное материнство и позволило Тамаре стать настоящим другом дочери.
Поэтому смерть матери стала для Татьяны настоящим ударом. С огромным трудом собирая себя по кусочкам, женщина чувствовала, что с уходом мамы она потеряла часть души, а вместе с ней - опору, понимание, безусловную любовь и принятие.
— Знаешь, Наташ, - сказала как-то она подруге, — Сегодня, видя, как падает звезда, не удержалась и загадала желание.
— Какое?
— Я сказала: Мама, пожалуйста, вернись!
— Но ты же понимаешь...
— Понимаю, умом. А сердце кричит другое и надеется на чудо... - всхлипнув, произнесла тихо Таня.
— Отпусти её, Танечка... Отпусти...
— Не могу, Наташ, изо всех сил стараюсь, но ничего не выходит...
— Может, к батюшке сходим?
— Не нужно. Ты же знаешь, мама не любила это дело...
— Смотри сама... Но если передумаешь, я тебя отвезу.
***
В то утро Татьяна собрав всю волю в кулак, собиралась на работу и уже открыла входную дверь, как вдруг перед ней возникла фигура женщины в грязной засаленной куртке, спортивных штанах с вытянувшимися коленками и ботинках не по размеру. Женщина, дыхнув на Таню застарелым перегаром, сказала, оскалив беззубый рот:
— О, здрасьте!
Татьяна отшатнулась и спросила брезгливо:
— Вам кого?
— Тебя, кого ещё?
— Что вам нужно?
— Как что? Я пришла в наследство вступать.
— О чём вы? - Таня закрыла квартиру на ключ и бросила его в сумку, пытаясь пройти мимо дурно пахнущей мадам и не испачкаться.
— Как - о чём? Имею право. Я - дочь.
— Чья?
— Как чья? Бабки твоей!
— Ничего не поняла. Какой бабки? Какая дочь? Что за бред?
— Ну ты, мать, даёшь! - захихикала женщина, хлопнув себя по бокам. — Тамара Тимофеева тут жила?
— Ну да.
— Тогда всё правильно. Я - её дочь, Маша.
— Вы ошибаетесь. У неё только одна дочь. И это я.
— Чего? Какая ты дочь? Ты - её внучка! А дочь ты - мне! Это я, я тебя родила! - тыча себя грязным пальцем себя в грудь, воскликнула оборванка.
Таня побледнела и прислонилась спиной к холодной стене подъезда. В ушах зашумело, перед глазами поплывшие круги отделили от неё реальность и она, сильно потерев виски руками, спросила:
— Сколько вам лет? Я вам не верю.
— Мне-то? Скоро сорок пять будет.
— Тогда вы точно врёте. Мне тридцать один через два месяца. Получается, что вы меня на четырнадцать лет всего старше.
— Ну, правильно! - она вновь обнажила беззубый рот. — Я тебя в четырнадцать и родила. А потом мать тебя на себя записала, когда я ушла из дома.
— Ушла?
— Да, а что мне, всю жизнь, что ли, с пелёнками, да распашонками ковыряться? Я жить хочу, а не в четырёх стенах сидеть! - гордо заключила женщина.
— А документы у вас есть?
— А то! - она полезла за пазуху и достала потрёпанный паспорт, пахнущий давно немытым телом и алкоголем. — Вот, смотри.
— Тимофеева Мария Борисовна. - пробормотала Татьяна и подняла глаза. — Не может быть...
— Чтой-то не может? Ещё как может! Впускай меня, давай! Тут и моя доля есть!
— А вот тут вы ошибаетесь, уважаемая. - не двинулась с места Таня, протянув документ незваной гостье.
— Это почему же? - напирала бомжиха.
— Потому что, первое: вы здесь не прописаны. И не живёте в этом доме больше тридцати лет.
— И что? Законы знаем, не гони! Я - наследница, этой, как её... А! Первой очереди! Так что, отворяй, сказала! Посмотрю, в каком состоянии моя жилплощадь!
— И второе: всё, что принадлежало маме, оформлено на меня в прошлом году.
— И чё? Оспорить, думаешь, не смогу? - подбоченилась женщина.
— Не получится.
— Ну да, конечно! Это у тебя не получится! Я сейчас друзей позову, они тебя вмиг вышвырнут отсюда!
— Только попробуйте! Я полицию вызову.
— С чего вдруг? Моя квартира, имею право здесь жить!
— Не ваша, а моя. По дарственной. Оспорить не получится.
— Чего? По какой ещё дарственной? По закону, половина квартиры моя! Открывай, сказала! - она двинулась в сторону Тани, сдвинув брови и выдвинув нижнюю челюсть.
На крик вышла соседка.
— Таня, у вас всё хорошо?
— Ирина Ивановна, вызовите, пожалуйста, полицию! В мою квартиру пытаются проникнуть неизвестные! - крикнула Таня через голову Марии.
— Не надо, не надо, всё, ухожу. - женщина развернулась и через плечо бросила со злостью: — Но ты не расслабляйся, поняла? Приду ещё.
— Не стоит. Я предупредила: явитесь - нарвётесь на стражей порядка.
— Посмотрим ещё, кто нарвётся! - буркнула бомжиха и спустилась по лестнице вниз.
— Кто это? - спросила соседка.
— Не знаю. - пожала плечами таня. — Говорит, что мать моя... Совсем с ума сошла по пьянке.
Ирина Ивановна внимательно посмотрела на Татьяну и поманила рукой со словами:
— Зайди ко мне.
Таня, ничего не понимая, зашла следом за соседкой и опустилась на диван в гостиной.
— Танечка, теперь, думаю, можно тебе рассказать. Томочки нет, поэтому она уже не будет против.
— Что рассказать? - испугалась женщина.
— Слушай. - Ирина открыла шкаф и достала какие-то бумаги. — Тридцать лет назад она оставила у меня вот это.
— А что это?
— Это справка о твоём рождении и отказ твоей матери от тебя.
— Не понимаю ничего. - она вскинула глаза на соседку и вновь принялась читать. — Мать - Мария Тимофеева... Отказ... Свидетельство об удочерении... - Так вы хотите сказать, что...
— Именно, Танечка. Это она сейчас приходила. Твоя настоящая мать. Она всегда бедовой была, в тринадцать лет связалась с каким-то ухарем шестнадцатилетним, он её и соблазнил. В четырнадцать родила, а в роддоме сразу отказалась от тебя. Тамара все пороги оббивала, кланялась, кому-то на лапу дала, но добилась, чтобы внучку на неё записали. А через три месяца, устав от твоего плача и забот, Машка сбежала с новым ухажёром, перед этим украв все деньги из материного кошелька. Тома тогда так плакала, даже за дверью слышно было. Ну, я и постучалась к ней. Она мне бумаги отдала и сказала хранить до поры. И дарственные она на тебя сделала, зная поганую натуру Машки. Она приходила пару раз, пока ты маленькая была и деньги требовала за молчание.
— И что? Мама платила?
— Конечно! Сама порой не доедала, когда дочурка выгребала всю зарплату, но ты никогда бы не узнала ни о чём до сегодняшнего дня. Вот такая у тебя бабушка была.
— Нет, Ирина Ивановна. Она не бабушка. Она - самая настоящая мама. И другой мне не надо. Потому что лучше её нет и не будет никогда.
***
Мамы не стареют!
Мама не стареет! Мама устаёт…
Дом заботой греет, близких бережёт.
Так переживает за своих детей,
Что не успевает жить в рассвете дней…
Мама укрывает спящего сынка.
Всю печаль снимает мамина рука.
Голос нежный льётся чистою рекой.
Мама улыбнётся – и в душе покой…
Мамы красивее в мире просто нет.
Вовсе не тускнеет глаз любимых свет.
Для души ребёнка детской и святой
Мама будет вечно самой молодой!
Не морщинки это чертят полукруг,
То усталость где-то проявилась вдруг.
Но как только мама отдохнёт, поспит,
Красотой своею даже Звёзд затмит!
Молодость прекрасна, спору нет, хотя
Женщина, что держит на руках дитя,
Остановит время, снова расцветёт.
Будет восемнадцать маме круглый год…
Пусть промчатся годы, мамина душа
Вне законов моды также хороша.
Даже если будут бабушкою звать,
Бабушке по виду – где-то двадцать пять…
И теперь невестке старший внук поёт:
«Мама не стареет! Мама устаёт.
Но как только мама отдохнёт, поспит,
Красотой своею даже Звёзд затмит!»
© Copyright: Ирина Самарина-Лабиринт, 2012
Искренне благодарю вас за то, что потратили на прочтение своё драгоценное время! Если вам пришлось по душе моё скромное творчество, поддержите репостами, лайками, подпиской или угостите кофе: 2202 2032 9141 6636 (Сбер). За любое содействие - низкий поклон! Всегда ваша, Елена С. ©