Во время написания научной статьи о когнитивном влиянии, которая была написана в соавторстве с профессором, доктором политических наук, профессором кафедры сравнительной политологии МГИМО МИД России Еленой Георгиевной Пономаревой[1], я поставил задачу посмотреть как можно больше фильмов о военном конфликте в бывшей Югославии, чтобы сделать вывод о том, как этот конфликт преподносят на Западе. Я предвидел, что ничего хорошего в этих фильмах о сербах не покажут, но мне нужно было предоставить доказательную базу о том, что коллективный Запад использует кинематограф для демонизации сербского народа. Среди фильмов мое внимание привлек «Дара из Ясеноваца». Фильм не о конфликте в странах бывшей СФРЮ, но также о трагедии сербского народа во время Второй мировой войны, когда около 700 тысяч сербов было убито хорватскими усташами. На мой взгляд, каждый человек должен посмотреть этот фильм, чтобы понять трагизм сербских детей как невинных жертв той войны. Через некоторое время в телеграм-канале «Балканист» мне на глаза попалось интервью с Наташей Дракулич[2], сценаристом этого фильма. Из этого интервью я узнал, что Наташа в свое время сама была беженкой во время сербско-хорватского конфликта, а именно во время хорватских операций по изгнанию сербов из Сербской Краины. Благодаря знакомым и коллегам удалось разыскать Наташу и задать ей несколько вопросов относительно ее трагичного опыта. Особенно это актуально в преддверии очередной годовщины карательной операции против сербов, которая произошла 4 августа 1995 года под кодовым названием «Буря».
- Наташа, добрый день! Спасибо большое, что нашли немного свободного времени в своем плотном графике. Давайте вернемся в те трагичные дни, когда Вы были еще подростком. Что Вы можете рассказать о причинах войны 1991-1995 годов в Югославии? Что вы делали, когда началась война? Сколько вам было лет, когда начался конфликт?
- Причины сложно объяснить в нескольких предложениях. Если говорить кратко, это было неизбежным следствием нерешенных вопросов во время Второй мировой войны, особенно на территории Хорватии, где значительная часть сербского населения была тогда уничтожена хорватскими усташами. Убийства были жестокими. Концентрационный лагерь Ясеновац — крупнейшее место смерти, единственный лагерь, в котором был собственный подлагерь для детей, но таких мест было гораздо больше. Это также тема моего фильма «Дара из Ясеноваца». Многие члены моей ближайшей семьи погибли в концентрационных лагерях, тогда как после окончания Второй мировой войны и с созданием коммунистической Югославии выжившие пытались скрыть свой опыт, не говорить о нем, надеясь, что никаких разделений между народами больше не осталось. Систематическое подавление религии – и в тех регионах Хорватии (я из Лики, но, когда я говорю «эти регионы», я также имею в виду Далмацию, Кордун, Банию и Западную Славонию, где сербы составляли большинство населения с 15 века и были опорой защиты Европы от Османской империи). Церковь была пристанищем культуры, грамотности и часто местом функционирования первых школ. Как только народ лишился такой важной основы культуры и самобытности, как Православная церковь, он был застигнут врасплох распадом коммунизма и приходом к власти национальных партий, таких как ХДС Туджмана.
Когда в 1991 году началась война, мне было 12 лет, а это значит, что я также помню хорошие времена, когда единственная война, которую мы знали, была той, о которой мы узнали из учебников по истории, и когда мы никогда не думали, что это может случиться с нами. Но я также очень хорошо помню все, что произошло четыре года спустя, после операции «Буря» и тот момент, когда я стала беженкой.
-Помните ли вы настроения сербского народа при образовании Сербской Краины? Как люди жили, каково было их финансовое положение?
- Конечно же я помню и я считаю, что если бы тогда не образовалась Сербская Краина, ни одного серба там не осталось бы в живых. Однако по иронии судьбы там все равно не осталось ни одного серба, потому что все мы бежали после операции «Буря» в 1995 году, и очень немногие из нас вернулись, чтобы жить там снова. В основном это были пожилые люди, такие как моя бабушка, которая вернулась туда, чтобы умереть у собственного очага. Настроения после Франьо Туджмана и его национальной партии Хорватский демократический союз (ХДС), который, однозначно, заигрывал с усташской идеологией и наследием Независимого государства Хорватия (НГХ), были пугающими еще в 1990 году. Высокопоставленным чиновником ХДС, а затем и министром обороны был Гойко Шушак, видный хорватский эмигрант, происходящий из семьи усташей. Я до сих пор помню ужас в глазах моей бабушки, когда она смотрела их предвыборные митинги. Внезапно была восстановлена пресловутая шахматная доска, символ НГХ, из-за которой многие члены моей семьи, как со стороны моего отца, так и со стороны матери, лишились жизни самым жестоким способом – будучи убитыми и подвергнутыми пыткам.
В месте рождения моей бабушки, в деревне Дебело Брдо, деревня Йошани, на главной дороге стоит церковь. Удивительно, но тогдашние партизанские власти согласились опубликовать имена погибших в селе только при условии, если рядом с церковью будет установлен памятник Народно-освободительной армии. И список имен, конечно же, просто ужасает. Там было убито много годовалых детей, многим было по два-три года, и рядом с именами написано, как они умерли. Самая ужасная надпись – зарезаны усташами. Многие преступления Второй мировой войны замалчивалисьради этого коммунистического братства и единства, которое резко рухнуло пятьдесят лет спустя с приходом к власти хорватских националистов.
Какие варианты тогда были у сербов? Ждать, пока тебя снова зарежут, как пятьдесят лет назад, или попытаться защитить себя. Я считаю абсурдной терминологию, которую использовала хорватская сторона на протяжении менее четырех лет существования Республики Сербская Краина – оккупированная территория. Я, честно говоря, не понимаю, как кто-то может занимать собственный дом и землю, которая веками принадлежала нашей семье. Эти четыре года были тяжелыми, особенно когда у нас не было никакой физической связи с Сербией. В течение первого года, хотя и происходили конфликты на Плитвицких озерах, примерно в 15 километрах от моего родного города Титове-Коренице, начиная с 31 марта1991 года, когда мой покойный отец также был арестован и жестоко избит хорватской полицией, напуганные люди просто молчали и с надеждойсмотрели на мирные протесты, происходившие в Боснии и Герцеговине, полагая, что еще есть время положить всему конец. Но когда и там прозвучали первые выстрелы, мы просто жили одним днём. Вскоре прибыл корпус мира UNPROFOR. В нашем городе дислоцировались батальоны из Чехии и Канады. Перемирие было нарушено. В день операции «Буря» UNPROFOR установили колючую проволоку, и, к сожалению, я знаю случаи, когда они передавали оставшихся сербских солдат, которые сдались им после благополучной эвакуации гражданского населения. Когда гражданское население смогло эвакуироваться при непосредственной защите сербских войск, они тогда сдались. Одним из них был мой учитель физкультуры Здравко Совиль. У нас не было никаких известий о нем после того, как UNPROFOR сдали его хорватской армии, и его тело так и не было найдено по сей день. Тогда сдалось около 2000 сербских солдат и их до сих пор не могут найти, однозначно, они были убиты. После операции «Буря», его семья провела некоторое время в Сербии, а потом переехала в Норвегию. Сегодня, спустя почти тридцать лет, когда у его детей уже есть свои дети, единственное, что им хотелось бы знать, — это местонахождение его могилы. UNPROFOR и Корпус мира не сделали абсолютно ничего, чтобы защитить нас. Это были тяжелые времена в Краине, времена постоянной неопределенности, кровожадных нападений хорватов, таких как, например, операция в Мали-Алане в январе 1993 года, когда хорватские солдаты замучили и убили 22 солдата и медсестру всего в 100 метрах от контрольно-пропускного пункта UNPROFOR. Затем была также операция «Карман Медак», еще одно нападение хорватской армии в сентябре 1993 года, когда несколько деревень были разграблены и разрушены, а более 80 сербских мирных жителей были убиты и сожжены. Некоторые из них еще предстоит идентифицировать, и организация Veritas мужественно борется за это даже спустя все эти годы. Это была не последняя подобная атака перед операцией «Буря», но UNPROFOR и тогда, и каждый раз закрывали глаза на все, что там происходило. Вот почему жизнь была, как я уже сказал, постоянной неопределенностью, ожиданием чего-то плохого. Связь с Сербией через сербскую часть Боснии была установлена только после прорыва коридора в 1992 году и восстановления транспортного движения. Магазины были пусты, электричества не было. К счастью, это был сельскохозяйственный район, улюдей был скот, поля, зерно, огороды, картошка… Так что, по крайней мере, мы не были голодными.
- Кто больше был заинтересован в развязывании война в Югославии – Германия, США или Великобритания?
- ЦРУ предсказало распад Югославии задолго до того, как он произошел на самом деле. Очевидно, что Югославия была занозой вглазу для многих. Когда-то там люди жили хорошо. Они могли путешествовать куда угодно. После окончания учебы их всех ждала работа и жилье, но все это была пирамида, которая рухнула, как карточный домик, потому что многие вещи были «заметены под ковер». Население некоторых республик не понесло ответственности за преступления во время Второй мировой войны. В других коммунистических странах было гораздо сложнее. У меня много коллег из Болгарии и Румынии, с которыми я часто беседую о тех прошлых временах, особенно о семидесятых и восьмидесятых годах, когда они видели в Югославии землю обетованную. Но посмотрите на на все, что пришлось пережить нам, сербам. Война — лучший способ отвлечь внимание от того, что действительно важно, и кого-то это устраивает. Я бы даже сказала, что это можно было предотвратить, но кого-то это определенно устраивало. Конечно, это можно было предотвратить. На мой взгляд, больше всего в войне виноваты иностранцы. Почему-то мы, сербы, всегда были для них занозой в глазу. Сербская армия совершила удивительные подвиги во время Первой мировой войны. Их героизм будет изучаться до скончания веков во многих военных академиях. Как мы вдруг перестали дружить со всеми этими союзниками — вопрос, на который я не могу ответить. Сами британцы выбрали Тито и смыли в канализацию короля Петра II Карагиоргиевича, который тогда находился в изгнании. Они поддержали Тито в его борьбе с фашизмом только для того, чтобы, например, Германия первой признала независимость Независимого государства Хорватия в 1991 году, несмотря на ее открытоезаигрывание с фашизмом. Может быть, они сделали это потому, что хотели очистить свое прошлое от грязи, я не знаю.
- Вы помните тот момент, когда в Ваш город прибыли хорватские солдаты и наемники из США, какие преступления они совершали против местного населения?
- Пока существовала Сербская Краина, этобыла максимально безопасная территория, несмотря на конфликты, но это был своего рода анклав. Потом произошло коллективное нападенеи и нам пришлось бежать, спасая свои жизни. Это правда, что в хорватской армии были наемники. Это не секрет, как во время конфликтов в Хорватии, так и в конфликтах с сербами и мусульманами во время войны в Боснии и Герцеговине. Их имена являются общеизвестной информацией, особенно тех, кто принимал участие в операции «Медак Карман». Некоторые из них до сих пор живут в Хорватии, поскольку им дали гражданство. Что интересно, голландцы составляют большинство в этом списке.
-Что вы помните о ситуации, когда вы были вынуждены бежать? Кто был с вами (родители, двоюродные братья, друзья)?
- Это было очень трудное время. В мае 1995 года хорватская армия провела операцию «Молния» в Западной Славонии, снова под непоколебимым присмотром UNPROFOR, на этот раз иорданского корпуса. Около 300 человек были убиты, в том числе 57 женщин и 9 детей, около 18 000 бежали. После этого мы, сербы в других частях Лики, Кордуна, Бании и Северной Далмации, начали понимать, что добром дело не кончится. Поэтому сербские власти в Краине активизировали мирные переговоры, но Туджман был уже не согласен на переговоры. Ему оказали бескорыстную помощь генералы США, о чем свидетельствуют стенограммы встречи в Бриони 31 июля 1995 года . Он хотел создать этнически чистую страну, поэтому 3 августа 1995 годаначалась операция «Буря». Сербская армия, разбросанная вдоль длинной границы, не имела шансов в военном отношении. Бомбардировка началась на рассвете. Местные радиостанции были отключены, время от времени мы ловили хорватскую радиостанцию с печально известным заявлением Туджмана о том, что нам не причинят никакого вреда, если мы останемся дома. Люди начали паниковать, собирать вещи и бежать. Как бы это ни было страшно, теперь я знаю, что тогда это спасло нам жизни. Тех, кто остался, убили гораздо позже, когда не осталось солдат и когда 99% населения исчезло. У меня было пять минут, чтобы собрать вещи. Очереди уже сформировались и направились к выходу. Нас вывезли через небольшой городок Дони Лапац на границе с тогдашней частью Республики Сербской, который очень скоро постигла та же участь (например, города Грахово, Гламоч и Дрвар когда-то были городами с сербским большинством, а теперь они входят в состав Федерации Боснии и Герцеговины). Мы были в пути несколько дней. Очередь двигалась медленно, и мы продолжали получать плохие новости о том, что все потеряно и что хорватская армия вошла в Книн, который был тогда столицей Республики Сербская Краина. Но им этого было недостаточно. Они подвергли воздушной бомбардировке гражданскую линию возле Босански-Петроваца, в результате чего погибло даже несколько детей, и никто не был привлечен к ответственности за это преступление, несмотря на многочисленные попытки. Хорватские летчики, должно быть, видели, что по дороге отступает не армия, а мирное население. Во-вторых, они действовали на территории чужой страны. Тем не менее, после того как Гаагский трибунал освободил хорватского генерала Анте Готовину, меня уже ничего не удивляет. Никто с хорватской стороны не был и никогда не будет привлечен к ответственности за многие преступления, в том числе за всех мирных жителей, убитых на пороге их дома в сентябре 1995 года, то есть через шесть недель после окончания операции «Буря». Одним из мест, где это произошло, является деревня Вариводе в Далмации, где хорватские солдаты убили девять мирных жителей в возрасте от 60 до 85 лет, оставшихся в своих домах.
-Куда вы направились, когда бежали из Сербской Краины? Кто вам помог? Помните ли Вы свои детские ощущения? Помните, что чувствовали ваши родители? Какой была ваша жизнь после переезда?
- Моя семья, мой покойный отец и моя бабушка, моя мать и я приехали в Белград после почти двухнедельного скитания. У нас там были родственники и они нам самоотверженно помогали. Они приветствовали нас в своем доме и подарили нам всю любовь мира, чтобы мы забыли все, через что нам пришлось пройти, хотя это было невозможно. Это никогда не будет возможно. У нас не было ничего, кроме пары сумок с личными вещами. Все остальное мы оставили в Краине. Но слушая все душераздирающие истории о том, что случилось с другими людьми, потерявшими кого-то, кого они любили, или кто был ранен, мы сказали себе, что должны быть благодарны за то, что мы живы и здоровы. Мне было шестнадцать. В сентябре того же года, три недели спустя, я пошла в школу в Белграде, в третий класс средней школы. Сегодня, когда мне примерно столько же лет, сколько было моим родителям, когда мы бежали, я знаю, что им, должно быть, было намного тяжелее, потому что они оставили не только свое материальное имущество, но и всю жизнь, своих друзей, свою личность, все… Бедность определенно не была худшей частью жизни беженца. Мои родители работали каждый на трёх работах. Нам нужно было двигаться дальше по жизни. Я так горжусь ими и восхищаюсь ими. Что меня действительно беспокоит, так это то, что теперь, когда я могу позволить себе спокойную старость для них, отца уже нет с нами. К сожалению, он никогда не говорил со мной о своей боли и горе, он никогда не говорил о времени, которое он провел в хорватской тюрьме в 1991 году, где его жестоко пытали. Он пытался сделать так, чтобы я ни в чем не нуждалась, чтобы я росла в нормальных условиях и не ощущала себя беженкой. Нелегко быть беженцем. Это как крест, который кто-то возложил тебе на плечи и ты ни в чем не виноват, а потом тебе вдруг приходится делать все это снова, ты далеко от дома и скучаешь по дому. Мне помогло то, что я была тогда молодой. Я пошла в школу, устроилась на работу, но мне до сих пор жаль то, что мы потеряли мир и жизнь, которая у нас была. Я не могу даже представить, что чувствовали те, кто был старше меня.
- Затем случились НАТОвские бамбардировки в 1999 году и Вам снова пришлось все пережить заново. Как Вы избежали смерти в этот раз?
- Мы жили в Белграде, и для меня это стало новой травмой. После операции «Буря», Белград стал для меня символом мира. У нас ничего не было, но был мир. А потом снова сирены воздушной тревоги, снова бомбоубежища, снова абсурдность смерти. Сейчас я работаю на национальном телевидении РТС, которое подверглось бомбардировке НАТО в 1999 году, когда погибли 16 невинных сотрудников. Являлись ли они военной целью НАТО? Была ли трехлетняя девочка Милица Ракич, убитая, сидя на горшке, военным объектом? Во время бомбардировок Сербии НАТО погиб 81 ребенок.
-Что вы думаете о Милошевиче? Вы считаете его героем или предателем? Вы думаете, он виноват в бегстве людей из Сербской Краины?
- Его доля ответственности была огромной, поскольку он оказывал решающее давление на власти Краины, чтобы те не приняли мирный план Z4. Теперь мы никогда не узнаем, что бы произошло, потому что Z4 тоже не сработал для Туджмана, но, не приняв его, Милошевич просто дал Туджману карт-бланш на продолжение операции «Буря». Кроме того, учитывая весьма привилегированное обращение, которое хорватские генералы получили в Гааге, и, в конечном итоге, тот факт, что они были освобождены, я думаю, что Милошевича следовало предать суду в Сербии.
-Можете ли Вы сказать, что конфликты в Боснии или Косово могут повториться?
- После потери родины Республика Сербская стала для меня единственным ярким светом. Эти люди слишком многим пожертвовали ради существования этой страны, и я не хочу верить, что она перестанет существовать. Прошло почти 28 лет. Там сейчас сосуществуют новые поколения, и им всем нужно жить. Как и все молодые люди, они сейчас просто хотят иметь средства к существованию. Многие люди впоследствии уехали не из-за войны, а исключительно из-за лучшей жизни в других местах. Сами хорваты сейчас эмигрируют в поисках работы, чаще всего в Ирландию. Города остаются пустыми. Некоторые деревни заброшены навсегда и к войне это уже не имеет никакого отношения. О Косово также больно говорить. В марте 2004 года албанцы наконец показали, что они думают о сосуществовании с сербами. Столько убитых и пропавших без вести людей, доказательства торговли органами сербских заключенных, причастность властей Косово к торговле наркотиками – и мир молчит. Другое дело, что Рамуш Харадинай, лидер ОАК (Армии освобождения Косово), а затем и премьер-министр Косово – с согласия международного сообщества – сегодня также является свободным человеком после того, как был торжественно оправдан Гаагским трибуналом. Вот почему я очень плохо отношусь к этому суду, поскольку он применял к сербам иные стандарты, чем те, которые применялись к хорватам, албанцам и мусульманам (например, Насер Насер Орич).
- Может ли вступление Боснии в НАТО ухудшить ситуацию в стране и стать триггером для новойгражданскойвойны?
- Честно говоря, я бы не сталатак поспешно бросаться в эти смертельные объятия, потому что ничего хорошего никому, кроме, конечно, США, это не принесло. Но все это вытекает из Дейтонского мирного соглашения и внутреннего вопроса Боснии и Герцеговины. Что бы ни случилось, я просто надеюсь, что кровь больше никогда не прольется.
-Можем ли мы сравнить Додика с Милошевичем, или он более независимый политик в том смысле, что западные державы не могут на него оказывать давление? Что вы думаете о Вучиче? Вам не кажется, что он слишком много внимания уделяет Европе?
- Милорада Додика нельзя и не следует сравнивать с Милошевичем. Милорад Додик – прежде всего великий политик, и он делает все, что в его силах и что самое главное для сербского народа в Боснии и Герцеговине – обеспечивает его безопасность. Я чувствую то же самое в отношении Александра Вучича, и мне не хотелось бы оказаться на месте любого из них в ситуации, когда Запад заботится только о своих собственных интересах. По сравнению с сербским народом Европа уже давно не прошла тест на этику и мораль.
-Сербия потеряла большую часть своей территории в составе Югославии. Возможно, было ошибкой образовать Югославию?
- Противоположные взгляды всегда существовали и будут существовать по поводу того, следовало ли образовывать Югославию или нет. Коммунистическая, основанная на идеологии сокрытия преступлений Второй мировой войны – однозначно нет. Я считаю, что, когда король Александр I Карагиоргиевичосновал первую Югославию – первоначально как Королевство сербов, хорватов и словенцев в 1918 году – у него было благородное намерение, чтобы все сербы жили в одной стране. Во время Первой мировой войны многие выходцы из моей родины воевали в сербской армии и на Салоникском фронте, хотя формально мы тогда принадлежали Австро-Венгрии. В 1932 году история зафиксировала, что король Александр посетил Лику, где его приветствовали выжившие салоникские сербы, и что он профинансировал строительство несколько важных зданий – школ, больниц, школ-интернатов... Я считаю, что история была бы совсем другой, если бы его не застрелили усташи и представитель Внутренней македонской революционной организации в Марселе в 1934 году. Сербия не потеряла свои территории. Мы, сербы из Хорватии, как и сербы из Боснии и Герцеговины, никогда не были частью Сербии формально, территориально и юридически, несмотря на то, что это была наша родина. Сербия потеряла гораздо больше из-за социалистического разделения на Центральную Сербию и автономные провинции Воеводина и Косово в соответствии с Конституцией 1974 года. Последствия этого раскола ощущаются даже сейчас в Косово и Метохии. У Тито, очевидно, был твердый план по уменьшению власти и влияния Сербии, и та же самая Конституция еще больше стимулировала и усиливала другие националистические настроения, особенно словенские и хорватские.
-Как снова объединить все сербские земли?
- Земли и страна состоят из людей, и когда люди уходят, как ушли сербы (за исключением незначительного меньшинства по сравнению с некогда конституционной нацией) из Хорватии – тогда земля не имеет большого значения. Я больше никого не знаю. Умерло старшее поколение, многие друзья моих родителей тоже, или они разбросаны по всему миру, а там живут другие люди – хорватские беженцы-поселенцы и их потомки из Боснии и Герцеговины. Никто из нас в итоге не получил того, чего хотел – жить там, где мы родились, мирно и достойно.
-Скучаете ли вы по дому и хотели бы навестить его еще раз?
- Конечно, я скучаю по родным местам. Моя бабушка уехала еще в 1997 году. Она сказала: «Или я поеду домой, или брошусь из окна». Она вернулась в полностью разрушенный и разграбленный дом. У нее было много проблем с хорватскими властями, особенно в первые годы, когда она вернулась, было много бюрократических проблем, были люди, которые кричали в ее адрес плохие слова на улицах, но она выдержала и умерла в собственном доме. Судьба распорядилась так, что ей пришлось дважды восстанавливать его из пепла. Прошло восемь лет со дня ее смерти. Я едутуда, когда чувствую боль в сердце и не могу больше дышать, и посещаю их могилы. Хотя мой отец умер в Белграде 15 лет назад, он хотел, чтобы его похоронили там. Там похоронены все мои близкие. Моя душа плачет на кладбище, я разговариваю с ними, потом прохожу мимо дома. Это больше не мойдом, потому что там не осталось никого, кого я люблю.
[1] Пономарева Е.Г., Рябинин Е.В. Кино – инструмент когнитивной войны // Обозреватель – Observer. 2024. №1. С.41-57.
[2] Арсеньева А. Сценарист «Дары из Ясеноваца»: Без русской культуры Запад скатится в шизофрению. URL: https://balkanist.ru/stsenarist-dary-iz-yasenovatsa-bez-russkoj-kultury-zapad-skatitsya-v-shizofreniyu/