Чем дальше мы продвигаемся в рассказе Зои Лионидас о судьбе и жизни юного французского дофина Людовика Гиеньского, тем более удивительным человеком (на мой взгляд) он предстает перед нами. Мы видели его, бесшабашно прожигавшего жизнь на балах и танцах, и вдруг путем серии замысловатых интриг он добивается практически невозможного - перемирия между бургундцами и арманьяками. Затем он вдруг, очертя голову, бросается в омут любовных страстей, но тут же стремительно меняет положение дел в стране при угрозе английского нашествия. И вот очередной поворот: всех принцев срочно собирают в Мелене, а сам дофин срочно уезжает в столицу.
Ошеломленные принцы не сразу поняли, что сами себя загнали в мышеловку, и что дофин уехал прочь из Мелена отнюдь не ради глупого розыгрыша. Пока принцы, откровенно сбитые с толку подобным демаршем, пытались разобраться, что происходит, дофин галопом умчался в опустевший Париж, где уже никто не мог ему помешать добиться своего, и, не давая себе времени на отдых, отправился к отцу. Из покоев короля он вышел уже в качестве капитана Бастилии, и также замка Сен-Жермен-ан-Ле, имевшего стратегическое значение, и полновластного соправителя своего отца в пределах страны.
Немедля в Мелен, к невольным гостям королевы, еще не успевшим прийти в себя от неожиданности, полетел приказ, в котором новоназначенный соправитель и регент уже своей властью объявлял себя высшим среди всех прочих по рангу и праву рождения (за исключением, конечно же, собственных отца и матери), и единственным, кому в согласии с законом и правом, надлежит держать своих руках власть над королевством в то время, когда его отец не состоянии выполнять свои обязанности.
Возвращаться в Париж арманьякским принцам отныне запрещалось, столь же категорически наследник престола приказывал им распустить все войска, кроме тех, что были заняты на охране границ, и возвращаться в собственные владения, откуда они могли прибывать в столицу исключительно по королевскому приглашению. Пожалуй, в определенной степени мальчишка хватил через край, у него не было достаточно сил, чтобы немедля воплотить в жизнь столь смелые требования, однако вектор был задан, и принцы отлично поняли, что наследник престола уже достаточно возмужал, а вольница и безнаказанность прежних лет заканчиваются раз и навсегда.
Историки, уже в современности, обратили внимание, что исключения из правила не было сделано даже для старого Жана Беррийского, как видно, злопамятный юнец не пожелал забыть дядюшке неуклюжую попытку присвоить себе власть над королевством.
Впрочем, не останавливаясь на достигнутом, дофин продолжал действовать с молниеносной для тех времен быстротой, которая повергала в шок равно и друзей и врагов. Желая окончательно подчинить себе столицу, он без лишних разговоров отставил от должности Андре Маршана, который, по его мнению, был слишком уж предан арманьякским принцам, и на его место утвердил Таннеги дю Шателя (между нами говоря, прямого ставленника Иоланды Арагонской и ее супруга – хотя вопрос о связях дофина с анжуйцами во многом еще требует прояснения).
На следующий день, 17 апреля, свои должности потеряли эшевены – городские старейшины – из тех, кто был слишком уж (по мнению принца) предан арманьякской партии, а на их место назначены более нейтральные персоны.
Прежде чем принцы, частью своей продолжавшие гостить у королевы в ожидании, как дальше будут разворачиваться события, получили очередной шок – приказом короля наследник отныне назначался капитаном всех пограничных войск, с правом самолично их собирать, распускать и добирать в том количестве, в котором он сам полагал необходимым для защиты государства. Вот это уже было серьезно!...
Из Англии также приходили обнадеживающие вести, молодой Генрих легко согласился продлить перемирие до 5 июня, впрочем, ни для кого не было секретом, что он собирался за оставшееся время куда более основательно подготовиться к вторжению, и потому французам выигранное время также следовало использовать наилучшим образом.
Следующей тяжелую руку принца ощутила на себе Бургундия, откуда в Париж прибыло очередное посольство, должное прямым нажимом или хитростью все же добиться исполнения секретных протоколов, как было обтекаемо указано в документах посольства «дабы восстановить честь» бургундского герцога. Чрезмерно злить тестя дофину все же не хотелось, соглашаться на его требования тоже – и потому резко отказав послам во всем прочем, он согласился амнистировать еще 300 человек из остававшихся 500 бывших кабошьенов, мимоходом обронив, что если герцог будет вести себя разумно, переговоры возможно будет продолжить.
Делегация Парижского университета, почему-то уверовавшая, что у юного (а значит, неопытного дофина) будет возможно добиться отмены одного из налогов на духовенство, неожиданно, прямо во время аудиенции, получила жестокую словесную взбучку. Опозоренные посланцы были вынуждены молча выслушать гневные упреки наследника, в том, что Университет высказался за низложение папы Иоанна XXIII, не согласовав своих действий ни с королем, ни с ним самим. Если так дальше пойдет дело, безапелляционно заявил дофин, следующим кандидатом на низложение по прихоти университета будет сам король!..
Послы вынуждены были удалиться прочь, что называется не солоно хлебавши, и чем далее, тем становилось яснее, что если дело так пойдет дальше, в политике королевства наступит новая эпоха…
Ну а что случилось дальше, вы, дорогие читатели, узнаете в следующей части нашего "текстосериала", поэтому подписывайтесь на мой канал, чтобы не пропустить что-то интересное и гуляйте по свету и по истории вместе со мной. Те же, кто лишь недавно к нам присоединился, смогут найти начало рассказа, а также другие увлекательные истории о героях XV века, здесь: