Шёл второй месяц, как Мишка работал в этом автосервисе. Простой, широкой натурой, и лёгким характером уже всех расположил он к себе. Кроме, пожалуй, Степан Сергеича, владельца. Он хоть и жил рядом, в особняке, отделённом от двора сервиса лишь забором с малой калиткой, но в мастерскую заходил не каждый день. Потому как сеть его сервисов была обширна, и каждым из них в подробностях он не занимался, поручая это соответствующим лицам из персонала. Время от времени посещения его всё же обрушивались внезапным ушатом на работников. Отделённый от обыкновенного бурления рутинных ремонтных дел волной суетного переполоха — сопровождаемый шёпотами “Хозяин, хозяин идёт” — шагал он размашисто, бросая по сторонам взгляды пристальной оценки. Мишку, какой от прочих ни в положительном, ни в отрицательном смысле не отделался, навряд ли он замечал. Оба они и вообразить не могли, что, столь разного полёта птицы, вскоре каждый из них на жизнь другого окажет самое значительное влияние.
Привычно напевая, вытащил Мишка на задний двор мешок с мусором. Множество мелких обязанностей их занятия у некоторых вызывали изощрённые увёртки к тому, чтобы не попасть старшему мастеру в моменты неприятных поручений. Мишка же не был приспособлен к хитростям, почему и становился исполнителем всех дел без разбора. На счастье его, и различать хитрость в других, равно как следить, кто исполнил более, кто менее, не было в его натуре. Благодаря чему успешно избегал он ожогов обиды и сохранял неизменно радостный настрой, учиняя заодно удовольствие и музыкальному слуху окружающих.
Заведя очередной звучный мотив, Мишка услыхал, как ещё один чистый и звонкий голосок присоединился к нему. Это не была одна из тех популярных мелодий, что мгновенно подхватываются в любой компании. Мишка обыкновенно напевал своё, созвучное его внутреннему настроению. Однако невидимая исполнительница новой партии, казалось, знала наперёд будущие ноты. И бессловная песенка её так ладно сплелась с его собственной, как итог многодневных репетиций. Мишка переменил ритм, завернув мелодию несколько в другую сторону с чувством замирающего предвкушения. И голосок из-за забора подхватил новые созвучия с готовностью прочитанной мысли. Зов мастера прервал внезапный дуэт. И Мишка удалился с изумлением улыбки.
На другой день случилось Мишке впервые перейти за калитку. Он был отправлен со срочным документом на подпись хозяину. Прежде видел он над оградой лишь проглядывающий среди листвы второй этаж особняка, да поодаль конёк другой крыши, бани либо беседки. Настоящий вход в особняк — с коваными воротами и газонами по сторонам — был не с дороги, как мастерская, а с внутренней улицы посёлка. Мишка с той стороны не бывал. И вот ступил на дорожку сада, живо осматриваясь кругом. Экзотического вида цветы на клумбах перемежались привычными взгляду. Названия, впрочем, ни одного он не знал. Поднявшись на крыльцо, постучал и стал ждать, привычно что-то напевая.
Распахнувшаяся беззвучно дверь открыла его глазам картину юной девушки. Голубые глаза мягко сияли в окружении облачка волнистых русых волос. Ростом она не доставала Мишке и до плеча. Вытирая руки о фартук в синих цветочках, она глядела с улыбкой, вопрошающей о цели посещения.
— Мне бы Степан Сергеича, — объяснил Мишка.
Девушка шагнула в сторону рассеянной глубины дома с призывом: “Па-а-а-ап!” Потом вернулась, и глаза её остановились на Мишке с выражением смешливого изучения.
— Это ты пел вчера?
— Пел, правда. Я люблю петь.
Девушка рассмеялась в ответ и начала что-то сумбурно говорить, называя, кажется, имена растений. Мишка сообразил наконец, что она и была та самая, кто ответил на его песенку, занимаясь в саду этими растениями. Тут носа его достиг аромат сколь знакомый, столь и желанный. Он встрепенулся и повёл головой, ноздри дрогнули.
— Оладьями пахнет!
— Это я нажарила. Ты их любишь?
— Ещё бы! Только не ел давно.
— Давай, угощу. Ты с чем любишь? Со сметаной или вареньем?
— С мёдом, — по лицу Мишки поплыла неудержимая улыбка.
Но стремительное появление Степан Сергеича, о котором Мишка успел забыл, уничтожило надежду на угощение. Девушка растворилась где-то в направлении уютных запахов. А хозяин, не посмотрев почти на гонца, повёл доскональный взгляд по строчкам, неодобрительно двигая бровями, то ли относительно содержания бумаги, то ли по поводу несвоевременности её представления.
По окончании рабочей смены, однако, ждал Мишку сюрприз в виде новой знакомой. Она стояла на улице, и, едва завидев, шагнула к нему и протянула пакет.
— С мёдом, — довольно сообщила она. — Ну, бери!
Со словами растерянной благодарности принял Мишка подарок. Внутри после был им обнаружен контейнер, а в нём оладьи, ещё тёплые.
Девушку звали Соней. Естественным образом вышло, что встречи их после того стали постоянными. О чём они говорили, Мишка никак не мог после припомнить. О чём-то совершенно обыкновенном. Но как-то при том бесследно пропадало чуть не полчаса, почему каждый раз приходилось мастеру вызывать его обратно к работе с усмешкой добродушного понимания.
Каждый раз после смены шли они гулять до автобусной остановки. И коротенький этот путь обрастал диковинными петлями и загогулинами по окрестным дворам и переулкам. А в один из дней и вовсе почему-то привёл их обратно, к воротам особняка.
— Пора уже. Надо идти, — сказала Соня. И осталась стоять. Ладошка её была в его руке. И ветерок трепал её кудри. Одна прядь всё время попадала в глаза. Соня наморщилась и тряхнула головой, пытаясь избавиться от досадной помехи. Мишка потянулся убрать непослушную прядь. И этот ветер, эти блики в её волосах, розовое ушко, сквозь которое просвечивало закатное солнце — всё было так близко...
Волшебство разбил стук калитки. Степан Сергеич отшатнулся назад с брезгливостью человека, обнаружившего змею в багажнике машины. Сжатые губы его побелели. Несколько секунд напряжённого молчания прошли в общей неподвижности.
— Софья — домой!
Она повиновалась.
— А ты — уволен. Завтра напишешь заявление, — холодно уронил хозяин в сторону Мишки. И калитка перед ним закрылась с безнадёжностью двери банковского сейфа.
На другой день директор со вздохом сочувствия положил перед Мишкой готовый заранее документ на подпись.
— Закрыто, — пожал он плечами, заметив, что Мишка косится в сторону особняка и калитки к нему.
— Не ходил бы туда, — шепнул он, когда закончили с формальностями. — Ничего не выйдет, разве только проблем тебе.
Мишка буркнул что-то в ответ и вышел. Разговаривать с директором не хотелось. И ни с кем, правду сказать, не хотелось. В автосервис путь теперь был закрыт. И на территорию посёлка, к настоящему входу в особняк, выяснилось, охране сказано было не пускать его. Мишка бродил до вечера по округе, где вчера ещё гуляли они вдвоём. Сколько это длилось? Выходило, — как ни удивительно — что он знал Соню не более недели.
Стоило бы озаботиться поисками другой работы. Но назавтра Мишка приехал снова. Ставшая итогом осторожных расспросов весть, что Соню отец куда-то услал, вчера ещё увезли в аэропорт, заставила его зябко запахнуть полы куртки. Впрочем, был и нежданный результат. Один из мойщиков сообщил, что Мишку желает видеть брат Степан Сергеича. И было названо место, куда следовало подъехать.
Про то, что у Степан Сергеича есть брат, совладелец бизнеса, Мишка слышал. Но самого этого брата не видел ни разу. Какие уж там у них были доли и разделение обязанностей, Мишка не вникал. А только хозяином все считали Степан Сергеича.
Череда сменяющих друг друга всё более нелепых и фантастических догадок, для чего могли его пригласить, сменилась заполнившей голову напряжённо звенящей тишиной. Мишка отправился по названному адресу. Там обнаружился пафосный дом с консьержем, какой глянул на Мишку с видом кулинарного критика, приученного разбирать оттенки изысканных вкусов, и встретившего после них яичницу с колбасой. Услышав имя, однако, он пропустил Мишку беспрепятственно.
В просторной гостиной навстречу гостю с дивана поднялся высокий худощавый мужчина в стильном свитере. Лишь прищуренные тёмные глаза намекали на сходство со Степан Сергеичем. В остальном же брат мало походил на него. Анатолию Сергеевичу недоставало внушительности. Движения его были несколько нервны. Впрочем, это скоро объяснилось для Мишки новостями, которые он услышал.
— Михаил, здравствуйте. Я слышал о ваших трудностях, — сказал Анатолий Сергеевич. — Не удивляйтесь. Я всегда интересуюсь жизнью сотрудников, всегда.
Он слегка покачал головой с выражением значительности.
— Я позвал вас, потому что мы можем быть полезны друг другу. Видите ли, не только у вас имеются проблемы. Дело в том, что у брата моего ночью внезапно стало плохо с сердцем. Он в больнице сейчас.
— Как?! — ахнул Мишка. И плюхнулся растерянно в кресло, оказавшееся у него за спиной. — А что же... Как он? А где Соня? Она знает? А что делать...
Растерянное бормотание его прервало появление перед ним на столике чашки с кофе. Её поставила рука с короткими широкими пальцами и длинными блестящими ногтями. Грузная обладательница этой руки опустилась на диван рядом с хозяином квартиры и впилась в Мишку пристальным взглядом маленьких глаз.
— Пейте кофе, — скорбным тоном проговорил Анатолий Сергеевич. — Сонечка гостит у родственников, в Новосибирске. Я сообщу ей, конечно. Но когда она сможет прилететь, кто ж знает.
Он озабоченно вздохнул.
— Но и сам я, увы, не могу быть в этот тяжёлый момент рядом с братом. Дела, дела. Весьма срочные. Нам с супругой, — он приторно улыбнулся в сторону сидящей рядом женщины, диван под которой прогнулся весьма основательно, — весьма необходимо уехать недели на две. Вот мы и решили предложить вам на время нашего отсутствия посетить разок-другой в больнице моего дорогого брата.
И, снизив тон, он добавил со значением:
— Гостинцы передать.
Рука с острыми лакированными ногтями положила перед Мишкой небольшой бумажный пакет без этикетки и какой-либо надписи.
— Есть у вас, молодой человек, термос? Вот смотрите, этот чай травяной заварите. Его и передадите больному, — вкрадчиво принялся объяснять Анатолий Сергеевич. — Это весьма — просто кардинально! — поможет в разрешении вашей проблемы. Я ведь верно понимаю, что брат совершенно не приветствовал ваши с Сонечкой отношения?
— Не приветствовал, — ошалело кивнул Мишка и взял со стола пакетик. — Хорошо, конечно, я схожу.
Когда гость ушёл, Анатолий Сергеевич покрутил в руках кофейную ложечку и глянул на жену.
— Как думаешь, не станут его подозревать? Он ведь может в таком случае и о нас проболтаться.
— Не станут, — тяжело уронила она. — В его состоянии резкое ухудшение — совершенно естественно.
Утром Мишка извлёк с антресолей старенький термос, вымыл его и озадачился, сколько заварить чая. Ложку? Две? Или, может, пять? Открыл пакетик, принюхался к горьковатому аромату, внимательно осмотрел. Не найдя инструкции, насыпал травки на глаз. Однако его сильно беспокоило, не совершил ли он ошибки.
Явившись в больницу, Мишка попросился навестить Степан Сергеича. Молоденькая медсестра с рыжими кудряшками со старательной суровостью спросила, кем приходится он больному. Мишка не был готов к вопросам.
— Я... там... с работы...
— Положено только родственникам, — покачала головкой медсестра.
— А кто-то из родственников, может, скоро придёт?
— Пока никого не было.
Медсестра моргнула с видом смущённым, словно это её близкий человек лежал в больнице, а она его не удосужилась навестить.
— Скажите, а передачи вы принимаете? — осенило Мишку.
— Это пожалуйста, сколько угодно, — обрадовалась медсестра.
Мишка потянулся в пакет за термосом. И задумался.
— Вы не знаете, случайно, можно ему травяной чай?
— Не знаю. Надо спросить врача, — девушка участливо привстала и потянулась заглянуть в пакет. — А что за чай? Какой состав?
— Я и не знаю состав.
Оба поглядели озадаченно на термос.
— А давайте, — сказала медсестра, — я вас пущу. Вы больного навестите, и заодно в отделении у врача спросите, что ему можно.
Степан Сергеич, бледный и осунувшийся, гостю не обрадовался.
— И сюда пролез, — проворчал он и отвернулся к стене с видом совершенно обессиленным.
Мишка же не стал расстраиваться холодному приёму. А затеял в отделении бурную деятельность. Отыскал врача, пристально и дотошно расспросил его, что требуется больному, а чего нельзя ему давать ни в каком случае. Выспросил у Степан Сергеича, что он любит. После того сбегал в магазин за фруктами и печеньем. А вот относительно кофе и копчёной колбасы упёрся и приносить решительно отказался.
Чай неизвестного состава так и остался в пакете, когда Мишка вернулся домой. Хотел было попробовать сам, но очень уж специфичным был горьковатый запах. Понюхал его — и передумал. Забытый термос простоял на кухонном столе не меньше недели. Пока Мишка не вспомнил о нём и не вылил прокисшую заварку в унитаз с чувством смутной досады, что выполнил поручение не совершенно точно.
Впрочем, в недостатке усердия никто не мог бы упрекнуть его. Посещал Степана Сергеича он каждый день. И оставался единственным его посетителем и чуть не единственной связью с внешним миром. Неудивительно, что отец Сони быстро оттаял. Мишкино добродушие и неподдельное участие скоро совершенно поменяли неблагоприятное первое впечатление. И, пожалуй, внимание и забота гостя сыграли не последнюю роль в том, что состояние больного уверенно улучшалось.
Прошло недель около двух. В больницу позвонил Анатолий Сергеевич. Он нетерпеливым голосом осведомился о здоровье брата, и выказал удивительно мало радости, услышав приятные новости, что его собираются выписывать.
Приехав домой, Степан Сергеич позвонил дочери и сейчас только рассказал о своей болезни. Заверил, что опасности уже никакой нет. Но вовсе не возражал, чтобы Соня прилетела ближайшим рейсом.
— Между прочим, здесь будет тебе приятный сюрприз.
К возвращению Сони Мишка был приглашён в дом. Он топтался по гостиной, не зная, куда деть себя. Садился в кресло, тут же вскакивал и начинал снова бродить, не видя ничего кругом и вскидывая голову на всякий шорох со стороны улицы. Когда шум подъехавшей машины, стук ворот и шаги во дворе уже неоспоримо объявили о появлении той, кого ему так не терпелось увидеть, Мишка рванул в сторону прихожей, своротив нечаянно пачку бумаг с комода. Это задержало его лишь на секунду. Пробормотав быстрое извинение, он выскочил из комнаты.
— Что это?
Степан Сергеич заинтересованно подобрал бумаги и принялся перебирать. Лицо его омрачилось со стремительностью набегающей в июле грозовой тучи.
— Миша, — окликнул он, — а как вы, вообще, узнали, что я в больнице, и догадались прийти?
Мишка с Соней уже сидели на диване. Но, как ни странно, вопрос Мишка услышал. Не отрывая взгляда от девушки, он объяснил Степан Сергеичу предысторию своего появления в больнице.
— Так, теперь многое понятно. Мой “заботливый” брат перед отъездом в больницу приносил мне на подпись некоторые документы. И теперь, в спокойной обстановке, я вижу, что он сумел использовать момент и принять меры к тому, чтобы получить всё имущество после моей смерти. И, по видимости, скорейшему её наступлению он тоже пытался способствовать. Между прочим, куда вы дели тот чай?
— Чай? Дома где-то лежит. Привезти вам?
— Не стоит его трогать. Лучше заедем к вам после и заберём, со специалистом.
— Специалистом по чаям?
— Да, по чаям, — усмехнулся Степан Сергеич. — А в остальном, Миша, вы об этом деле не переживайте. Вопрос с Анатолием Сергеевичем будет решён в ближайшее время.
Слова эти, впрочем, были совершенно лишни. Ни Миша, ни Соня так и не уловили смысла его речи. В том мире, где они были вместе, зла существовать не могло. Не сводя глаз друг с друга, оба они сияли беспечностью июньского утра, такого, когда только начавшиеся каникулы ещё лежат перед тобой безбрежным морем полевых цветов, перевитых лучами солнца.