(повесть)
Четвёртое воспоминание из моей жизни...
Большой проказник.
Новое жильё деда и его обитатели.
Я повернулся, осмотрелся и сказал деду:
- Дом такой же, как на хуторе, только вроде пониже немножко.
На что дед ответил:
- Да нет, внучок, ни одного венца не убрали. Просто ты подрос. Да и склон больно крутой, еле сруб собрали. Пришлось в цоколь дополнительно кирпич добавлять, чтобы кладку цоколя выровнять, зато подполье, за дальним торцом дома, в сенях, получилось высокое. Хорошие погребки под кладовками сделали, и подрывать пришлось немного.
Торец дома с тремя красивыми окнами и резными наличниками, находился в метрах пятнадцати от деревянного нового решётчатого забора, в правом краю участка. Сам забор в трёх метрах от дороги, параллельно ей, длиной метров двадцать пять доходил до соседских заборов. Дом, за ним сени, с закромами и кладовки, поставлены в одну линию, под общей крышей, как было на хуторе. Всё строение занимало около двадцати метров в длину и девять в ширину. Участок по остальным трем сторонам был обнесён старым деревянным решётчатым забором, по ниже и по хуже качеством. Так что выдерживалось нормативное расстояние два метра от стен строений до забора. В левом дальнем углу находились сараи (шириной шесть и длиной девять метров). Под общей крышей, свисающей далеко за её приделами. Такая крыша называлась навес, и служила в основном для хранения дров, защищая их от дождей. Сараи были построены, параллельно длинной стороне дома, замыкали двор. Внутри двора новый забор, пониже. Проходил он, параллельно дому на расстоянии трёх метров от него, и поворачивал на девяносто градусов к сараям, напротив их начала. Образуя длинный проход к крыльцу дома и небольшому дворику перед сараями. От левого угла торца дома до основного забора проходил такой же новый забор, он отделял палисадник от прохода.
Дед открыл калитку, и мы пошли по проходу вниз к крыльцу дома. Нас все ждали. Все это баба Вера, баба Домна, и конечно Шарик. Кот Мартын был дома. Конечно, он никого не ждал. Почувствовав похолодание, он два дня выходил на улицу только по нужде, а так всё время лежал на печке грел свои старые кости. Бабушки уже давно смотрели в окно, и только, как остановился самосвал стали собирать на стол. Шарик, как всегда, был начеку. Услышав нас, он выскочил из своего домика, и побежал к нам на встречу. Металлическая цепь потянулась за его ошейником.
Вдруг цепь кончилась. Шарик залаял от досады, начал подниматься во весь рост, натягивая цепь и радостно виляя хвостом. Когда мы подошли к нему он бросился к деду, положил ему на плечи свои тяжелые лапы, и лизнул в лицо свои большим собачьим языком.
- Шарик, хватит! Сколько раз тебе говорить я не люблю эти телячьи нежности. Лучше посмотри, кого я тебя привёз!
Он потащил меня за руку, и я оказался впереди его. Шарик сначала меня обнюхал, потом поднял голову, как будто что-то пытался вспомнить. Но наверно старые мозги не давали ему это сделать. Мне так стало жалко бедняжку, что я погладил его и сказал:
- Шарик, ты, что не узнал меня? А я тебя не забыл и очень соскучился.
И тут собаку, как будто осенило. Она вдруг радостно залаяла, запрыгала вокруг меня, завиляла хвостом. Я обнял Шарика за шею, а он, как деда лизнул меня в лицо своим шершавым языком. Дверь в сени открылась. На пороге появилась бабушка Домна. Она почти не изменилась, такая же красивая, ещё довольно-таки молодая. Длинные, слегка вьющиеся, золотисто - русые волосы, выбивались из-под платка. Сиреневый слегка повязанный платок, почти гармонировал с её светло - синими озорными глазами. Высоко поднимающаяся при каждом вдохе грудь. Ярко-красные, немного полноватые губы, выделялись на фоне белоснежной улыбки, никогда не знавшие помады. Немного полноватая, но стройная фигура. Короткие самодельные валенки одеты на босые красивые ноги. Коричневая безрукавка, с выделанной овчины, поверх платья в цветочки с длинными рукавами. Цветущая женщина. Лишь морщинки в уголках глаз выдавали её возраст. Сильные мозолистые руки, задавили меня в её объятиях, лишь я вошёл в сени. Она повела меня в дом, пока дед сметал снег с валенок и снимал галоши.
Только открыли двери с сеней в дом, сразу жаркий воздух с запахом вкуснятины ворвался в мой нос. Баба Вера радостно обняла меня, расцеловала. Слезы ручьём текли по её глазам. Дрожащими худенькими натруженными руками, она расстёгивала пуговицы на моём пальто. И приговаривала:
- А вырос, а вырос то как! Встретила б, где на улице одного ни за, что не угадала бы.
- Что ты говоришь, старая! Его даже Шарик еле узнал, только тогда, когда он заговорил, - поддержал бабушку дед.
Меня умыли, переодели в повседневную одежду, и усадили за стол, в прихожей у окна. Накормили от пуза. Я уже забыл, что может быть такая вкусная еда. Мне не хотелось уже есть, но когда баба Домна принесла с кладовки моченые в капусте большие желтые словно только что сорванные с ветки яблоки антоновки, я не удержался и съел огромное яблоко. И только потом, как кот пошел осматривать дом вместе с дедом, который всё походу рассказывал, как мог понятными для меня словами.
Первая комната, где меня угощали, это если правильно сказать была, такая деревенская гостиная. Помещение при входе в дом размером три на девять метров. Два окна на улицу по коротким сторонам на противоположные стороны. При входе у окна справой стороны стоял большой дубовый обеденный стол, накрытый клеёнкой. Приблизительно размером два метра на восемьдесят сантиметров. Длинная его сторона стояла вдоль окна. Окно и стол разделяла дубовая скамейка на четырёх ножках, чуть длиннее стола. Такая же скамейка стояла с противоположной стороны. По коротким сторонам стола две массивные дубовые табуретки с противоположной стороны каждая. За этим столом завтракали, обедали и ужинали, иногда принимали гостей. При входе справа, у массивной широкой дубовой двери, на стене, была устроена вешалка. С множеством деревянных пальцев для одежды на ней. Туда повесили моё пальто и дедов тулуп. Там также была верхняя одежда бабушек. Напротив входной двери через прихожую, это первая часть гостиной, была глухая двустворчатая дверь в зал, окрашенная белой масляной краской. Дальше влево, за проходом в зал была настоящая русская печь с лежанкой. На печи могло разместиться четыре взрослых человека. С двух сторон у неё стояли такие же, как у стола скамейки. Слева от входной двери был метровый проход между стеной и печью в рабочую часть гостиной - кухню. Печь как бы разделяла помещение гостиной на прихожую и кухню. На кухне у окна стоял такой же, как в гостиной самодельный дубовый стол, но гораздо меньших размеров. Две табуретки. Самодельный шкаф с полками и выдвижными ящиками. На стенах висели остеклённые красивые деревянные самодельные шкафчики с посудой и бабушкиной утварью. Печь топилась с кухни дровами и торфом.
Топочная часть печи закрывалась большой металлической крышкой с ручкой в виде четырёх угольника, у которого верхнюю сторону дополнили половинкой эллипса. Под печью была пустая камера, куда ставили пустые чугунки. Чугунки, с пищей и для приготовления стояли за крышкой с наружной её стороны на площадке печки. Ухват, которым ставили и доставали чугунки с печи, и кочерга стояли в левом углу, у выступающего из печи кирпичного столбика. Саму печь с наружной стороны весной и осенью, белили, какой - то краской, не берущейся за одежду. Полы на кухне цементные, в противопожарных целях. В прихожей полы из дубовых досок. Оцинкованное ведро с водой из колодца и кружка, висело на длинном металлическом крюке, закреплённом к балке на потолке. Второе эмалированное ведро стояло, на низеньком табурете, между умывальником и столом было закрыто крышкой. Умывальник находился в левом углу кухни. Над ним на стенке, где висел рукомойник, было вставлено небольшое продолговатое зеркальце. Прямо с кухни вела окрашенная, белой масленой краской дверь в спальню. Размер этой комнаты три на девять метров. Дверь была по короткой стороне спальни. Напротив двери, через всю длинную спальную сияло окно с занавесками и вазонами на нём. С правой стороны от входной двери была устроена печь для отопления спальни и зала. Топили её зимой, и когда на улице температура была ниже нуля в остальное время года. А так тепла хватало от русской печи, которую топили два раза в день, утром и вечером. Если было прохладно то, открывали все двери с кухни и дверь между залом и спальней, которая находилась рядом с печкой и температура в комнатах выравнивалась. Зал от спальни разделяла деревянная перегородка. Она была сделана в створе с топочной стороной печи. Печь топилась со спальни, где на деревянный пол из сосны перед топкой был прибит лист из утолщённой кровельной стали. Вся печь была обложена белым кафелем, и три её стороны были в зале. Под её основание был сделан отдельный фундамент, и она занимала площадь приблизительно один метр квадратный, прямо в углу зала. В дальнем правом углу спальни прямо у окна, у перегородки, стоял бабушкин шифоньер старинной работы с овальным большим зеркалом наружу посредине. Напротив него в левом углу комнаты стоял шкаф для белья и старинный кованый сундук, приданное бабы Домны.
Кроме этого, в спальне были ещё шесть деревянных кроватей в старинном стиле. Они стояли с разных сторон комнаты друг напротив, друга, образуя широкий проход к окну. Четыре одно спальных и две двуспальных, с самоткаными красивыми цветными покрывалами и огромными пуховыми подушками у изголовья. Над каждой из кроватей кроме одной двуспальной, были или распятия или икона. Посредине между шкафом и шифоньером стоял стол, на нем бабушки гладили бельё. У стола были два кресла. На стене над одной из двуспальных кроватей висела в рамке фотография молодых бабушки Веры и деда Петра. Бабушка Вера в фате такая красивая, не то, что сейчас, дряхлая женщина, которую потрепала война, болезни и невзгоды. Ведь она всего на три года старше бабы Домны. Дед молодой парень, красивый с двумя глазами и густыми чёрными волосами. “Какая красивая пара была, на загляденье!” - говорили люди, когда видели эту фотографию. У изголовья этой кровати стояла небольшая тумбочка, у остальных стулья.
- На сегодня хватит, зал завтра посмотрите, а то ребёнок устал, с дороги, а он всё хвастается. На улице уже темно. Лучше решите, где спать внучок будет, выберите ему любую кровать.
- Да я постелю, - вмешалась баба Вера, видя, как у меня слипаются глаза.
- Я уже ему постелила со мной на печи. Раздался голос бабы Домны, которая прогоняла ката с печи.
Я обрадовался и полез, к своей защитнице на печь, как на хуторе. Уснул на тёплой печи я мгновенно, баба Домна не успела со мной даже поговорить, хотя ей этого очень хотелось.