Я считаю себя городским жителем. А как иначе, если всю жизнь прожила в городах, и в основном, в больших. И люблю я города и никогда не возникало у меня желания жить в деревне.
Но родилась я в деревне и там прошли первые годы моей жизни. И вот удивительно, всего несколько первых лет, а запомнилась мне моля деревня на всю жизнь. Я представляю и вижу каждый её уголок и во снах вижу не любимые города, а деревню. Мою деревню.
Она называется Большая Крепкая и почему-то за ней сохранился статус «слобода», хотя никакими ремеслами там не занимались. Там жили и живут крестьяне. Но называют Большую Крепкую слободой, и до недавних пор, официально.
Для меня всё начиналось с этой мало кому известной, слободы Большой Крепки. Здесь я родилась, здесь родилась моя мама, здесь родились или провели детство многие мои родственники.
И хотя эта деревня снится мне до сих пор, и её я никогда не забуду, я её не любила и мечтала вырваться из нее, как можно скорее. И это не потому, что мне плохо там жилось. Нет! Напротив, жилось мне совсем не плохо! Я не могу жаловаться на, проведенное там, трудное детство. И сейчас, вспоминая те, большекрепинские годы, я считаю их счастливыми.
Но, однажды побывав в Ростове-на-Дону, я поняла: вот место где я бы хотела жить! Как зачарованная смотрела я из маленького, грязного оконца грузового такси на улицы города, на людей, так сильно отличающихся от наших деревенских, на каток у дороги, где каталась детвора и на ногах у них были настоящие, красивые коньки с ботинками. В Больше-Крепинской тоже ребята любили кататься на коньках. Но катались мы на замерзшей речке и коньки у нас были, в основном, самодельные, привязанные ремнем к валенкам. У меня, правда, были настоящие, красивые "Снегурочки", которые привез мне папа из Ростова, но они также крепились ремнями к валенкам.
Да! Вот бы прокатиться на этом катке, да в таких красивых коньках с ботинками!
Ростов - это совсем другая жизнь! Красивые большие дома, чудесные парки и скверы! Здесь и такие привычные для меня резиновые сапоги не нужны, у них ведь, грязи нет! Кругом асфальт, дождь идет, а грязи нет.
Я совершенно не помню сколько лет мне было, когда впервые побывала в Ростове, думаю, не больше семи - восьми, но уже тогда я знала, что жить буду непременно там. Долгими путями я добиралась туда, а когда такая возможность появилась, я уже знала, что кроме Ростова есть и другие города, где можно жить, и они тоже не менее чудесные. Но, гордый красавец Ростов любим мною по-прежнему.
Но я ведь хочу рассказать не о Ростове-на-Дону! Вернусь к слободе! Моя дочь Елена, побывав здесь в конце 90-х годов, воскликнула: "Какое красивое место! И какая некрасивая деревня!" И это совершенно точно! Это не маленькая деревушка, а большая, состоящая из нескольких "микрорайонов" деревня. В нее входят ничем не примечательный Центр; Марьевка и Качаван, которые постоянно заливаются водой во время ежегодных весенних наводнений и которые являются как бы воротами в Большую Крепкую при въезде со стороны Ростова. Но это не всё, ещё есть Забокивка, являющаяся единственным местом, расположенным на левом берегу речки; Куток, славящийся своей хорошей землей и урожаями овощей и, конечно, Довгаливка, протянувшаяся длинной улицей между невысокой, изрезанной оврагами, горой и речкой с названием Крепкая..
Виталий Закруткин писал о нашей деревне:
"... Старинная это слобода. Поселились здесь люди с незапамятных времен. И даже старожилы не знают, откуда пришли сюда их предки".
Можно предположить, что большая часть жителей прибыла в эти места из Украины. Об этом говорит, так называемый, хохляцкий язык, на котором до сих пор разговаривают местные жители. Можно ещё предположить, что на специфический диалект повлияла близость Украины, но тогда чем можно объяснить, что в селах, находящихся всего в двадцати - тридцати километрах от Большой Крепки, говорят на чистом русском языке? Моя бабушка, Ефросиния Трофимовна тоже приехала из Украины. Она говорила: "Я из Таврии" А жил ли кто из наших предков здесь до бабушки, неизвестно. Была она первооткрывателем, или приехала к уже жившим здесь родственникам, также неизвестно.
Здесь, в конце 1945 года встретились, полюбили друг друга и поженились мои родители, Александр и Анна. Но это они потом, через много-много лет станут Александром и Анной, а там, в те годы, они были Санько и Нюрка. Было им тогда 30-ть и 19-ть лет. Санько вернулся с фронта, был высокий, стройный и очень красивый. Не знаю, по какой причине он оказался в Больше-Крепинской, он родился в Советке, а в то время, когда вернулся с фронта, его мать жила в станице Синявской, что находится по железнодорожной ветке между Ростовом и Таганрогом.
Представляю, как вздыхали и принаряжались молодые женщины и девушки при его появлении! Мужчин катастрофически не хватало, не всем удалось вернуться с войны, а тут появляется такой красавец. Многим он приглянулся. А Санько выбрал неприметную молоденькую Нюрку. Не знаю, как они встретились, никто не рассказывал мне об этом. Только лишь маленький эпизод как-то вспоминала моя мама. Зима, холод. Санько и Нюрка вечером гуляют по деревне. Нюрка в резиновых сапогах и без портянок, так как сапоги были маловаты. Ноги окоченели, но домой идти не хотелось, так бы и гуляла всю ночь. "Ты не замерзла?" - спрашивает Санько. "Нет!" - отвечает Нюрка и хочет добавить: "Мне не холодно" и не может сказать, так как совсем "окоченела".
Больше мне ничего неизвестно об их досвадебных встречах. После женитьбы им выделили комнату в Пятом. Пятое - это тоже своеобразный "микрорайон" Большой Крепки, хотя и находится в трех километрах от нее. До революции это была помещичья усадьба, с прекрасным садом, аллеями и большим красивым домом. Я помню все это уже в разрушенном и запущенном состоянии. Пятое, почему такое название? Думаю, что там когда-то находилось пятое отделение одной из первых Коммун в Ростовской области. Так что, родившись в марте 1947 года, я первые дни провела в Пятом. Здесь же, в Пятом я два раза была на волоске от смерти. Мне было не больше месяца когда я заболела двухсторонним воспалением легких и чудом осталась жива. А потом, месяца в три-четыре я чуть было не задохнулась в подушках. В то время каждый колхозник должен был отработать и заработать определенное количество трудодней. Скидок на маленьких детей не делалось. Мою маму судили за то, что она не выработала положенных трудодней. К счастью, приняли во внимание роды и мою тяжелую болезнь и ее помиловали. Но, больше нарываться на суд она не могла. Меня маленькую оставляла на большой кровати, обкладывала подушками и уходила на работу.
Так было и в тот злополучный день. Мама была на работе, а мимо нашего дома проходил какой-то мужчина и, услышав крик ребенка, остановился и посмотрел в окно. К тому времени я упала с кровати, а подушки упав следом, накрыли меня. Мужчина увидел только гору подушек и удивился где же ребенок и откуда доносится крик. Я начала задыхаться и уже не кричала, а хрипела. Тогда мужчина открыл дверь (замков в то время, да и вплоть до нашего отъезда из Больше-Крепкой, не водилось) и вошел в комнату. Он освободил меня из под подушек, когда я уже посинела от удушья. Так и не поинтересовалась у мамы, кто же был моим спасителем?
Есть у меня и отметина детства. Совсем маленькая, может быть месяцев в семь, я лазила возле печки и на плечо мне каким-то образом попал отскочивший из поддувала горящий уголек. Я сильно прижала это плечо к шее и кричала от боли. Бабуся подбежала, взяла меня на руки, успокаивала, но не догадалась посмотреть почему же я плечо так держу. Она носила меня по комнате, качала на руках, выносила на улицу, а я все кричала. Это продолжалось долго. И когда я успокоилась и плечо расжалось, бабуся увидела уже остывший уголек врезавшийся в мое плечо. Шрам на щеке исчез лет в двадцать, а вот на плече так и остался и есть до сих пор, как память о случившемся.
Вот такие события были у меня в первый год жизни. А я осталась жива! А если так, то я должна добиться успеха в жизни! Тем более, что, как говорила мама, я родилась в рубашке, значит должна быть счастливой. И, забегая наперед, я скажу: в жизни моей было всякое, и она не была легкой, но я счастлива! Не знаю, что будет дальше, но я благодарна Богу за день сегодняшний и предпочитаю не гадать.
Думаю, в Пятом мы прожили недолго. Может год, а может и того меньше. Отца моего за его несговорчивый, неугодливый и неуравновешенный характер (да, дипломатом он был плохим) долго не продержали на "высокой" должности, какой полагалась комната и молодых, вместе со мною приняла жить моя бабушка, мама моей мамы, к себе в маленькую тесную землянку. В моей памяти сохранилась эта землянка. Она находилась в самом начале Дорошивки. А Дорошивка - это часть Довгаливки, так сказать, ответвление от Довгаливки, поднимающееся в сторону горы. Ну, а Довгаливка, уже знаете, один из районов Большой Крепки. Официальное название и Довгаливки и Дорошивки было - улица Октябрьская, но никто так ее не называл.
Еще бы не запомнить нашу землянку, ведь жили мы в ней лет семь, не меньше! Землянка состояла из одной комнаты, перегороженной большой печью. Наверное, это была, так называемая, русская печь, с палатями, на которых можно спать. К потолку землянки была прикреплена висячая люлька, которую мы с моими младшими братьями по очереди занимали. Сначала я, но совсем мало, так как после переезда из Пятого вскоре родился маленький Витя и, конечно, комфортная люлька досталась ему. Говорят, мне это не понравилось, и я не хотела ему уступать. Требовала: "Лялю бух на печь!"
Виктор занимал люльку значительно дольше меня. Маленький Леня родился, когда Вите было почти три года. А уж Лёню никто не выселил, он занимал люльку вплоть до строительства нового дома.
Я готовилась идти в первый класс, когда родители построили новый дом вместо бабусиной землянки. Строили своими силами, но соседи активно помогали в строительстве. Так было принято в то время.
Несколько лет назад я ездила в Большую Крепкую. Наш дом так и стоит до сих пор и выглядит он лучше многих домов в слободе. Мои родители были бы довольны, нынешние хозяева люди хозяйственные и наш/их дом поддерживают в хорошем состоянии. Спасибо им.
