Гора была покрыта белыми буграми, как ледяными наростами, и тяжело дышала. Живая. На нее осторожно взбиралось солнышко, поблескивая чистой рыжинкой, как утренний рассвет. Гора вздыхала, отказываясь пробуждаться. Солнышко насело сверху, растерянно улыбаясь, как ребенок. Гора отмахнулась, ей хотелось покоя. Я собиралась заснять это природное явление, но раздумала, вспомнив печальную судьбу Бодрова-младшего, видя, что Колха уже шевелилась и начала извержение, отбрасывая от себя подушки. Пощекотала палочкой подножие, гора закрутилась в месиво. "Задохнусь", - послышалось из спеленутых глубин. Но я, представив, что передо мной магнат, начала щекотать нервы и достала рупор: "Я против коррупции! Против разорения страны под прикрытием!". Гора затыкала уши и не хотела слышать правду. Солнышко вскочило и спряталось за косяком истории, испуганно наблюдая, как магнат в конвульсиях отбивается от справедливых обвинений. "Все сроки вышли! Доколе коррупция будет процветать и избегать справедливой кары! Всё, времени больше нет!". Устав взывать к совести, предупредила по-свойски: "Если опоздаешь, то никаких больше откатов на комиксы. За честную экономику!". "Нет, не надо прекращать откаты" , - завопила гора и побежала чистить зубы. Но на пути затормозила, подошла к напуганному солнышку и защемила его в объятиях. "Фу, лапы мокрые!", - потряся своими. На диване валялась куртка, на ней блестела свежая лужица, как утренний дождик. Мне было ясно: это акция протеста. "Можешь понюхать", - сказала горе. Та наклонилась и принюхалась. "Ах ты! Где моя газетка?!". Схватив потрепанный в прежних разборках боевой листок "Комсомольскую правду", гналась за протестующим хвостатым Навальным. "Это он так выразил свой протест против несправедливости, понятно тебе! Он тоже против коррупции!", - в душе я была благодарна Навальному, но сделала вид, что готова к договорняку. "Какой еще протест?! Он нассал на моё!", - возмущался магнат. Дескать, плюнул в душу, еще когда обнародовал миллиардные доходы его, законспирированного в декларации о доходах под другим именем. Бедный мой чистоплотный Навальный зажался в уголок, предчувствуя гибель, и объявил голодовку. Я закрыла его в комнате подальше от гнева магната. "Где он?". - "В тюрьме для политзаключенных. Добавили срок за порчу имущества... А вообще вещи не надо разбрасывать. Оставил брошенными, вот и получил". Где у нас Малахов? Нужна большая стирка. Я засунула куртку в малаховскую центрифугу. Магнат снова взял в руки "Комсомольскую правду". "Постели ее в лоток, пусть орудие мести получит свою справедливую месть".
Рыжий крался на лестничную клетку, доказывая своим видом, что имя Навального бессмертно. Магнат, пыхтя, собрал рюкзак богатств из недр и двинулся к социальному лифту, боясь опоздать на ТЭК. Говорят, такой магнат непотопляем и всемогущ, как вулкан. Но вулканы, бывает, отработали своё и засыпают. Вечным сном.