Запах плесени и сырой земли въелся в самую ткань старой избы, пропитал деревянные стены, потолочные балки, потертый ковёр на полу. Он был везде – в воздухе, которым дышал Николай, в тяжелых складках шерстяного халата, унаследованного от деда. Этот запах был словно призрак прошлого, напоминание о том, что дом давно уже не жилой, а скорее – хранилище забытых воспоминаний и тайных знаний. Николай поежился, плотнее запахиваясь в халат. Холод октябрьской ночи проникал сквозь щели в стенах, словно невидимые ледяные пальцы касались его кожи. За окном завывал ветер, его порывы с яростью налетали на избу, сотрясая стёкла, словно пытаясь вырвать их из рам. Дождь, монотонный и бесконечный, барабанил по крыше, каждая капля отдавалась тупым ударом в висках Николая, создавая ощущение замкнутости и безысходности. Он чувствовал себя загнанным зверем в ловушке, окруженным невидимой, но осязаемой угрозой.
В камине еле тлели последние угли, излучая слабый, мерцающий свет, который лишь подчеркивал мрак, царивший в избе. Тени, отбрасываемые немногочисленной мебелью, казались гротескными и зловещими, словно живые существа, затаившиеся в углах. Старый ковёр с выцветшим рисунком в этом мерцающем свете казался подвижным, словно под ним кто-то шевелился. Николай нервно сглотнул, ощущая, как ком страха подступает к горлу. Он пытался убедить себя, что это всего лишь игра света и тени, плод его разгулявшегося воображения, но тревога с каждой минутой нарастала, словно тугой узел затягивался в груди.
В руках он держал толстый, кожаный дневник, найденный на чердаке среди пыльных сундуков и забытых вещей. Переплёт, украшенный странными, выпуклыми символами, казался холодным и скользким на ощупь, словно кожа какого-то неизвестного существа. Николай не мог объяснить, что именно вызывало у него такое отвращение, но ему казалось, что сам дневник излучает холод и тьму.