Статья из журнала "Всемирный следопыт" №2-3, 1998 г.
Страной тысячи островов называют далёкую Индонезию, до которой даже на самолёте надо лететь более десяти часов. Непривычное для нас раскалённое солнце, чужие созвездия. Другой мир — без снега и метелей, без морозов и голых обледенелых лесов. Мир вечного тепла и света. Стоит только протянуть руку, и можно сорвать манго, дуриан, папайю. Здесь есть всё. Меня уверили, что на одном из самых больших островов — Суматре есть даже людоеды. Вот я и подумала: а почему бы не навестить их?
До острова Самосир, где якобы живут эти самые каннибалы, они же людоеды, надо ещё добраться, ведь он находится в центре острова Суматра, на прекрасном озере Тоба.
Начну по порядку. Прилетела я в центральный город острова Суматра — Медан. Улицы здесь неширокие, душно и пыльно. Скорее бы выбраться отсюда. Да как назло полно светофоров. Стоило машине остановиться, как тотчас меня окружили мальчишки, настойчиво предлагавшие купить крошечные кульки с орехами, бананами, рисовыми пирожками, завернутыми в пальмовые листья.
Когда мы порядочно отъехали от Медана, сломался кондиционер. Шофёр, пытаясь его починить, остановил машину под огромным деревом. К счастью, никаких населённых пунктов поблизости не оказалось. Справа на склоне холма начинаются джунгли, слева — быстрая горная речка. Машина накаляется мгновенно, превращаясь в хорошо натопленную баню. Лучше выйти, — решаю я. Полированные листья огромного дерева, под которым мы остановились, что-то мне напоминают. «Конечно же, — вспоминаю я. — Обыкновенный фикус». Только здесь он настоящий гигант.
Весёлая компания шумных макак, расположившаяся в джунглях, внимательно изучает меня, а я — с неменьшим любопытством — их. Полыхает оранжевыми цветами «огненное» дерево — так цветет акация, порхают стрекозы с тёмно-бордовыми крыльями, похожие на игрушечный вертолёт, летают бабочки величиной с воробья.
Наконец шофёру удалось починить кондиционер, и можно отправляться в путь.
Через несколько часов мы решаем сделать остановку в небольшом селении и подкрепиться. В незамысловатой лавке продаются бананы, помидоры, мандарины. Есть и экзотическая еда: вяленая рыбёшка, издающая запах прокисших водорослей, несимпатичная на вид трава, огненно-красный перец «чабе», который сами индонезийцы называют обжигающей лавой вулкана Кракатау, сушёные каракатицы и мрачного вида осьминоги, которые, кажется, вот-вот присосутся к тебе, несмотря на свою прокопчённость.
Деревня, жившая до нашего появления созерцанием покоя, вмиг просыпается. Первыми о нашем приезде возвестили вездесущие мальчишки. Они сбегали в варунг — местное кафе — и сообщили о прибытии незнакомцев.
Ребятишки недолго приглядывались ко мне. Вскоре они без всякого стеснения стали кричать наперебой:
— Каси уанг! (Давай деньги!)
— Абис! — отвечаю я, увидев, как стремительно возрастает их число. (Кончились!)
— Тида биса! — авторитетно заявляют они. (Быть того не может!)
— Кнапа? — возражаю я. (Почему?)
— Нёня бесар, гемук, баньяк уанг, — радостно сообщают они мне. (Госпожа большая, толстая, у неё много денег).
Никакого уважения к старшему поколению. Но у них свои представления о красоте и богатстве. Рассуждения их не лишены логики. Раз полный, значит, богатый. На рисе не растолстеешь, а чтобы купить курицу или мясо, нужны деньги, и немалые.
Взрослое население расположилось неподалёку. Спокойно и одобрительно глядя на своих детей, бесцеремонно вымогающих дань только за то, что ты белая, полная, а следовательно — богатая.
Мы уезжаем, а вслед всё ещё слышны восклицания:
— Смотри-смотри, какой чудной цвет волос у этой белой!
— А как ужасно она одета — совсем голая!
После трёх часов головокружительных взлётов по горной дороге за поворотом открывается вид на самое настоящее море, конца которому не видно. Это и есть огромное озеро Тоба. В середине его расположен тот самый остров Самосир, из-за которого я проделала такой долгий путь. Озеро похоже на колоссальный бублик, а вместо дырки — остров. Площадь водной поверхности вместе с Самосиром почти втрое больше, чем территория государства Сингапур. Чтобы объехать остров на моторной лодке, надо по меньшей мере десять часов. В некоторых местах глубина озера доходит до 300 метров.
Гостиница, где обычно останавливаются туристы, называется Прапат, как и сама местность. Я узнала, что утром на Самосир отправляются какие-то люди, и решила присоединиться к ним. Не одной же плыть на встречу с людоедами. «Да и пусть у них будет выбор», — поймала я себя на такой мысли.
В Прапате, как и на Самосире, живут батаки — основная народность северной Суматры. У них свои обычаи, традиции, своя культура. Батаки Тоба — люди молчаливые и деловые.
Долгое время батаки Самосира, отрезанные от внешнего мира, не общались со своими соседями с Суматры и не подозревали даже об их существовании. Знакомство состоялось лишь в начале ХХ века.
Рано утром, увидев большую группу американцев, японцев и голландцев, я почувствовала себя значительно уверенней.
Гид нам попался довольно скромный, застенчивый юноша. Мы сели на пароходик — типа нашего речного трамвайчика — и поплыли. Все шутили, смеялись, играла музыка. Словом, всё выглядело довольно мирно.
Через два часа мы приплыли к местечку с поэтическим названием Амбарита. Молчаливый гид повёл нас куда-то в горы. Мы шли практически по первозданной деревеньке, которая состояла из нескольких домов, напоминавших избушки на курьих ножках, только без окон. Длина «ног» достигала двух метров. Под домами разгуливали свиньи, козы и собаки. Наш гид объяснил, что в одном доме живут вместе восемь-девять семей. Друг от друга они отгораживаются только тканевыми занавесками. Кровати заменяют циновки.
Поочередно мы взбирались наверх, чтобы посмотреть на нехитрое жилище. Небогатая обстановка, полумрак, но почти у каждой семьи транзисторный приёмник. Вероятно, через несколько лет у них появятся и радиотелефоны.
Мужчины селения были одеты в кусок материала, обмотанного вокруг бёдер и спадавшего до земли. У жителей селения, даже у детей, были ярко-красные рты, и они всё время что-то жевали.
«Ну вот, — подумала я. — Даже не скрывают, что людоеды. Наверное, доедают какого-нибудь несчастного ещё со вчерашнего дня».
Любопытные японцы решили узнать подробности у нашего гида.
— Отчего у них такие красные рты? И что они всё жуют?
— Это бетель. Он помогает от болезней и веселит людей. Его ещё называют азиатским эликсиром — листья бетеля, имбиря, коралловую известь и толчёный орех кокосовой пальмы смешивают и жуют.
После такого объяснения настроение заметно улучшилось не только у меня. Американцы громко обменивались шутками.
Через несколько минут мы оказались на месте. По краям хорошо утрамбованной площадки стояли восемь каменных стульев, посредине — каменный стол и ещё один сбоку, с углублением с одной стороны.
— Леди и джентльмены! — раздался торжественный голос гида.
Смех тут же прекратился.
— Леди и джентльмены! — повторил юноша, придавая голосу устрашающие интонации.
— Вы находитесь на лобном месте. Здесь наши предки совершали суд над поверженным врагом. Ему отрезали голову, а через вот это углубление в особые сосуды стекала кровь. Затем у врага вырезали сердце и печень, которые отдавали радже и главному воину. После того как они это съедали, душа поверженного врага, сила его рода переходили к ним. Голову клали в главную хижину племени — сопо, где её охраняли несколько воинов.
К сожалению, в этом селении сопо не сохранилось.
Впоследствии я узнала, что все головы попросту давно распродали богатым туристам, а новых уже давно нет.
И всё же неугомонные японцы не успокоились.
— Скажите, — обратились они к гиду, — когда же произошёл последний случай съедения человека, то есть врага?
— Лет девяносто назад, — уверенно сообщил юноша.
Это замечание вызвало удивление не только у меня. Ведь согласно официальным источникам, каннибализм прекратил своё существование на острове Самосир после крещения батаков, то есть в 1800 году.
— А теперь, — бодро сообщил гид, — пройдёмте на местный рынок антиквариата.
Местные жители, то есть потомки людоедов, с добрейшими улыбками зазывали в свои скромные лавки.
Старины было предостаточно: позеленевшие от древности металлические чайники с изображением драконов, стеклянные бусы, украшения шаманов, предохраняющие от нечистой силы, кошельки из буйволиной и змеиной кожи, батакские календари, где многочисленные непостижимые знаки и цифры нанесены то на берцовую кость неизвестного происхождения, то на пустой кокосовый орех, то на бамбуковую палку. На полках стояли деревянные сосуды в виде рога с миниатюрными человечками по бокам — для хранения лекарств и снадобий; чучела лягушек величиной с кролика, броненосцы, вараны. Голландские туристы с волнением рассматривали гульдены прошлого века, напомнившие им былое величие, ведь Индонезия более трёх столетий являлась их колонией.
Американцы, купив батакскую гитару с двумя струнами, начали тут же наигрывать весёлую мелодию. Японцы тщательно изучали батик (многоцветную ткань, которую делают вручную, нанося краску на непокрытые воском части материала) — не синтетика ли, ручной ли работы? Они долго и занудно торговались и в конце концов соглашались на довольно высокую цену.
Случайно я зашла за одну из лавок и застыла в изумлении: мужчины деревни старательно трудились, вырезая различные фигурки, батакские гитары, напоминавшие старинное судно с затейливым рисунком. Из камня вырубались причудливые божки, которых тут же зарывали в землю. Вот как делаются «древности»!
«А может, где-то в джунглях они все-таки оставили парочку людоедов?» От этих мыслей мне захотелось поскорей домой. Уж лучше там в зимние вьюжные вечера вспоминать красоту озера Тоба, неуёмную фантазию и добродушную хитрость батаков, их своеобразные нравы и обычаи и любоваться «стариной», купленной на далёкой Суматре.