Почему одни рок-хиты рвут западных рок-фэнов на части, но совершенно не трогают отечественного слушателя? А другие – наоборот, становятся у нас практически народными, а носителям того же языка, на каком написаны, интересны не более дохлой мухи между оконными рамами? Вспомните хотя бы пресловутую “What Can I Do” группы Smokie – у нас бешено популярную, а на Западе совершенно неизвестную. Ответ, как мне кажется, простой. И ответ единственный. Вся проблема в загадочной русской душе, которая испокон веку не находится (или просто не может находиться по своей природе) в покое и гармонии – раздирают её, понимаете ли, противоречия. То ей хочется смеяться, то плакать. То обуревают её ухарство, то смирение. То в жар бросает, то в холод. ТО в разгул, то духовные поиски. Вот и песни ложатся на русскую душу такие же – противоречивые, с сильными чувствами, глубокими эмоциями, от которых и слёзы льются, и смех разбирает. И довольно часто - одновременно!
Потому-то и любят на Руси до сих пор творчество главного Битла, Джона Леннона, что оно полно вот этого самого, странного и непонятного для большинства иноземцев свойства, от которого душа разворачивается и сворачиваться никак не хочет.
Джон Леннон в своё время (а точнее в тот период его жизни, который он сам впоследствии именовал не иначе как «потерянный уик-энд») сочинял почти исключительно именно такие песни – крайне противоречивые, но вполне отражающие его душевное состояние - состояние полного раздрая и запутанности мыслей. Из них и состоит альбом под названием ‘Walls and Bridges’.
Альбом ‘Walls and Bridges’ увидел свет 26 сентября 1974 года в США и 4 октября того же года в Великобритании. И совершенно неожиданно, прежде всего, для самого его автора, Джона Леннона едва ли не повторил успех его феноменального альбома ‘Imagine’1971 года. И это при том, что явных мировых хитов, вроде заглавной песни той пластинки, ‘Walls and Bridges’ не содержал. Но зато в нём было главное: обострённость чувств и яркость эмоций на фоне какой-то неизбывной обречённости. Короче, всё то, что близко русской душе и, как оказалось, до определённой степени и американской – в США альбом занял верхнюю строчку хит-парада журнала Billboard.
И самое главное, это был первый по-настоящему цельный альбом Джона Леннона. Цельный и законченный. И это, не смотря на тот самый внутренний раздрай, о чём я уже говорил, разброд и шатание, которые одолевали Джона в то время. Скажите – парадокс. Но Джон Леннон весь состоит из парадоксов, как и его творчество. Этим он нам и близок. Этим и интересен.
Да, Джон проживал не самый гладкий период своей жизни. Хотя, когда у него всё в жизни было гладко, ни шатко и ни валко, даже и поймёшь. Может быть, в краткий миг до начала Битломании в конце 1962 года-начале 1963. Битлы тогда только-только ощутили то, что их таланты наконец-то оценены по достоинству, но ещё не вкусили горькой пилюли обратной стороны всеобщего поклонения и славы. Или в 1980 году, когда он вновь вернулся к творчеству, обрёл новое вдохновение, основанное на гармонии в семье. Но тогда всё быстро закончилось прерванное выстрелами безумного фаната.
В целом же состояние душевного дисбаланса было для Джона состоянием привычным и вполне, нужно признать, продуктивным. Для создания своих шедевров он нуждался в том, от чего обычный средний человек впадает либо в стресс, либо в депрессию. Запутанные внешние обстоятельства лишь подхлёстывали его фантазию и творческую энергию.
А 1974 год, как и предыдущий 1973, были для Джона Леннона весьма непростыми. Он получил от Йоко, своей деспотичной супруги, увольнительную на неопределённый срок, и пустился во все тяжкие, то есть, говоря напрямую, чего уж тут скрывать, начал жизнь гуляки праздного, забулдыги и прожигателя жизни.
То есть внешне всё выглядело прекрасно. Особенно с точки зрения ближайших друзей. Джон был волен делать всё, что ему взбредёт в голову, поскольку никакого цербера японского происхождения рядом не было. Отнюдь. Этот самый цербер (ну вы понимает, что я имею в виду Йоко Оно) снабдила Джона специальной подругой китайского происхождения, в обязанности которой входило выполнять все его прихоти и похоти. В общем, Йоко посчитала, что её мужа мучает неудовлетворенность «недогуленной» молодости и что его требуется отпустить на волю.
Но нужна ли ему была воля такого рода – даже сам Джон ответить точно не мог. Поэтому в душе его ни покоя, ни особой радости не наблюдалось. С одной стороны, он стремился к отдыху от Йоко. Но с другой, испытывал почти физическую зависимость, не говоря уже о психической от своей эксцентрично-экзотичной второй половины.
Так что не удивительно, что основная масса песен альбома ‘Walls and Bridges’ так или иначе посвящены Йоко Оно. Или даже являются неким покаянием Леннона за свои проступки и грехи перед ней.
Альбом ‘Walls and Bridges’ стал своеобразным откровением для советских меломанов. До его выхода все сольные альбомы экс-битлов сравнивались с Битловскими. И, как правило, сольники до групповых работ не дотягивали, по всеобщему мнению. Хотя и нравились опять же почти всем. Но критерий был один – похоже на Битлз или нет. Например, Маккартнивские ‘Ram’ и ‘Band On The Run’, альбом ‘Ringo’ 1973 года, ‘Imagine’ Леннона были похожи. А вот ‘Living In Material World’ Джорджа Харрисона и ‘Sometime In New York City’ того же Леннона – как-то не очень.
‘Walls and Bridges’, однако, выпадал из этой схемы. И вот почему. В нём не было вообще никакой битловщины, кроме – собственно, самого его автора, Джона Леннона. Как будто он немыслимым образом сумел абстрагироваться от всей предыдущей Битловской эпохи и самого себя прошлого. Словно и не было всех этих безумных лет и ставших классикой битловских жизнерадостных мелодий, цепляющих хуков и фантастической радужной атмосферы их записей.
В ‘Walls and Bridges’ перед нами предстал другой человек, чья жизнь в корне отличается от привычного Modus Vivendi архитипичной рок-звезды. Он был не менее талантлив, чем Джон-битл, но гораздо более сложным, непростым, погруженным в себя. Он и всеми силами отгораживался от мира и страдал от этого своего стремления. Сравнить это с битловскими альбомами никто не решался. Период критики сольного Джона Леннона на этом завершился. В дальнейшем его творчество рассматривалось в отдельности от битловского. По крайней мере, мной.
Альбом ‘Walls and Bridges’ был своего рода ответом не только на то, что происходило с Джоном в то время. Но ответом на тот невольный вызов, который бросил ему шоу-бизнес. Сначала в лице Фила Спектора, продюсера столь же гениального, сколь и скандального. Леннон записывал в сотрудничестве с ним альбом рок-н-ролльных стандартов в 1973 году. В результате взбалмошный Спектор решил, что он сможет заработать больше, если присвоит пленки с записанным материалом, и растворился в пространстве. Разбирательство длилось до 1975 года. Отчасти из-за этого Джон впал в перманентный запой в Лос-Анджелесе вместе с Ринго Старром, Китом Муном и Гарри Нилссоном. Чтобы скрасить свой неприглядный досуг, он предложил Нилссону, «белокурой бестии», как его называли битлы, спродюсировать его альбом. Но то ли материал был слабый, то ли здоровье у Нилссона подкачало (он страдал хроническим ларингитом) – в общем, работа шла через пень-колоду и результат получился далеким от совершенства. Не способным удовлетворить взыскательный вкус продюсера, то есть опять же самого Джона Леннона.
Вот тут-то он и сказал сам себе: «А не пора ли взяться за собственный альбом. Время-то идёт». И он взялся. Как только Мэй Пэнг из Лос-Анджелеса вернулась в Нью-Йорк, куда Джон перебрался раньше, чтобы довести до ума альбом Гарри Нилссона ‘Pussy Cats’. Как ни странно, но без неё, без этой походно-полевой жены, работа на студии Record Plant над собственным альбомом Леннона не могла сдвинуться с места. Всё-таки не смотря на своё двусмысленное и довольно шаткое положение Мэй Пэнг что-то значила для Джона.
К моменту начала работы над альбомом у него было несколько заготовок, сочиненных в Лос-Анджелесе. Но Нью-Йорк подхлестнул его вдохновение и активность. Песни сочинялись с невероятной быстротой. Еще быстрее велась работа в студии. На запись ушло чуть больше недели, хотя у Джона не было никаких заранее подготовленных аранжировок. Он просто предлагал играть свои партии сессионным музыкантам. Их было, кстати, достаточное количество, чтобы обеспечить альбому плотное звучание, в диапазоне от трогательной нежности до грандиозной симфоничности. Среди музыкантов были и вездесущий барабанщик Джим Келтнер, и многообещающий новичок гитарист Джесси Эд Девис, и, конечно, незаменимый друг и товарищ всех битлов Клаус Форман. Все они полностью доверяли чутью и интуиции Джона Леннона. А как же иначе?!
Когда из совместного музицирования награни джемования получалось то, что хотел Леннон, он тут же останавливал запись на правах продюсера – а запись велась непрерывно, чтобы как раз не упустить этот самый нужный момент.
Закончив работу над альбомом ‘Walls and Bridges’ Леннон высказался в одном из интервью следующим образом: «Я удивлен, что вообще сумел сделать что-то стоящее после этого чрезвычайно странного года. Речь на пластинке как раз о нем и идет, только не так шизофренически, как это было на самом деле. Я все еще в шоке и не пойму, отчего последствия оказались не столь заметными. Не обо всем, конечно, говорится в „Стенах и мостах“, кое-что обозначено пунктирно. Речь, в общем, идет о возрасте и о том, что кое-что я теперь понимаю иначе».
Необычное и многозначительное название возникло не с бухты-барахты. Леннон по своей привычке снова позаимствовала на стороне понравившиеся ему словосочетание. В данном случае «Стены и мосты» - это часть рекламного слогана некой строительной фирмы. Леннон увидел аллегорический смысл в этих словах. Смысл такой близкий ему самому, его состоянию раздрая: стенами мы отгораживаемся от мира и людей, а мосты восстанавливают утраченные связи. Кстати, впоследствии эту аллегорию, точнее, первую, её часть, подхватил и развил другой гений, который, по всей видимости, внимательно следил за творчеством Леннона, поскольку ощущал с ним духовное родство. Это Роджер Уотерс из группы Pink Floyd. Именно ему пришла в голову идея эпохального произведения, рок-оперы «Стена» (The Wall).
У Джона в 1974 году была одна спасительная соломинка, единственная – это Йоко Оно. Но для того, чтобы ей воспользоваться, нужно было ограничить свою свободу. Куда не кинь, везде клин. Но, как вы понимаете, Джон выбрал последнее.
И в этом не малая заслуга песни "Whatever Gets You thru the Night" и того, кто помог её записать, то есть Элтона Джона. Он поспорил с Джоном, что песня станет хитом номером один. Так и произошло. Леннону пришлось выполнять взятое обязательство. А именно выступить вместе Элтоном в качестве приглашённого музыканта на его концерте в Madison Square Garden. На концерт Элтон позвал Йоко. Там-то 28 ноября 1974 года и произошло примирение супругов и возвращение блудного мужа в лоно семейного очага.
Но вряд ли именно этого хотел Джон. Хотя и этого тоже. Но главным для него представлялось всё же обретение гармонии. И он даже знал, точнее, догадывался, как это сделать. Недаром же, на обложку альбома ‘Walls and Bridges’ он поместил собственные рисунки, сделанные в 11-летнем возрасте. Он хотел вернуться к себе изначальному, тому, каким он был в детстве, не издерганным славой, не измученным ненужными связями, не исковерканным социумом и истеблишментом.
Именно об этом альбом ‘Walls and Bridges’, об этом все его песни, которые и сейчас, спустя четыре десятка лет поражают своей открытостью, ранимостью и вместе с тем – красотой.
Песни альбома ‘Walls and Bridges’
Первую сторону виниловой пластинки ‘Walls and Bridges’ открывает песня, обращённая к Йоко. "Going Down on Love" («Погружаясь в любовь») – песня-пролог всего альбома, полная противоречий, раскаяния и гнева, любви и раздражения. В общем, того самого душевного раздрая, который преодолевается исключительно творчеством.
Вторым треком идёт тот самый едва ли не главный хит Леннона, который вернул ему уверенность в своих силах. Он называется "Whatever Gets You thru the Night" («Что помогает тебе скоротать ночь»). Сам Джон, правда, был сильно озадачен успехом этой песни, потому что считал её обычной поп-безделкой, в общем-то ни о чём (по его собственному мнению). Переключая по своему обыкновению ТВ-канал, он как-то случайно услышал от темнокожего проповедника-евангелиста фразу, которая ему понравилась своей двусмысленностью (скоротать или преодолеть ночь). Ну а развить эту мысль в более-менее связный текст для Джона было делом техники. В записи песни "Whatever Gets You thru the Night" ему помог Элтон Джон.
Третий трек "Old Dirt Road" – совместное сочинение Леннона и одного из его ближайших друзей-собутылников, но при этом уникального вокалиста Гарри Ниллсона. Это попытка Леннона написать что-то в чисто американском духе. Затравкой стала американская поговорка о тщетных усилиях, которую озвучил Ниллсон: «грести дым вилами на ветру». Леннону само настроение поговорки пришлось по вкусу. Его-то он и выразил в тягучей мелодической раскачке.
Затем следуют ещё два зашифрованных послания к Йоко. Прифанкованная "What You Got" («Чем ты обладаешь») с прямолинейным призывом «Дай мне ещё один шанс» и даже с некоторым укором «Ты не узнаешь, чем обладаешь, пока не потеряешь этого». В общем «Верни меня, я всё прощу». И тут же, следующий трек, красивейшая приджазованная баллада “Bless You” как извинение за невольную оплошность: «Благословляю тебя, где бы ты ни была, открытое всем ветрам дитя с падающей звезды. Неприкаянные души расстались, Но мы все равно глубоко в сердцах друг у друга».
Завершает первую сторону виниловой пластинки настоящий вопль отчаяния - песня “Scared” («Мне страшно»). Одна из самых страшных песен не только в творчестве Джона Леннона, но и в истории рок-музыки вообще. Кто бы ещё кроме Джона осмелился включить в ткань песни вой одинокого волка, то есть провести параллель между лирическим героем, загнанным в «бесплодье умственного тупика» и одичалым зверем. Песня на грани безумия. Да и не песня вовсе, а крик отчаяния, крик о помощи. Сколько этих криков мы слышали от Джона, начиная с песни “Help!”, продолжая стенаниями “Don’t Let Me Down” и “Mother”. Мда… А получил он пять пуль… Но это немножко другая история.
Вторую сторону виниловой пластинки ‘Walls and Bridges’ открывает красивейшее творенее Джона Леннона под названием “#9 Dream” («Сон номер 9»). О чём она, он даже не пытался объяснять. Говорил просто: «Здесь не было никакого вдохновения. Я просто записал то, что мне приснилось». Впрочем, и здесь обнаруживаются Ленноновские парадоксы: всё-таки вдохновение и есть то, что нужно просто записать, а не высасывать из пальца. «Сон или мечта номер 9» – это есть та самая гармония, к которой так стремился Леннон, но никогда не смог достичь.
Следующий трек – песня особая. "Surprise, Surprise (Sweet Bird of Paradox)" («Сюрприз, сюрприз - Изумительно, удивительно милая райская птица») - это посвящение сразу и Йоко, и Мэй Пэнг, поскольку в них обеих слился идеальный образ для Джона как для мужчины – в одной материнская забота и диктат, в другой – преданность и покорность влюблённой женщины. «Райская птица, В ее глазах восход, Одному Богу ведомо, как она изумительно мила...» – недостижимый идеал, который разрывал Джона пополам все 18 месяцев «потерянного уик-энда».
Затем непостижимая “Steel and Glass” (Сталь и стекло), которую многие восприняли как продолжение «нападнической» “How Do You Sleep?”. Но, если в последней мишенью издевательских подколов был Пол Маккартни, то здесь уже – бизнес-менеджер Битлз Ален Клайн, к которому у Джона накопилось множество претензий. Но сам Леннон такое примитивное толкование песни отвергал и говорил, что это песня о нём самом, только в третьем лице. И у нас нет никаких оснований ему не верить, уже хотя бы потому, что поётся в песне о матери, которая покинула его совсем малышом (как и было в случае с Джоном). А само сочетание «Стали и стекла», которое создает ощущения чего-то давящего и режущего, скрежещущего железом по стеклу, – разве это не ярчайшая аллегория состояния духа поэта в то непростое для него время, когда создавался альбом ‘Walls and Bridges’?
Очень важная для Джона песня – блюзовая баллада "Nobody Loves You (When You're Down and Out)", что-то вроде вариаций на тему известного блюза "Nobody Knows You When You're Down and Out", сочинённого ещё 1923 году, Джимми Коксом. Слова такие: «Никто тебя не любит, когда ты выбился из сил, Никто тебя не видит, когда ты на седьмом небе. Все суетятся, ради доллара, ради цента… Я почешу тебе спину, а ты почешешь мою. Я почешу твою спину, а в мою ты всадишь нож. Всё, что я могу сказать тебе – это шоу-бизнес». В общем, сплошной беспредел в мире чистогана и алчности, к чему у Леннона была стойкая идиосинкразия. Кроме того, Джону претила суета вокруг собственной персоны. Пьянки-гулянки не приносили ожидаемого облегчения. Оттого и отпуск, взятый у жены, он и обозвал в сердцах «Потерянным уик-эндом», потому что для него самого и в нём самом ничего не поменялось к лучшему.
Заканчивается альбом несколько неожиданным образом, едва ли не какофонией, а в общем и целом чем-то вроде репетиции рок-н-ролльного стандарта “Ya Ya”. В нём Джулиан, старший сын Джона, играет одной палочкой на рабочем барабане. Получилось это случайно. Джулиан баловался с барабанной установкой в студии, а папанька его включил запись и присоединился к сыну с гитарой. Получился этакий джем, который опять же парадоксальным образом снижает серьёзность и возможно кажущийся пафос всего предыдущего материала. Чем-то это напоминает оборванный фрагмент песни “Her Majesty”, который завершает альбом Битлз ‘Abbey Road’. Тот же эффект… Всё-таки есть и здесь немного «битловщины», я не совсем прав.