«Из личного дела Рудольфа Ивановича Абеля: «Родился я в 1900 г. 23.09 в г. Риге. Отец — трубочист, мать — домашняя хозяйка. До 14 лет жил у родителей. Окончил 4 класса элементарного училища. В 1914 году работал мальчиком-рассыльным в Риге. В 1915 году переехал в Петроград… В должности рядового — кочегара отбыл на фронт… В боях за Казань отбили у белых баржу смерти с заключенными… С 1927 года работаю в органах ОГПУ в Иностранном отделе…»
Эта цитата — из книги «Они украли бомбу для Советов». Ее автор — известный российский журналист Николай Долгополов. Составлена она из очерков и интервью с людьми, имевшими прямое отношение к сложнейшей проблеме 40–50-х годов ушедшего века — проблеме мирного сосуществования двух систем. Слухов, домыслов, предположений об истории создания в Союзе атомной бомбы, точнее, «рецепта» ее изготовления, всегда ходило немало. Шаг за шагом постигая проблему, встречаясь с соратниками, друзьями и родственниками легендарного разведчика Рудольфа Абеля, автор сумел проникнуть в одну из наиболее «закрытых» (по сей день!) тем.
– Николай Михайлович, как родилась идея этой книги? Кто-то подсказал, посчитав, что «пришло время открыть секретные архивы»?
– С 1987-1992 гг. я в качестве собственного корреспондента «Комсомольской правды» трудился и проживал в Париже. За это время одна историческая эпоха сменила другую, и я вернулся в государство, которое за пятилетку моего в нем отсутствия изменилось так, что узнать его было трудно. Своей газете я оказался и нужен, и не нужен. Меня избрали в редколлегию «КП», но в творческом плане наступила пора сомнений и мучений. Много писал о политике, «добираясь» до всех тогдашних звезд, зачастил на любимые свои стадионы… Как-то в редакции мне предложили сходить в Пресс-бюро Внешней разведки. Там, мол, работает хороший парень Юрий Кобаладзе, может, что подскажет интересного для работы. Я сходил, познакомился. Тогда как раз отмечали юбилей разведчика Абеля и он предложил мне написать статью. Но когда я, готовя ее, прочитал то, что уже было напечатано об Абеле, да еще и некоторые документы, то выдвинул «контрпредложение»: сделать не одну, а несколько статей, человек того достоин. Вскоре меня познакомили со старшим офицером службы Внешней разведки, который в некоторой степени считал себя учеником Абеля. Он представил меня своему бывшему начальнику полковнику Тарасову, который вызволял Вильяма Фишера — Абеля из американской тюрьмы, а потом вместе с ним работал в отделе, название которого не имею права упоминать даже сегодня. Состоялось еще одно знакомство — с дочерью Фишера Эвелиной Вильямовной. После публикации этих статей было много звонков от читателей, а также писем в редакцию. Видно, задело.
– Чем же? О наших разведчиках, похитивших у американцев секреты атомной бомбы, писали в те годы немало.
– Но писали по документам, на основе архивных данных. Это все хорошо, но куда интереснее и важнее личное общение. Никакая бумага не расскажет о событии так, как непосредственный его участник. Поэтому мы в Пресс-бюро договорились, что будем обязательно «вытягивать» на разговор живых свидетелей былого. Пусть у них своя точка зрения, не совпадающая иногда с официальной. Но в том-то и ценность! Есть и еще одно печальное обстоятельство: все мы смертны. Некоторых из тех, с кем я беседовал, уже нет с нами. Так получилось, что я встречался с разведчиками, их агентами — американцами незадолго до их ухода. Быть может, они сами это понимали, потому были со мной достаточно откровенны — насколько, конечно, это дозволялось рамками их профессии. «Атомная тема» мной не выбиралась. Центральной она стала естественно. Ведь в том, что мы с вами сейчас беседуем, заслуга во многом разведчиков: планы стереть Россию с лица земли были весьма серьезны, хотя сегодня это звучит уж чересчур по-советски. Кроме того, операцию отечественной разведки по добыче информации, связанной с разработкой атомной бомбы, наши и не наши аналитики считали наиболее успешной в истории противоборства спецслужб.
– В чем состояла главная сложность для вас при сборе материалов?
– Требовались терпение и тщательное изучение материала. Я прочитал множество зарубежных источников, нашел в них массу ошибок и даже искажений. Сверял свои впечатления с одним из героев книги Владимиром Борисовичем Барковским. Вот, кстати, кто потратил на меня кучу времени, просвещая и рассказывая, как же было все на самом деле. В сложнейшую тему нужно было обязательно «въехать», иначе бы я оказался на уровне многих коллег-журналистов, которые просто добросовестно (а кто-то не очень добросовестно) брали интервью у ветеранов разведки, ища сенсацию, жареное, желтенькое. Я же считаю, что для профессионального журналиста, уважающего своих героев, читателя и себя самого, желтый — цвет запрещенный.
– В вашу работу над книгой вмешивалось ФСБ?
– Ни разу! Вообще, это совсем иное ведомство, не имеющее отношения к Службе Внешней разведки. А вот с сотрудниками последней работал, действительно, в тесном контакте. При том, что в своих оценках, в выборе собеседников оставался самостоятелен.
– Когда, как вы думаете, их имена рассекретят?
– Думаю, никогда. Некоторые до сих пор весьма успешно работают в разведке… А один мой собеседник, уже ушедший из СВР, оказался учеником Кима Филби. Позвонил он мне сам, узнав из телепередачи, что я предлагаю присвоить Филби звание Героя России, пусть и посмертно. С «Учеником» — назовем его так – мы были и раньше неплохо знакомы. А вот его принадлежность к разведке стала для меня большим сюрпризом.
– Можно узнать хотя бы где и кем они сейчас работают?
– В Англии на это ответили бы коротко: ноу коммент.
– Читали в подлиннике соответствующую литературу, изданную за рубежом?
– И это тоже. За восемь с половиной лет, что писал книгу, стал неплохо разбираться, извините за нескромность, в истории разведки, ее прошлом и настоящем… А без знания иностранных языков ни за что, мне кажется, не удалось бы «разговорить» легендарного Морриса Коэна — Крогера. Это именно он с женой Лоной добывал для нашей страны атомные тайны из американской суперсекретной лаборатории в Лос-Аламосе. Потом работал вместе с нашим разведчиком Молодым — Лонсдейлом в Англии и отсидел восемь лет в тюрьме, пока наши не обменяли его на английского разведчика. Так вот, Моррис, которого я, к сожалению, видел лишь один раз, провел со мной в непрерывных разговорах четыре часа. После этого мы договорились о новой встрече, но Коэн тяжело заболел и не вышел уже из госпиталя…
– Вы разговаривали с ним на русском или английском языках?
– Прожив много лет в России, в Москве, Коэн так и не выучил русского. Еще с одним важным героем книги американцем Джоэлем Барром мы тоже общались на его родном языке. Вот кто меня поразил! Он сбежал из США, перебрался оттуда в Париж, затем в Прагу, а потом в Ленинград. И сделал потрясающую научную карьеру, став, вместе со своим соратником по разведке и науке Сарантом, руководителем крупнейшей ленинградской лаборатории и лауреатом Государственной премии.
– Об этом, пожалуйста, поподробнее!
– Подробности — в книге. Тут наиболее интересное то, что Барр (в Питере он был известен под именем Йозефа Берга) сам разыскал меня в Москве. Ему не понравилось, что Герой России Феклистов, тоже действующее лицо книги, один из моих собеседников, назвал Розенберга своим агентом.
– Значит, супруги Розенберги все-таки были виновны в краже чертежей атомной бомбы?
– Бомбы — нет. А жена Юлиуса — Этель, казненная, как и муж, на электрическом стуле, не была и нашим агентом. Сам же Розенберг работал на СССР из чисто идейных соображений… Барр — Берг собирался доказать, что Розенберги совсем не виноваты. Я летал к нему в Питер не раз и не два. Потом вместе с группой покойного ныне Артема Боровика снял для телепередачи «Совершенно секретно» большой фильм о Барре, с которым установились у меня дружеские отношения. Как-то я попросил его: «Если надумаете рассказать всю правду — звоните». И он частенько названивал мне в Москву. А однажды снимаю дома трубку и слышу знакомый английский с бронкским акцентом: «Ник, я в Москве, готов рассказать всю правду. Дай слово, что напишешь книгу». Я пообещал. Но Барр так и не пришел, и не перезвонил…
– В последнюю минуту передумал?
– Умер. Неожиданно, скоропостижно. Приехав в Москву, простудился.
– Вы считаете, что если бы не было «атомных» разведчиков, то у нас не было бы атомной бомбы?
– Все, что я узнал, позволяет мне думать: процесс изготовления советской атомной бомбы мог затянуться лет на пять-шесть. Как минимум! Не говоря уже о потраченных на самостоятельное исследование деньгах.
– На презентацию книги собралось также немало иностранных журналистов — и газетчиков, и из телекомпаний. Чем объяснить их явно повышенный интерес?
– Думаю, желанием узнать, почему и как американцы проиграли в том «диалоге» разведчиков. А также стремлением взглянуть на оставшихся в живых участников давних событий, предугадать, что будет дальше, как развернется борьба разведслужб после относительного потепления в отношениях ядерных держав.
– Николай Михайлович, признайтесь, все ли вошло в книгу из того, о чем рассказывали ваши собеседники?
– Нет, конечно, далеко не все. Есть вопросы, которые и сегодня должны оставаться под грифом «секретно». Ради нашей с вами безопасности.
Людмила Безрукова
«Секретные материалы 20 века» №9(53)