«Если изнасилование неизбежно – пробормотала она, - расслабься и получай удовольствие»
(Ричард Карл Лаймон, Ванна)
Майским светлым солнечным днем в семье сантехника Иванова в очередной раз случилось пополнение. Уставший таскаться каждые девять месяцев в их квартиру аист, потрепанный за эти годы так, что его белая манишка приобрела серый землянистый цвет, а ранее черное как смоль хвостовое оперение выцвело, сильно поредело, местами прям проплешинами, принес конверт с малышом, покряхтел, что то на своем прохрипел, взмахнул из последних сил общипанными крыльями и был таков. Аист, честно, скажем, имел видок, еще хуже, чем сантехник Иванов после недельного загула.
Прибытию аиста собственно никто уже и не радовался. Глава семейства и так перманентно был пьян, лишний повод ему и не нужен был. Мамашка, родившая уже восьмого ребенка, молила об одном, скорей бы уже наступил климакс и ее репродуктивная функция закончилась. Детишки, в прямом смысле семеро по лавкам, лишнему конкурентному рту явно не обрадовались и хотели уже грохнуть этого потрепанного аиста. Соседям пополнение семьи Ивановых никуда не упиралось, ежедневные писки, визги этой оравы, плюс к этому загулы главы семейства, укрепили стойкую ненависть к жильцам квартиры № 13. Не читалось радости на лицах участкового, работников социальной защиты и даже акушерки роддома № 4, которая, казалось бы, и работала только для того, чтобы осчастливливать очередных родителей.
Вся эта всеобщая не радость, конечно же, сказалось на малыше, по случайному совпадению, мальчике Коленьке, восьмому ребенку по счету. Коля рос хилым, замученным, а от постоянного недоедания, бесчисленного количества люлей от старших братьев, он еще и ростом не вышел. Был мал. Метр с кепкой. На лицо Коленька был также неказист, можно сказать страшненький, да что можно, страшным он был. Ушастый, с редкими белесыми волосиками на голове, зубы как деревенский штакетник, установленный на скорую руку его же папашей в пьяном угаре, губы были как вареники и вечно в слюнях. Красавец, ни дать ни взять!
В школе он учился только на двойки, в лучшем случае. За исключением только одного предмета, анатомии. Вот тут Коленька преуспевал, даже положительные отметки получал. Интересно ему было строение человека, особенно подолгу он изучал строение женского тела. Анатомичка его хвалила. Исследователь рос, ученый, поди же ты! Иные школьные предметы абсолютно оставались без его внимания.
Друзей он школьных не имел, при этом, вслед за семейкой подвергался постоянному буллингу со стороны одноклассников. Девчонки ни в школе, ни во дворе на него внимания не обращали, обходили стороной, да чего там, просто в ужасе убегали. Таким Макаром Коленька прошел пубертатный период и вкатился во взрослую жизнь не целованным девственником, восемнадцати годов от роду. Познать эту сторону жизни он, конечно, хотел, прямо таки жаждал. С целью практического познания оного украл у батюшки родимого денюжку, когда тот в очередной раз лыка не вязал, а родных дома никого не было. Деньги решил потратить на покупку услуг некой Соньки, местной шалавы, а по совместительству девушки легкого поведения. Сонька была, как бы помягче сказать, в принципе под стать Николаю; была мелка, плоска, дико кривонога, с оттопыренной нижней губой и без передних зубов. Кто и когда ее покупал неизвестно, но она всем заявляла, что на районе она единственная почти официальная девушка легкого поведения. Так вот, принеся в потных своих ручонках удачно приватизированные у отца остатки трудовых доходов, с гордостью продемонстрировав их Соньке и потребовав немедленно акта любви, был послан далеко, очень. Обескураженный Колька затаил смертельную обиду на весь женский род, от мала до велика. Деньги, предназначенные на покупку доступного женского тела потратил на мороженку, кушал, плакал и разрабатывал план мести.
Чуть позже в различных местах города начали обнаруживать страшные находки, бессознательные женские тела. Первой была обнаружена учительница анатомии с задранной юбкой и порванными колготками, которая ничего не помнила, но при опросе показала, что вечером возвращалось из школы домой, получила сильный удар по затылку, потом потеряла сознание, темнота, очнулась только через несколько часов с сильным чувством полового удовлетворения. Да - да, именно так она и показала, голове было больно, а в области влагалища было чересчур приятственно, аж до искорок в глазах.
Затем обнаружили Соньку, опосля и других женщин с такими же признаками нападения и удовлетворения; в парке под кустом, в мусорном баке, на берегу озера и даже страшно сказать возле городской администрации. Город вздрогнул, город осознал, город запаниковал. В городе объявился безжалостный маньяк, посягающий на половую неприкосновенность. Милиция, тьфу ты полиция, носилась по всему городу в поисках безжалостного маньяка, были опрошены сотни людей, устроены десятки засад, опера без устали работали среди всех слоев криминалитета в надежде найти хоть какую-нибудь зацепку. Бесполезно! Ни одной улики. Все преступления объединяло одно только то, что они были совершены в отношении женщин, на женщин нападали сзади, а затем… о, ужас, женщин нещадно удовлетворяли. Кроме того, еще одна деталь указывала на серию преступлений. Причем эта деталь ставила в тупик даже самых опытных сыщиков местного отдела. В тупик она поставила и очень именитых пинкертонов, прибывших на помощь местным из самой столицы, МУР есть МУР. На каждом месте преступления неизвестным и подлым маньяком были оставлены четыре равно удаленных друг от друга отметки, причем сами по себе они тоже были квадратные. На земле они оставляли вмятины, на асфальте эти следы были то грязные, то наполовину окрашенные в белый цвет, а наполовину в черный, прям как аист, прости его грешную душу. Ровный квадрат следов иногда оставлял очертания ромба, ну если провести незримую линию от каждой точки до точки. В общем, загадка.
Улицы города обезлюдели, молодые девушки перестали в одиночку выходить на улицу, взрослые дамочки, заставляли своих мужей постоянно ходить вместе с ними, провожать и встречать с работы, отцы круглые сутки стерегли своих дочерей. Хаос и ужас поселился в городе, где орудовал маньяк. Лишь одна учительница анатомии упорно по вечерам наряжалась, усердно мылась, выливала на себя литрами различные благовония и отправлялась в пустынный ночной парк в надежде опять получить по голове и еще раз испытать незабываемый космический полет, в народе, называемом оргазмом. Безрезультатно! Маньяк за ней больше не охотился.
На другом конце города, в благополучном районе и не менее благополучной семье представителей местной элиты лет 40 назад родилась девочка, маленькая такая девочка, очень красивая девочка, глазищи огромные голубые, реснички мама не горюй, губки бантиком, сама белокурая, в общем, куколка, а не ребенок. И аист ее принес, чистенький, красивенький, со всеми перьями на пятой точке. Девочка росла, горя не знала, кушала, что хотела и когда хотела, играла во все игры, которые могли придумать современники, одевали ее родители так, что ассортимент ГУМа это сельпо, как минимум. Ну, вот, рос этот ангелочек, рос и выросла такая, я вам скажу деваха. Рост – во! Грудь – во! Ноги от ушей. Сама красоты неописуемой, но вредная это что-то, избаловали, что там говорить то. Да вот еще что, от постоянного переедания размеров она достигла огроменных, просто за сто с гаком. Бабищей прямо стала, еще даже не достигнув возраста полового созревания. По странному стечению обстоятельств назвали это великолепное создание Клавдией, по отчеству Михайловна она была.
Клаву, из-за ее гигантских размеров, мальчишки с самого детства игнорировали, не играли с ней, в раздевалке за ней не подглядывали, за косу не дергали, портфель не носили. Им, видите ли, субтильных подавай, худеньких да аккуратненьких, голоса ангельского, взора скромного и румянца стыдливого на щеках. Ага сейчас, сказок, е-мае, насмотрелись, нету таких. Но тем не менее, Клавочка наша вниманием мужским обделена была практически полностью. Время шло, Клава росла, стала сначала Клавдией, потом Клавдией Михайловной, годы проходили, а гормонов не убавлялось, играли гормоны в Клаве, играли. Когда одиночным сольным концертом, а когда и целым ансамблем песни и танца Сибири. Однако мужчины как проходили мимо, так и проходили, не помогли не богатые родители, не неуемное сексуальное желание самой Клавдии, все мимо. От тоски, от отсутствия мужского внимания совсем Клавдия Михайловна плоха стала, от желания постигнуть таинства мужской ласки у нее просто зубы сводило, а кулачищи готовы были раскурочить самый крепкие сооружения. Одна она была, одиношинька.
Томным осенним вечером, когда темнеет уже рано, а фонари в городе это дефицит, ни к чему такая роскошь, пустую улицу освещать, Клавдия Михайловна очень медленно двигалась по городскому парку, снедаемая мыслями об одиночестве и неудовлетворенности человеческого бытия. Навстречу попалась малахольная училка анатомии с таким шлейфом духов, что комары просто налету дохли. Больше в парке никого не было. Совсем уже задумавшись о своем, мирском, Клава не заметно для себя забрела в самый темный и укромный уголок парка.
И вдруг, кто - то сзади, вероломно, как Гитлер в 41-ом, ударил Клавдию по голове. Напомню, Клава была женщина крупная, дородная и свалить ее можно было только кувалдой. Посему, почесав затылок, Клава, с речами не предназначенами для детских ушей, обернулась назад откуда ей что-то прилетело по голове и с удивлением посмотрела на нападавшего. На уровне ее глаз оказалась белесая голова с ушами как у слона и губищами, похотливо облизаваемых языком. Клавдия схватила своей ручищей это непонятное лицо, сгребла его в кучку и спросила: «Ты че, дебил?». Из глубины ее кулака, очень приглушенно белесое нечто промямлило: «Нет я не дебил, я Коля, я маньяк».
Мозг Клавы лихорадочно заработал, каждую секунду посылая горячие импульсы «мужик», «мужик», «мужик». Осознав в полной мере, что в ее руках находится вожделенное мужское тельце, да еще и маньяк, Клавдия Михайловна схватила его в охапку, практически под мышку и потащила его дальше в кусты. Жалобное скуление не состоявшегося насильника, его крики о помощи не возымели своего действа. Спросив для приличия его, читал ли он Ричарда Лаймона и получив отрицательный ответ, молвила: «Тогда расслабься и получай удовольствие». После Коля был использован по полной программе и по своему мужскому предназначению.
Далее, Клавдия завернула в свою куртку бессознательное тельце маньяка Коли и утащила последнего домой, отогревать, откармливать, отпаивать и дальше максимально использовать то, чем так богато наградила природа Колю, его естество.
P.S. У Коли с Клавой все потом было хорошо, а в городе воцарился полный порядок. Анатомичка окончательно поехала кукухой. Тайна следов на местах преступлений оказалась настолько прозаичной, что этих московких пинкертонов выгнали из органов на пенсию.
Эти следы были оставлены табуреткой. Коля то маленький был, вот и вставал на табуретку, а потом шарахал своих жертв киянкой по голове, чтобы вырубить. Потом неудачно в белую и черную краску вляпался, вот и разноцветные следы образовались.
Конец.
Уважаемые подписчики, читатели жду ваших комментариев.
Подписывайтесь, до новых встреч!
Все другие истории вот тут:https://dzen.ru/id/64f67ded57f4d46624768de
