– Бессовестная, ты не имеешь права… – Ее голос сорвался на высокий тон, будто сталь, брошенная в огонь. Я смотрела на нее и не могла поверить, что всего полгода назад мы сидели рядом, держась за руки, молча скорбя о любимом человеке. А теперь... Мы были врагами.
– Я хочу решить этот вопрос по-хорошему или отправлюсь в суд, – внезапно заявила Анна Петровна. Её голос был твёрд, как камень. – Мой сын не мог завещать тебе квартиру. Он бы никогда этого не сделал. Воровка, ты воровка!
Её слова ударили меня, как молния в ясный день. Мой муж, был добрым и заботливым человеком. В нашей жизни были радости и невзгоды, но мы всегда находили поддержку друг в друге. Он мечтал, чтобы у нас был дом, чтобы наш сын, который родился всего три года назад, рос в любви и безопасности. И теперь, когда Алексея не стало, его мать пыталась разрушить всё, что он хотел для нас.
Я молчала. Внутри меня бушевал ураган. Моя рука дрожала, сжимая ручку детской коляски. Наш сын мирно спал, не зная, что два близких для него человека в эту минуту становятся врагами.
– Алексей сделал всё согласно закону, – наконец произнесла я, подняв взгляд на свекровь, – Мы с ним хотели, чтобы у нашего сына был дом. Он хотел этого. Мы хотели этого.
– Это ложь! – Анна Петровна не дала мне закончить. Её глаза блестели от гнева. – Он был под давлением и не отдавал себе отчет, ты его заставила подписать эти бумаги!
Она всегда была такой – сильной, решительной, почти непреклонной. Алексей рассказывал мне, как она одна растила его, в строгих условиях и несгибаемых принципах. Но её сила постепенно переросла в нечто иное – в жёсткость и властность. Она хотела управлять не только своей жизнью, но и жизнью сына. После школы он уехал в соседний город на учебу, а когда вернулся, ему по наследству перешла квартира от бабушки. Через пару лет в этот дом пришла я. Вместе мы сделали ремонт своими руками, вместе в ней встречали закаты и рассветы, здесь он сделал мне предложение. Это был наш уголок.
– Анна Петровна, – Вы издеваетесь? Куда мы пойдем с ребенком, это же ваш внук! Ладно меня никогда не любили и не принимали, но мой сын то причем?
Она вздохнула и села, но я видела, что внутри неё продолжает кипеть негодование. Сказать правду, я где-то понимала её. Её сын умер, оставив нас с ребёнком одних. Она потеряла всё, что имела, и теперь, вероятно, чувствовала, что я украла у неё последнюю связь с ним – его квартиру. Возможно боль от утраты затмила разум. А может она хочет просто сдать её и получить хорошую надбавку к пенсии, меркантильность часто присутствовала в её действиях. Или может быть просто хочет мне навредить из вредности, не зря Леша настоял на написании завещания, хотя я только смеялась над этим и не знала тогда, на сколько же он был прав.
Все изменилось, когда не стало Алексея. Он умер от инсульта, неожиданно и слишком рано. Нам было чуть за тридцать, а его сердце не выдержало. Через полгода, узнав у нотариуса про завещание, свекровь была в ярости, приняв этот поступок за предательство сына. Она тогда впервые пришла ко мне с агрессивным настроем.
– Оставь квартиру, откажись от наследства. Это не твое, ты здесь никто!
Я молчала, не веря своим ушам. А потом сказала "нет". И именно тогда началась эта война.
– Я никуда не уйду, – продолжила я. – Это наш дом. Дом, который мы с Лешей создавали для нашей семьи. Для нашего сына. И я буду бороться за него.
Слова давались мне тяжело, но я знала, что должна говорить. В память о моем муже. Возможно, если бы не ребенок я бы ушла, просто собрала вещи и ушла. Оставив абсолютно все, что мы создавали. Но не теперь, я готова бороться и буду делать это до конца.
Свекровь смотрела на меня внимательно. Я видела, что её глаза выражали не просто злость и раздражение, а что-то большее.
– Вы действительно считаете, что ваш сын хотел, чтобы его семья осталась без крыши над головой? – спросила я более уверенно. – Никто не хотел такого исхода, мне 32 года, а я уже вдова! Этого мало?
Она не ответила сразу. Её лицо, всегда такое уверенное, дрогнуло. Я заметила, как её руки, обычно спокойные и крепкие, слегка задрожали. Её взгляд метнулся к внуку, который лежал в коляске, обмотанный одеяльцем, и к сыновьей фотографии, которая стояла рядом с кроватью.
В этот момент мне стало её жаль.
Показалось, что она боролась не за квартиру. Она боролась за память. За то, что осталось от её жизни с сыном. Но она не могла принять и понять, что Алексей теперь живет не в стенах старой квартиры, а в нашем ребёнке. В его улыбке, в его первых шагах, в его "мама" и "папа".
– Мой муж всегда хотел, чтобы его сын жил в безопасности, – тихо сказала я, глядя на неё. – Он любил вас, но его семья теперь — это я и наш мальчик. Он бы не хотел, чтобы мы остались без дома.
Анна Петровна не отвечала. Она просто смотрела на внука. Долго и молча.
– Я… – начала она, но её голос снова дрогнул. – Я этого так не оставлю.
Крикнула она и вышла из дома. В этот момент я поняла, что ничего не закончилось.
Судебные тяжбы шли долго и довольно эмоционально, я не знаю, как не опустила руки. В какой-то момент мне показалось, что у свекрови поехала крыша. Её напор пугал не только меня, но и юристов. Она не смогла ничего изменить, суд полностью встал на мою сторону, но этот период я вспоминаю со страхом в сердце.
Уже потом я узнала, что она продала все свое имущество и переехала в другой город за несколько тысяч километров. Видимо не справившись с болью и обидой, которая как лава поглотила ее сознание, она решила начать все с нуля.
Прошло 5 лет.
Наш сын пошел в первый класс, я фотографировала его в костюме с большим букетом цветов, я улыбалась, старалась не заплакать, мне было грустно, что его папа никогда не увидит этот момент.
– Женя.
Послышался голос сзади, и я обернулась. Это была Анна Петровна, она стояла немного нервничая, перебирая в руках платок, по щекам текли слезы.
– Женечка, прости меня, дуру старую.
Я подошла к свекрови и молча обняла ее, сын увидев это подбежал и обнял нас двоих. Именно в тот момент я поняла, что искренне прощаю ее и от этого осознания, впервые за долгие годы на душе стало тепло.