В прокат выходит очередная часть «национальной» франшизы, ведущей род от великого фильма Александра Рогожкина про русскую охоту. Тут глубины российской жизни познает другой иностранец — немецкий гувернер, отправляющийся волонтерить в питерскую больницу, чтобы получить взамен липовую справку для работы. О том, во что спустя почти 30 лет превратилась гениальная жанровая формула Рогожкина и что такое теперь эта Russland, рассказывает Лидия Маслова.
Лидия Маслова
Кинокритик
Было бы преувеличением сказать, что авторам фильма «Особенности национальной больницы» удалось как-то осовременить старый сценарий Александра Рогожкина. Если первые фильмы рогожкинского цикла — «Особенности национальной охоты» и «Операция „С Новым годом“» (тоже посвященная больничной тематике) — были пропитаны сконцентрированным духом 1990-х, то когда именно происходит действие в национальной больнице, определить трудно: элементы бедности и разрухи преподносятся тут как некая вечная российская константа. «Трубы насквозь ржавые», — такой диагноз ставит в первом же диалоге фильма мрачный сантехник, вылезающий из дымящегося перед больницей канализационного люка, как из преисподней. Бытовые и жилищно-коммунальные проблемы станут одной из важных тем фильма, и живописный, но очень старый, еле ползающий деревянный больничный лифт непременно замрет в самый неподходящий момент, который можно было бы назвать кульминационным, если бы к этому моменту застрявшие в лифте персонажи уже не были зрителю глубоко безразличны.
Несмотря на разруху, в качестве рабочей хронологической гипотезы можно принять, наверное, «тучные нулевые», когда немецкий гувернер Вернер Мюллер (Карл Филлип Бенцшавель) мог стремиться в петербургскую гимназию в качестве преподавателя иностранного языка и завести в телефоне соответствующий контакт «Arbeit» (он высвечивается на экране в одной из предфинальных сцен и сопровождается пресной технической репликой на немецком: «Ну где же ты? Мы тебя уже столько ждем»).
На уровне мотивации бедный немец, который обязан для трудоустройства предоставить какую-то мифическую справку из петербургской больницы, оказывается в гораздо более дискомфортных условиях, чем те, в которых находился в 1990-е горячий финский парень Райво, сыгранный Вилле Хаапасало в «Особенностях национальной охоты». Бесстрашный финн изначально был заинтригован и очарован Россией и загадочной русской душой, а по мере погружения в сгущающийся русский абсурд очаровывался все больше. Нынешний же немецкий бурш перманентно перепуган. Попав в типично петербургское больничное здание с колоннами, он первым делом хлопается в обморок, провоцируя аборигенов на философские размышления о том, почему нынче молодежь такая болезненная пошла.
Испуг немца усугубляет допрашивающий его на входе в больницу единственный пациент, владеющий немецким языком, — колясочник Иванов (звезда комедии «Горько!» Василий Кортуков) со строгим пограничным вопросом «Цель вашего визита в СССР?», опять-таки работающим на хронологическую условную размытость: СССР, может быть, и прекратил существование в геополитическом смысле, но в моральном и психологическом никуда не девался, и Ленин по-прежнему указывает товарищам верную дорогу на больничной настенной росписи.
Герой Кортукова в «Особенностях национальной больницы» выполняет примерно ту же функцию, что раньше доблестно нес генерал Иволгин в исполнении Алексея Булдакова, — олицетворяет брутальную мужественность, боевой жизненный опыт и своеобразный здравый смысл. Именно ему принадлежат самые идеологически важные реплики, в том числе главный социокультурный месседж, обращенный к иностранцу из глубин непостижимой русской души: «Все твои предки знали, что хорошо русскому человеку, а у нас свои законы бытия. Душа требует — значит можно». Последняя фраза касается очередных ста миллилитров медицинского спирта, которые Иванов периодически требует у немца, поступающего в больницу на день волонтером в обмен на справку для своей гимназии, хотя преподавательские амбиции героя тот же Иванов грубо дезавуирует: «Немцы к нам приезжают учиться на ошибках, а не учить». А потом, раскритиковав пошлую фамилию геноссе Мюллера («Не могли нормальную придумать»), затягивает интернациональную песню ВИА «Самоцветы» «Дружба — Freundschaft» («Всегда мы вместе…»), окончательно перемещаясь в советский временной континуум.
Бравурная песенка «Самоцветов» далеко не самый одиозный элемент саундтрека фильма, где среди немногочисленных напоминаний об «Особенностях национальной охоты» фигурирует песня «Черный ворон», исполняемая во время врачебного застолья по случаю чудесной реанимации одной из старейших пациенток — Марлены Николаевны (Анна Алексахина). Еще один реликт из старых рогожкинских фильмов — игравший мудрого егеря Кузьмича Виктор Бычков. Теперь он прикован к больничной койке в роли художника, развлекающегося интерпретацией пятен на облупившемся потолке палаты. Бычков поочередно зажмуривает то один глаз, то другой: так видится шея Рафаэля, а так — Сальвадор Дали, так Гойя, а так — «Сад наслаждений» Босха.
Как ходячая, точнее, лежачая цитата из прошлого, актер навевает ностальгическую печаль, от которой авторы нового фильма стремятся уйти — в основном с помощью музыки. Бодренькие аккорды Сергея Шамова постоянно как бы напоминают: «Вы смотрите комедию! Только поглядите: немец, волокущий бак с грязным бельем в прачечную, запутался в указателях больничных корпусов — 11-й есть и 13-й есть, а 12-го нет. Можно же умереть со смеху!» Прачечная показана зловеще, как еще один круг ада, где герой только чудом снова не падает в обморок, потому что среди развешанных во влажном полумраке простыней под инфернально звучащую песню «АукцЫона» «Моя любовь» ему является чудное виденье: эксцентричная молодая суицидница (Мария Лукьянова) внезапно приспускает лямки сарафана и показывает сиськи. Позже она подкатит к немцу, нечаянно забредшему в женский туалет, с недвусмысленным сексуальным намерением, в которое будет опять-таки вложен культурологический смысл: «Я хотела тебе помочь получить полное представление о том, что такое Россия».
Раскованная девушка отбывает срок в неврологическом отделении после гибели бойфренда-мотоциклиста и является местной достопримечательностью, которая постоянно курит на крыше. Похоже, авторы фильма немного путают неврологическую и психиатрическую специализацию, но эту условность можно было бы легко простить, если бы фильм обладал хотя бы небольшой долей той художественной и психологической правды, которая возникла в «Особенностях национальной охоты». А тут главная и единственная истина заключается в том, что победить немецкий ужас перед Россией способны только игра молодых гормонов и половой инстинкт, когда непредсказуемая суицидальная Россия сливается в финальном поцелуе с добропорядочной Европой на фоне египетского сфинкса на Университетской набережной, под уже совсем нестерпимую в своей лучезарности песню группы «Свинцовый туман»: «Я знаю, настанет светлый час / Когда улыбнется мир / И станет прекрасным всё для нас!»