Опять кольнуло наше детство из памяти. К нам во двор приезжал инвалид без ног на фанерке с подшипниками. Он отталкивал двумя колотушками от асфальта свою тележку и рывками толкал её вперёд. Если кто-то его окликал, он резко на руках разворачивался и смотрел с надеждой, разглядывая ребятню. Не любил съезжать с асфальта - берёг подшипники. Что он делал у нас - не знаю. Соседка говорила, побирается у церкви Тихвинской, а у нас во дворе отдыхает. Конечно был он головной болью для правоохранителей и постоянно куда-то пропадал и вновь опять появлялся. А жили мы недалеко от ВДНХ.
Этого человека я запомнил на всю жизнь. Помню с ним сидели в кустах возле барака. Он пил водку, а меня угощал печеньем. Я его слушал и эти минуты были наполнены какой-то тайной. Он открывал мне мир, рассказывал безумолку, шепелявил. У него зубов не хватало. А иногда пел, но пел он плохо и тихо. Мне казалось, чтобы петь хорошо, это необходимо делать громко. А ещё у него была пенсия и не надо было работать.
Передо мной был странный образ счастливого человека, мне так по-малолетству представлялось. Иногда перед сном я уже представлял себя без ног...
Мне не надо уступать место, я постоянно сижу. Меня не видят потому, что я ниже пояса тех, кто с ногами и я могу заглядывать под юбки любым красавицам.
У меня боженька ножки откусил, а у них души.
Иногда он говорил непонятно, но я всё равно старательно слушал:
- Меня вот называют обрубком. Бывало я огрызался, пока вдруг не понял простой вещи, они сами обрубки. У меня боженька ножки откусил, а у них души. Я перестал замечать таких людей, кроме святых.
- А их много?
- Больше, чем ты думаешь! Теперь я знаю точно.
Меня позвали домой. Я быстро отобедал, захватив бутерброд с колбасой, выбежал во двор...
Он спал сидя в тележке. Мальчишки за это время вывернули ему карманы и вытряхнули из них мелочь, допили остатки водки и сидели в кустах дымили его папиросу. Я с ними подрался. Меня избили. Было очень обидно... на что он мне потом сказал:
- Это не тебя избили, а сами себя. Вот увидишь!..
Я ещё несколько раз его видел, пока он не пропал насовсем.
Вспомнил ветерана-инвалида однажды в Афганистане, когда было трудно, когда был молодым солдатом. Помню захотелось запеть, как пел тот инвалид тихо, как молитву.
Всё таки хорошо, что у памяти есть удивительное свойство проживать жизнь заново, как в детстве, ярко! И жаль, что эти воспоминания возникают в моменты излома.