Герасим не слышал испуганного визга упавшей в воду Муму. Ни плеска воды, не видел он, ни её брызг... Потому что в то мгновение, когда Муму скрылась под водой, его охватило дикое отчаяние. Внутри него будто что-то взорвалось и обожгло от самого мозга до кончиков пальцев ног, обутых в лёгкие кожаные сапоги.
"Дурак! Что же ты натворил?! Исправь, пока не поздно!" Повинуясь этому отчаянному порыву, Герасим сильно оттолкнулся ногами от днища лодки и прыгнул за борт как раз туда, куда меньше минуты назад бросил несчастную Муму...
Он погрузился полностью и открыл глаза, пытаясь разглядеть хоть что-то в мутной воде. Наконец, это ему удалось. Внизу, саженях в четырёх он увидал туманный чёрно-белый клубок, судорожно дёргавшийся и неспешно погружавшийся всё глубже...
От него тянулся вверх конец верёвки, ярко блестевшей в лучах Солнца. Один из кирпичей отвалился во время броска и падения в воду и потонул, и петля наполовину расправилась. Но другой кирпич захлестнул один оборот петли вокруг шеи несчастной Муму и тянул её вниз, ко дну. Животное судорожно пыталось избавиться от смертоносного груза, но силёнок явно не хватало...
Герасим поплыл навстречу, отчаянно отталкивая от себя сильными гребками мутную, пронизанную солнечным светом, зеленоватую воду. В несколько мгновений он был уже в трёх аршинах, не более, от тонущей Муму. Крепко, до хруста в пальцах левой руки, он сжал конец верёвки и обмотал его вокруг кисти. Затем, оттолкнувшись сильно ногами ото дна реки, поймал в охапку судорожно бившуюся Муму, и всплыл на поверхность.
Он ничего не видел, не чувствовал, кроме бешеного стука сердца спасённой им животины, внезапно притихшей, хотя ещё несколько мгновений назад сильно бившейся в его объятиях.
Лодка была рядом, мерно покачиваясь в пяти саженях от места его отчаянного прыжка в воду.
Герасим подплыл ближе, сделав с десяток богатырских гребков левой,более свободной рукой, с которой он скинул петлю, когда перехватил Муму ещё под водой. Правой рукой держал он, бережно прижимая к намокшему кафтану, вновь обретённое сокровище, которое несколько минут назад едва не потерял навеки из-за малодушного страха, ослушаться изуверского приказания барыни...
«Муму, м-м-м! Му-му-н-н-я!», - лихорадочно бормотал Герасим, перекинув одним взмахом собаку через борт лодки и крепко ухватившись за корму. Он не чувствовал ни усталости, ни страха. Даже сам дьявол, явись он в эту минуту перед ним, не смог бы противостоять его бешеной решимости спасти бедную Муму, которую сам, поддавшись малодушной слабости и привычной покорности, едва не погубил. А в его груди постепенно разливалась, неведомая прежде, сладкая истома, наполнявшая душу нездешней радостью от удачного спасения бесконечно милого ему существа...
Спасённая Муму, дрожа всем телом, лежала на дне лодки. С её густой шерсти ручьями стекала вода. Бедняжка будто не верила в своё чудесное спасение, даже забыв как следует отряхнуться и с недоумением поглядывала на своего двойного спасителя. Верёвка с кирпичом по-прежнему болталась у неё на шее, а кирпич, переброшенный богатырским взмахом Герасима вместе со спасённой им животиной через борт лодки, как живой укор напоминал спасителю о едва не совершённом им грехе... Герасим, расстегнул пуговицы, снял пояс и сбросил мокрый кафтан на дно в корме лодки. Чтобы избавится от проклятой верёвки, он сунул левую руку за голенище сапога и вытащил оттуда кованый нож в небольшом кожаном чехле - подарок деревенского старосты Семёна, который три года назад дружески напутствовал его в дальнюю дорогу перед тем как Герасиму отправиться в Москву, к барыне. "Дай Бог, Герасим, чтобы тебе не пришлось использовать этот мой подарок на лихое дело!" Герасим тогда крепко обнял Семёна и трижды, по-русски, поцеловал его в щетинистые небритые щёки. "Ого-оо-м, а-ай, быыраат!" - сказал он. Что значило: "С Богом, прощай, брат!" Теперь этот подарок Семёна как раз пригодился. Герасим одним махом перерезал верёвку почти над самой шеей Муму, сгрёб её остатки вместе с кирпичом и размахнувшись, швырнул этот смертоносный груз далеко в воду...