Вылазка полковника Максимова в тайгу.
- Кто показывал дорогу, вел меня на остров? - Спросил Максимов.
- Хочешь знать? - Переспросил Черный монах, сел за стол напротив Максимова, его лицо как всегда скрывал капюшон, а руки лежали на коленях, если они вообще были.
- Не так, чтобы очень...
- Я здесь с другим, - фигура монаха пришла в движение и на столе появились его руки, вернее рукава его необъятного балахона. Скорее всего балахон, может и ряса, менял свою форму. - Так лучше? - Вдруг спросил монах, раньше он таких вопросов не задавал, вернее вообще никогда не спрашивал, говорил односложно, только о том, что надо сделать и тут же пропадал. А тут вроде и разговор завязывался.
- Больше на человека похож...
- Не считаешь меня человеком?
- Как тебе сказать...
- И не надо... Зачем ты здесь? - Наверняка монах знал многое, но хотел услышать Максимова.
- Есть такой Борис Шестаков, преступник, беглый каторжанин, у нас объявился, а теперь в убийстве подозревается. Задержать его надо.
- Веришь, что он убил?
- Веришь, не веришь, не пройдет, доказать надо или опровергнуть.
- Слова его достаточно?
- Нет, а побег все равно на нем...
- Другое ему предназначено… Место Ильи займет.
- Торгуешься? - Усмехнулся Максимов, такое с монахом было впервые.
- По справедливости сужу.
- У нас это называется по понятиям, не по Закону.
- Людские законы - отражение справедливости.
- Может и так, отражение, попытка...
- Суда высшего, - перебил монах, - И книга эта о том же. Справедливость ищешь?
- Проще, я Законом ограничен.
- Не до справедливости значит?
- Спорный вопрос...
- Не соглашусь. - Слова эти были произнесены как бы и не монахом уже, голосом другим, и возражать на них нельзя было. - А беглец твой здесь, - продолжил уже монах.
- Забирать его? - Осторожно спросил Максимов.
- Как пойдет, - раздалось в ответ, - Мать рассудит, к ней идите, там он.
- А человечки, тени? - Хотел еще спросить Максимов, да вроде и не у кого уже было. Кто-то тряс его за плечо и пытался разбудить.
- Сергеич, просыпайся! - Послышался знакомый голос Ручкастого.
- Чего? - Полковник поднял голову, с трудом отходя от сна, - Что случилось?
- Да я смотрю, дверь в избушку открыта, снега внутрь намело, и печка у тебя совсем заглохла. Замерз?
- Да, нет, - Максимов, все еще толком не проснувшись, оглядывал комнату. Утренний свет проникал в подслеповатое оконце, залепленное снаружи снегом.
- Ты чего, ищешь кого?
- Да был тут, опять похоже Черный монах.
- Везет тебе на него, а я все сам...
Максимов уже хотел закрыть псалтырь, он так и лежал открытым почти на середине книги, но остановился.
- Что это? - Ручкастый показал на смятый, сложенный вчетверо листочек между страницами. - Ты нашел?
- Может и я, - гадать тут было нечего, Максимов осторожно развернул его и подвинул поближе к огарку, который так и не мог догореть. - Что скажешь?
- Он! - Обрадовался Ручкастый.
- Тот-то сгорел, - не понял Максимов.
- В пепел превратился, огня не было.
- Значит в книге второй был, только и всего. Ты ее листал, когда нашли?
- Не до этого было, да и незачем.
- Пластины где?
- В часовне… Да, Люха вернулся!
- Пошли, поговорим.
Пластины разложили на столе, рядом записку и сравнили странные письмена. Три строчки в записке разделялись пунктирными линиями, и каждая строчка повторялась на одной из пластин.
- Наверное так надо вставлять, - Максимов разложил пластины в соответсвии со строчками слева направо.
- А вдруг наоборот, справа налево, - засомневался Ручкастый.
- На месте будем разбираться, - заявил Максимов, только осталось непонятным, как он это собирался делать. - Шестаков уже там, у Матери!
- Монах сказал? - Спросил Люха.
- А ты знаешь, что он был?
- Ко мне заходил, сюда отправил… Сменщик пришел?
Максимов замялся, готового ответа у него не было, но тут всплыли слова монаха о Матери, и полковник просто повторил их, - Мать рассудит!
Продолжение ЗДЕСЬ
Антология произведений о Максимове
