Его визит не был запланирован заранее, но когда Ева увидела машину, подъезжающую к их дому в преддверии бури, она совсем не удивилась. Резкий свет фар, осветивший подъездную дорожку, ведущую к их огромному, удаленному от всего мира дому, мог бы стать причиной для паники, или на худой конец тревоги или беспокойства. Однако подняв глаза от хрустального бокала, который девушка тщательно натирала, и, увидев свет фар, она сразу все поняла. Рейф в ту же минуту оказался за ее спиной, полный волнения и напряженный, как всегда с ненавистью относящийся к сюрпризам и в целом ко всему, что он не мог контролировать.
– Кого вообще могло принести в такое время, да еще и в такую погоду? – возмутился он, неосознанно покручивая на пальце обручальное кольцо, как он всегда делал в присутствии ее отца. Этот жест ясно дал понять, что он тоже прекрасно знает, кто решил нанести им визит. Девушка взглянула на часы на стене. Те самые часы, что ее отец подарил ей – швейцарские, надежные, точные. Девять тридцать. Зимой из-за темноты всегда легко ошибиться и подумать, что уже гораздо позднее, чем на самом деле. Девять тридцать. В ее воспоминаниях были вечера, когда в девять тридцать они только выходили из дома, полные предвкушения, куда же приведет их ночь. Сейчас те вечера остались лишь в воспоминаниях. Это было давно, когда они еще жили в городе. Когда у них еще не было Зака.
– Это папа, – спокойно ответила девушка.
– Он говорил тебе, что приедет? – раздражение в голосе Рейфа было невозможно спутать с чем-то другим.
– Нет, – ее ответ прозвучал беззаботно, в отличие от тона мужчины.
– Откуда тогда ты знаешь, что это он? – прищурился Рейф, выглядывая в окно. Фары машины погасли, и ее поглотила такая густая темнота, что ни модель, ни марку рассмотреть было невозможно, впрочем, как и человека, сидящего внутри.
– Просто знаю, – ответила она. И так оно и было. Конечно же, это был он. Конечно же, он приехал сюда. После всего, что произошло, куда еще он мог поехать?
Она осторожно отставила бокал и прошла к двери, с мрачным удовольствием заметив, как муж тут же взял его и повесил на место в держатель над островом в центре кухни. Даже с приездом нежданного гостя, даже когда в дома находились только члены семьи, он, со своим помешательством на порядке, не мог вынести, когда хотя бы одна вещь в доме была не на своем месте.
Дверь открылась, и темная улица залилась теплым светом из дома, а завывающий ветер ворвался резким холодным дыханием в теплые коридоры. Ева стояла ровно посередине: между светом и тьмой, между теплом и холодом, между семьей по рождению и семьей по выбору. Дверь машины открылась и на подъездной дорожке показалась слегка сутулая фигура мужчины, который выглядел старше, чем в их последнюю встречу, но все же это точно был он. Ее отец.
Шаги Рейфа за ее спиной были совершенно бесшумными, но она все равно чувствовала его присутствие. Его манеры и воспитание были превыше его истинной реакции на приезд ее отца. Несмотря на беспокойство и ощутимо надвигающуюся угрозу, он прошел к машине и помог достать вещи из багажника, тут же занося сумки внутрь и приветствуя тестя в своем доме.
– Привет, папуль, – сказала Ева, как только мужчина оказался рядом.
– Сэр, – вежливо кивнул Рейф. Его тон при разговоре с ее отцом даже спустя годы до сих пор оставался официальным. И до сих пор напуганным.
Ее отец сначала поприветствовал Рейфа вежливым кивком, а затем повернулся к Еве.
– Привет, тыковка, – усталость в его голосе разбила ей сердце. – Можно я останусь на пару дней, пережду грозу?
Она кивнула, отступая, чтобы позволить ему пройти внутрь. Как только мужчина переступил порог их дома, резко, словно кто-то лопнул огромный резиновый шар с водой, хлынул ледяной ливень. Теперь они были отрезаны от остального мира, запертые все вместе внутри.
Рейф носился по дому подобно мини-торнадо, хватая сумки, внося их в комнату, запирая двери, забрасывая очередное полено в камин. Его действия, казалось, были вдвое, а то и втрое быстрее, чем обычно двигаются люди. Рейф даже в кризисных ситуациях сохранял свою британскую собранность. Когда он в очередной раз пронесся мимо них в своем бежевом плаще, каким-то образом умудряясь все еще выглядеть сконцентрированным, Ева взяла отца под руку и повела его к обеденному столу. Те самые бокалы, которые она протирала до приезда отца, уже были расставлены перед ними. Рейф без лишних разговоров потянулся за бутылкой красного вина – было очевидно, что их ждет история от отца Евы, и все вокруг уже было на своих местах, чтобы создать подходящую обстановку для беседы. Ее отец откинулся на спинку стула во главе стола. За те месяцы, что они не виделись, он постарел лет на десять, и девушка подозревала, что это произошло за сегодняшний день, когда всё начали обсуждать в новостях и когда обвинения стали публичными.
– А где мой дружище?
Ну, конечно. Зак. Его радость и гордость. Слава богу, он уже был в постели, а шум ливня и грома заглушал их голоса. Ева не хотела, чтобы он был свидетелем их разговора. «Дружище» – так называл ее отец Зака. Ее единственного ребенка и его единственного внука. Им двоим потребовалось немало времени, чтобы сблизиться. Ее отец, будучи человеком из другой эпохи, был неспособен понять многих вещей, которые приносили удовольствие и радость Заку. В какой-то момент его резкие замечания и критика по отношению к хобби и увлечениям Зака разрушила их отношения до основания. Все изменилось на Рождество шесть лет назад, когда их интересы, наконец, пересеклись самым неожиданным образом. Ее отец, обычно очень серьезный, занятой и погруженный в новости, дела и проблемы, как оказалось, имел слабость перед комедиями с Робином Уильямсом, а Зак, в свою очередь, как раз начал проявлять повышенный интерес к музеям. Так, фильм «Ночь в музее» и стал тем самым звеном, связавшим дедушку и внука. Обоих позабавила реплика «надвигается гроза, дружище!», и они в один голос кричали в ответ «и она идет за тобой!». Годы препираний и недопонимания были забыты и отношения наладились благодаря совместному просмотру фильма. Их новое приветствие при каждом визите отца Евы и заученный ответ на него каждый раз напоминали им о том теплом моменте, когда их отношения начали налаживаться. Каждый раз, приезжая, ее отец с притворной серьезностью говорил Заку «надвигается гроза, дружище!», а Зак тут же отвечал «и она идет за тобой!», а затем бросался в крепкие объятия любимого дедушки. Ева не могла припомнить, чтобы она когда-нибудь видела отца таким оживленным в реальной жизни. Это очень отличалось от того сияния, которое он излучал с экрана телевизора. Там он всегда был собран и очарователен.
Спустя годы из миловидного пухлощекого мальчишки Зак стал превращаться в дерзкого, жизнерадостного подростка. Даже сейчас, вступая в трудные подростковые годы, то и дело раздражаясь на родителей, он по-прежнему приветствовал своего дедушку их личным шутливым приветствием и светился от радости, когда слышал, как тот называет его «дружище». Ее отец всегда умел делать так, чтобы люди чувствовали себя особенными, давая им различные милые прозвища. Сейчас это казалось уже не таким безобидным, в свете всех обвинений, прозвучавших в утренних новостях.
Когда Еве было шестнадцать, отец привел ее к себе на работу на недельную стажировку. Это было еще до того, как непотизм стал обсуждаемой проблемой в обществе, поэтому показать дочери, где он проводит большую часть своего времени, казалось совершенно логичным. За всю неделю она не узнала абсолютно ничего полезного о его работе, но это и не было его целью, он хотел лишь похвастаться. Хотел, чтобы она увидела его значимость, продемонстрировать ей свой авторитет среди всех тех людей в офисе. Она следовала за ним по пятам, пока он шел по офисным коридорам, словно дипломат, прибывший с важным визитом, а не человек, пришедший в офис на очередной рабочий день. Он знал всех мужчин по именам, часто останавливаясь для рукопожатия и шутливого приветствия. К женщинам он обращался не по имени, а «дорогуша», «милая», «душечка» и все это выглядело безобидным, и в целом он был как этакий добрый дядюшка. Напрягая память, Ева попыталась пробраться сквозь туманные воспоминания. Было ли его поведение непристойным? Отвратительным? Или же ее отец, как он сам утверждал, стал жертвой злого умысла, и его добродушие обернулось против него самого?
На работе он был популярен, каждый хотел подойти к нему, пообщаться. Люди буквально один за другим подходили к Еве, чтобы сообщить, как сильно они обожают ее отца. Он скромно отмахивался, но она видела, что он был очень доволен такой открытой лестью.
Он также хотел познакомить дочь со своей «особой подругой» Венди, ведущей прогноза погоды. Это было самое яркое событие за всю неделю Евы. Все знали и любили Венди, она была национальным достоянием, этакой девчонкой из соседнего двора, с которой все хотели дружить. А особенно, как подметила Ева, этого хотел ее отец.
– Привет, куколка, – сказал он, остановившись перед ее рабочим столом.
– Папа, – с упреком в голосе сказала Ева, – это не куколка, а Венди!
– Вообще, я Джен, – холодно ответила ей Венди без всякого следа добродушия, которое она так искренне демонстрировала на телеэкранах. – Продюсерам показалось, что Венди звучит лучше, проще для зрителей. Но не волнуйся, милая, твой папочка может называть меня как пожелает, – сказала она, хитро подмигнув. Точно так же, как она подмигивала в конце каждого прогноза погоды. То самое знаменитое подмигивание Венди. Только вот вблизи, без телевизионного экрана, оно не выглядело дружелюбным и ободряющим, как обычно. В нем было нечто другое… Похоть? Возможно безответная, или же не совсем.… Тогда у Евы не было времени хорошенько обдумать это, да и сейчас, спустя столько времени, она все еще не могла сказать наверняка, что именно она видела в глазах Венди.
– Куколка, я хочу познакомить тебя с моей малышкой, – Ева была шокирована, услышав, как ее отец растягивает слова. Куда делось его красноречие и идеальная дикция? Даже дома в кругу семьи он не звучал так. Венди, очарованная им, жадно ловила каждое его слово. – Она боится грозы, и я не могу представить для нее более подходящего собеседника, чем ведущая прогноза погоды.
– Почему ты грозы боишься, милая? – спросила Венди, не отрывая взгляда от отца Евы.
Ева лишь пожала плечами. Как Ева, с ее подростковой неловкостью и нелепостью, могла хоть что-то объяснить этой женщине, на которую она всю жизнь равнялась, которую превозносила и считала воплощением женственности? Как она могла признаться ей, что на самом деле она боялась вообще всего: боялась наступления ночи, завываний ветра в кронах деревьев, дребезжания стекол в окнах. Ее пугали раскаты грома и вспышки молний, заливающие ее комнату неестественным металлическим светом, пугала неизвестность, которая таилась в самых глубинах грозы. Ее пугала мысль о том, что всё ещё бояться таких вещей в шестнадцать лет это ребячество, ведь, как позже выяснилось, она была всего на три года младше Венди. Ева, узнав это, запереживала еще больше, что её детские страхи сдерживают её взросление. Венди, наконец, отвела взгляд от отца Евы и посмотрела девушке прямо в глаза, вопросительно подняв идеально выщипанную бровь, ожидая ответа.
– Наверное, мне не нравится неопределенность и незнание, что несут в себе грозы. Никогда нельзя предсказать, когда гроза закончится, и какой ущерб оставит после себя.
Венди согласно кивнула, снова переводя взгляд на отца Евы, чтобы убедиться, что он не сводит с нее глаз, любуясь ее нежной кожей, ухоженным лицом, блестящими волосами и одеждой, которая совсем не скрывала ее привлекательную фигуру.
– Умная девчушка, – сказала она ему и снова перевела взгляд на Еву, улыбнувшись. – Мы, конечно, не можем знать наперед, что случится, но не зря ведь говорят, что у природы нет плохой погоды. Есть только плохая подготовка к ней.
В тот момент, эта фраза показалась Еве вершиной мудрости. Каждый шаг, который она предпринимала с того самого дня, был тщательно продуман, у нее всегда были запасные планы, на случай непредвиденных обстоятельств. Она поблагодарила Венди и вернулась в кабинет отца, где достала блокнот и начала что-то быстро записывать. Планировать. Если Венди, ведущая прогноза погоды, говорит, что подготовка это главное, значит, Ева станет самым подготовленным и продуманным человеком на планете.
Позже, повзрослев, Ева узнает, что невозможно подготовиться ко всему и предвидеть многие вещи. Например, она не могла предвидеть свои проблемы с фертильностью и тщетные попытки забеременеть, в том числе с помощью ЭКО. Не могла предвидеть, как сильно полюбит ребенка, рожденного с помощью суррогатной матери спустя годы, когда они с Ре йфом уже разлюбят друг друга, в том числе из-за его множественных интрижек на стороне. Не могла предвидеть, что ее мать внезапно умрет одним ненастным утром, подстригая фруктовые деревья в саду. И к сегодняшней грозе она подготовиться не смогла. Точнее к грозам. Хотя перед одной из них они с Рейфом заколотили окна с восточной стороны деревянными досками, занесли внутрь всю садовую мебель, запаслись консервами, свечами и водой. Но вот другая буря, ворвавшаяся к ним в дом, стала для них неожиданностью. На этот случай у них не было никаких запасных планов, никаких инструкций, ничего. Ева не знала, что думать по этому поводу. Это ведь был ее папа. Мужчина, с которым она всегда чувствовала себя в безопасности, который укладывал ее маленькую в постель, когда на улице гремели раскаты грома, и она испуганная прибегала к нему посреди ночи. Он всегда был ее убежищем во время грозы, а теперь он сам стал ею. Ева не хотела верить обвинениям, но она не могла не прислушаться к голосам жертв, среди которых была и Джен, в прошлом Венди.
Громкий раскат грома вернул ее в настоящее, за обеденный стол к мрачным лицам, на секунду осветившимся вспышкой молнии, за которой тут же последовал еще один раскат грома. Гроза бушевала прямо над их домом. Когда гром стих, в тишине послышался звук чирканья спички и Рейф зажег свечу, стоящую в центре стола. Только Ева могла задать самый главный вопрос. Только она имела право войти в эпицентр этой бури.
– Ты это сделал, папуль?
Вопрос прозвучал неожиданно, и она сама удивилась, как твердо и уверено звучал ее голос, и как смело она перешла к сути дела. Внутри в этот момент у нее что-то оборвалось, от невыносимого осознания того, что она задала своему самому любимому человеку в мире самый страшный вопрос, который только могла себе представить.
Он прямо посмотрел ей в глаза, и на секунду его лицо снова осветила вспышка молнии. Дождавшись тишины после очередного раската грома, мужчина прочистил горло:
– Ты больше не боишься грозы, Эви?
В ответ та лишь пожала плечами.
– Нет, не боишься, – утвердительно произнес он. – Я весь вечер наблюдаю за тобой с тех пор, как вошел в дом. Ты ни разу не подпрыгнула, не дернулась от громкого звука, ты не выглядишь так, словно ты на взводе… Тебя словно больше ничего не может застать врасплох.
– Некоторые вещи все еще могут это сделать, – предупредила она. Он понимающе кивнул.
– Все то, что сейчас там происходит это…это правда? Оно же затронет и нас, перевернет с ног на голову нашу жизнь?
Беседа прервалась, когда очередная молния сверкнула, предупредив их о новом надвигающемся раскате грома. Ева начала мысленно считать. Раньше, гром следовал за молнией в ту же секунду. Теперь же, между ними был уже трехсекундный интервал. Она вспомнила тот день в офисе своего отца, как она подняла голову, увидев, что в кабинет вошла Венди.
– Отца нет на месте, – сказала она и тут же почувствовала себя ужасно глупо. Было же очевидно, что его там не было, совершенно необязательно было это говорить.
– Я знаю, – ответила Венди, направляясь к дивану у стены и привычным движением опускаясь на мягкое сиденье. – Я пришла повидаться с тобой.
Венди огляделась, словно проверяя, нет ли поблизости кого-нибудь, и застенчиво опустила взгляд в пол. В этот момент Ева отчетливо могла увидеть перед собой молоденькую девушку, которой она и являлась, хоть та и была тщательно спрятана под ярким макияжем, слишком обтягивающей одеждой и блестящими красными ногтями.
– Я тоже боюсь гроз, – призналась она, бросив быстрый взгляд на Еву и тут же опустив глаза с виноватой полуулыбкой.
– Правда? – Ева не могла в это поверить. Она почувствовала некую связь с Венди, тронутая тем, что девушка поделилась с Евой своим секретом.
– Ага. Не всех, правда, но я действительно ненавижу гром и молнии. Поэтому я и стала вести прогноз погоды, чтобы знать наперед, чего ожидать.
– Знай врага своего, – кивнула Ева, и тут же почувствовала себя неловко и смутилась из-за своей нелепости.
– Ну да, типа того. Но есть фишка, как можно с ними бороться, – объяснила Венди. – Между вспышками молнии и раскатами грома надо считать секунды «один Миссисипи, два Миссисипи» и так далее. Чем больше насчитаешь – тем дальше гроза. Одна секунда это одна миля. Так, сможешь точно посчитать, когда гроза будет бушевать прямо над тобой, и когда она начнет удаляться.
– Один Миссисипи, два Миссисипи?
– Именно так, малышка, все верно, – она поднялась с дивана и снова стала той уверенной в себе женщиной, которую Ева встретила ранее в тот день. – Что ж, увидимся?
Еве показалось, или она услышала нотки надежды в ее тоне? Как бы то ни было, это была их последняя встреча лицом к лицу. В прогнозе погоды она тоже задержалась ненадолго. Примерно через полгода она исчезла из эфира, ее уход был окутан тайной. В конце концов, Ева перестала замечать ее и в других телепередачах. Девушка, казалось, совсем покинула телевидение, ровным счетом до того момента, как ее лицо, которое Ева когда-то превозносила, появилось в новостях и предупредило Еву о проблемах, которые надвигались на ее семью. Это была не девушка, сообщающая о погоде и предупреждающая о тропических ливнях, нет. Это была более взрослая женщина по имени Джен, с телеэкрана называющая отца Евы насильником.
Ева снова подняла глаза и встретилась взглядом с отцом.
– Буря совсем рядом.
– Она уже в трех милях отсюда, – сообщил он ей. Венди и его научила трюку со счетом.
– Что будет дальше, папа? – спросила она, и они оба знали, что она говорит не о погоде.
– Надвигается гроза, – со вздохом признал он, и в этом вздохе девушка услышала всё, что ей требовалось, чтобы понять серьезность ситуации.
Она кивнула и в отсутствии Зака его реплика досталась ей:
– И она идет за тобой.
Автор: Flo Riley
Ссылка на оригинал: https://blog.reedsy.com/short-story/hw8xco/