Найти тему
Новое досье

Книги, которые я недавно (ну, относительно) прочел. Часть 2: Путешествия и приключения

Александр Дюма. Двадцать лет спустя

Д’Артаньян и три мушкетера
Д’Артаньян и три мушкетера

Считается, что романы Александра Дюма - это чтение для подростков. В юности я, как и все, с упоением проглатывал рассказы о похождениях отважного гасконца Д’Артаньяна и его друзей - Атоса, Портоса и Арамиса. Впрочем, перечитывать "Трех мушкетеров", а тем более продолжение этого романа мне как-то не приходило в голову, и я взял в руки "Двадцать лет спустя" (так и подмывает написать - двадцать лет спустя) исключительно потому, что планировал написать цикл статей о прототипах героев эпопеи.

Какой же оказалась моя новая, взрослая, взвешенная и рассудочная оценка книг Дюма? Следует честно признать, что с точки зрения правды истории великий француз был далеко небезупречен, и дело тут даже не в именах, событиях и датах, которые в его романах далеко не всегда совпадали с анналами (так, реальный Д’Артаньян в момент осады Ла-Рошели был еще ребенком). В гораздо большей степени вызывали недоверие детали быта и повседневная жизнь героев романа - тема, которой в последнее время историки стали уделять намного больше внимания, чем это было принято раньше.

Мушкетеры Дюма были молодыми, здоровыми и красивыми людьми, и двадцать лет спустя (и даже плюс десять) они сохранили пусть не молодость, но здоровье, энергию и завидный жизненный тонус. Но давайте попробуем вспомнить, чем занималась "великолепная четверка", пребывая на королевской службе? О самой службе автор практически ничего не рассказывает, и у нас создается впечатление, что персонажи Дюма беспрерывно пили спиртное, употребляли в больших количествах жирную и несвежую пищу, регулярно дрались на дуэлях с гвардейцами кардинала, англичанами и просто случайными людьми, которым не посчастливилось затронуть их честь, словом, как говорил герой популярного фильма, предавались нехорошим излишествам. И, стало быть, вели образ жизни, который трудно назвать здоровым и полезным. Логично предположить, что результатом всего этого должны были стать порядком испорченное здоровье, безобразные шрамы на лице и теле (пластической хирургии тогда, как известно, не существовало), увечья и потери конечностей, или, при не самом удачном стечении обстоятельств, гибель (прототип Атоса погиб в молодом возрасте, по всей вероятности, на дуэли). Но, как мы знаем, ничего подобного с героями Дюма (до поры до времени, во всяком случае) не происходило. Быть может, они все без исключения были баловнями фортуны?

Наверное, лучше все-таки признать, что "Три мушкетера" - это роман-сказка (причем с элементами столь любимой современными литераторами альтернативной истории). Сказка, в которую легко верится потому, что она рассказана увлекательно, весело и задорно, а ее герои молоды (равно как и большинство читателей книги). Что же со второй частью эпопеи, романом "Двадцать лет спустя"?" Разумеется, это тоже сказка - вот только воспринимать ее слишком уж всерьез становится гораздо труднее, потому что герои романа достигли периода зрелости, не перестав быть все теми же бесшабашными юнцами, готовыми, подобно Дон-Кихоту, бросаться со обнаженной шпагой навстречу любой вставшей на их пути ветряной мельнице.

Все это, разумеется, не умаляет художественных достоинств произведений великого француза. Дюма-отец, вне всяких сомнений, является великолепным писателем, на произведениях которого воспитывались поколения драматургов и прозаиков. Возможно, лучшее, что есть в его творчестве - это диалоги героев, которые не просто хороши, а неподражаемы. Мало того, что они интересны сами по себе, при этом едва ли не каждая из реплик действующих лиц является тем звеном, которое двигает вперед развитие сюжета. Не говоря уже о том, что диалоги в романах Дюма почти всегда содержат подтекст и рассчитаны на людей, которые умеют читать между строк (качество, хорошо знакомое российским и советским читателям) и понимать то, что не было прямо сказано.

Вот, к примеру, разговор, с которого началось близкое сотрудничество д’Артаньяна и кардинала Мазарини (преемника Ришелье, хотя и человека гораздо более мелкого калибра, при этом добившегося благосклонности Анны Австрийской, о которой мечтал Ришелье).

— Я здесь. Кто меня зовет?—  Я, — сказал Мазарини с самой приветливой улыбкой. — Прошу извинения, ваше преосвященство, — сказал д’Артаньян, — но я так устал…— Излишне просить извинения, — сказал Мазарини, — вы устали на моей службе…
Милостивый тон министра привел д’Артаньяна в восхищение. – Гм… – процедил он сквозь зубы, – неужели справедлива пословица, что счастье приходит во сне? – Следуйте за мной, сударь, – сказал Мазарини. – Так, так! – пробормотал д’Артаньян. – Рошфор сдержал слово....Господин д’Артаньян, – сказал Мазарини, удобно располагаясь в кресле, – вы всегда казались мне храбрым и славным человеком. «Возможно, – подумал д’Артаньян, – но долго же он собирался сказать мне об этом».

Казалось бы, ничего особенного в этом диалоге нет, однако мы сразу же чувствуем характеры этих людей, столь несхожие и, казалось бы, мало совместимые и начинаем понимать, зачем они нужны друг другу и в каком направлении будут развиваться их дальнейшие отношения.

Тур Хейердал. Путешествие на Кон-Тики

Добавьте описание
Добавьте описание

Эту книгу я не просто читал, а перечитывал, причем даже не помню, сколько раз. "Кон-Тики" - название плавсредства, то есть плота из бальсовых брёвен, на котором норвежский путешественник Тур Хейердал со своей командой переплыл в 1947 году Тихий океан

Путешествие имело определенную научную цель - согласно главной идее Хейердала, острова Тихого океана, во всяком случае некоторые из них, были заселены выходцами и американского континента. Кон-Тики, именем которого был назван плот, являлся героем старинных полинезийских сказаний, вождем, прибывшим согласно легенде, во главе группы соплеменников с востока и основавшим поселения на острове Пасхи и других близлежащих островах. Рискну предположить, что наука была пусть и важным, но не единственным, а возможно, даже не основным стимулом этого плавания, самым же главным являлась возможность совершить столь экзотическое и рискованное путешествие.

Туру Хейердалу и его спутникам удалось на собственном примере доказать гипотезу о том, что плавание на бальсовом плоту не было пустой выдумкой, пройдя более 4 тыс. миль по океану. Конечно, кто-то может возразить, что они обладали знаниями о мире, недоступном жителям Америки былых времен - но, с другой стороны, очевидно, что индейцы, в свою очередь, были намного более искушены в том, что касалось плавания на бальсовых плотах, чем современные люди. Как будто, проведенные уже позднее генетические исследования останков полинезийцев на ряде островов подтвердили факт их родства с американскими индейцами.

Что самое удивительное, книга о плавании Тура Хейердала интересна не только самим рассказом о путешествиях и приключениях, но и как литературное произведение, на мой взгляд, одно из лучших в своем жанре. И его автор, кто бы он ни был (хочется надеяться, что сам Тур), вне всяких сомнений, обладал неплохим чувством юмора.

Приведу только один эпизод. Команда Кон-Тики была уже практически сформирована, но неожиданно появился еще человек, который рвался принять участие в опасном плавании.

Тур Хейердал был норвежцем, равно как все (ну, или почти все) остальные участники экспедиции, в то время как претендент - шведом.

"Но если швед решил отправиться в экспедицию на плоту в компании пяти норвежцев, то он явно был не из трусливых. А кроме того, даже внушительная борода (она есть и на снимках, сделанных гораздо позднее) не могла скрыть его мирный характер и веселый нрав", - пишет Хейердал.

Из этих строк я впервые узнал о том, что шведско-норвежские отношения далеко не всегда являлись совсем уж безоблачными; видимо, все дело в том, что Норвегия когда-то была частью Швеции - ну, или наоборот.

Бенгт Даниельссон  супругой
Бенгт Даниельссон супругой

Шведом, не побоявшимся общества пяти норвежцев, был некто Даниельссон. Бенгт Эммерик Даниельссон ( 1921 -1997гг.) - достаточно примечательная личность, этнограф и путешественник, директор Шведского национального музея этнографии, и автор нескольких книг о жизни в Полинезии (как будто, какую-то из них я даже читал, однако весьма давно).

Разумеется, нельзя не вспомнить о том, что по книге Тура Хейердала был снят полнометражный художественный фильм "Кон-Тики", имевший значительный успех и даже ставший наиболее кассовым фильмом 2012 года (правда, только в Норвегии).

Марк Твен. Простаки за границей.

"Вчера оно (озеро Комо) мне не понравилось. Я решил, что озеро Тахо (Калифорния) гораздо красивее. Теперь мне приходится при­знать, что я ошибся, хотя и ненамного". - Марк Твен.
Фотопортрет Марка Твена
Фотопортрет Марка Твена

В основу книги "Простаки за границей" были положены впечатления молодого журналиста Марка Твена от совершенного им в большой компании американских туристов путешествия в Европу и на Ближний восток, в Палестину.

Вояж, участником которого был Марк Твен, состоялся в 1867 году, вскоре после окончания гражданской войны в США. Это была эпоха зарождения массового туризма; именно в это время, в середине 19-го века, появились комфортабельные средства передвижения - пароходы и поезда и, что немаловажно, имеющие и свободное время, и денежные средства люди - пресловутый средний класс.

Добавьте описание
Добавьте описание

Я не удивился узнав, что книга эта стала одной из самых продаваемых книг о путешествиях всех времён. На самом деле Марку Твену удалось, пройдя между Сциллой фикшн и Харибдой нон-фикшн (ну, или наоборот) сделать практически невозможное - написать рассказ о путешествии, который можно читать без скуки (ну, или почти.. вторая часть книги менее удачна). Де-факто он совершил то, что не удалось англичанину Джерому К. Джерому, который первоначально намеревался создать «Повесть о Темзе» - нечто вроде туристического путеводителя с юмористическими вставками, но, в конечном итоге написал столь любимую российскими читателями повесть "Трое в лодке, не считая собаки» и, не переставая быть литератором, стал автором того, что на современном языке можно назвать "трэвел-блогом" - пусть не первым, и разумеется, далеко не последним, но одним из самых талантливых.

Книгу Твена часто упрекают в американском снобизме или шовинизме, и в том, что ее автор, пусть зачастую под маской иронии и самоиронии, постоянно стремится продемонстрировать превосходство трудолюбивых, передовых и рационально мыслящих янки над отсталыми европейцами (и, тем более, азиатами) - ленивыми, косными и нелюбопытными, живущими не настоящим, а прошлым, и паразитирующими на достижениях своих великих предков. Справедлив ли этот упрек? Скорее да, чем нет, и спустя полтораста лет это становится гораздо более очевидным.

Вот несколько цитат из книги Твена - на самом деле, достаточно случайных (Ну, почти...). Напомню, что путешествие Твена имело место быть полтораста лет тому назад

Америка и Европа.

Именно в умении отдыхать — глав­ная прелесть Европы. В Америке мы торопимся — это неплохо; но покончив с древними трудами, мы продол­жаем думать о прибылях и убытках, мы даже в посте­ли не забываем о делах и, ворочаясь с боку на бок, с беспокойством думаем о них, вместо того чтобы подкрепить сном усталый мозг и измученное тело. В этих заботах мы растрачиваем все наши силы и либо безвременно умираем, либо становимся тощими, уны­лыми стариками в том возрасте, который в Европе считается самым цветущим.

Россия, Крым

Встреча американских туристов с царским семейством, которое тогда отдыхало в Крыму

Мы стали в круг под деревьями у самых дверей, ибо в доме не было ни одной комнаты, где можно было бы без труда разместить больше полусотни чело­век; через несколько минут появился император с се­мейством; раскланиваясь и улыбаясь, они вошли в наш круг. С ними вышло несколько первых сановников империи, но не в парадных мундирах. Каждый поклон его величество сопровождал радушными словами... В них чувствуется характер, русский характер: сама любезность, и притом непод­дельная. Француз любезен, но зачастую это лишь офи­циальная любезность. Любезность русского идет от сердца, это чувствуется и в словах и в тоне, — поэтому веришь, что она искренна.

Стамбул.

-6

На берегу попадаешь — как бы это сказать — в са­мый настоящий цирк. Людей в узких улочках — как пчел в улье, и одеты они в такие чудовищные, ошелом­ляющие, несуразные, крикливые наряды, какие может измыслить разве что портной в белой горячке. В одеж­де здесь дают волю самой дикой фантазии, мирятся с самыми причудливыми нелепостями, не гнушаются самыми сверхъестественными отрепьями. Тут не встре­тишь и двух одинаково одетых людей. Это какой-то фантастический маскарад, на котором представлены поистине невообразимые костюмы, любой человечес­кий водоворот на любой улице просто оглушает кон­трастами.

Италия

Насколько я могу судить, Италия в течение полуто­ра тысяч лет отдавала все свои силы, средства и энер­гию на возведение бесчисленных чудесных церковных зданий и ради этого морила голодом половину своих граждан. Сегодня она — огромный музей великолепия и нищеты. Все церкви обыкновенного американского города взятые вместе стоят меньше драгоценных по­брякушек одного из сотни ее соборов. А на каждого американского нищего Италия может предъявить сот­ню — лохмотья и насекомые в той же пропорции.