Издали тонкую полоску земли не видно совсем. И когда там, где линия горизонта отделяет небо от моря, возникают белокаменные вертикали соборов, кажется, что по жемчужно-серым волнам плывет дивной красоты птица. Лебедь белая.
Текст: Екатерина Жирицкая
Соловецкий монастырь с первого взгляда поражает своей строгой рукотворной красотой — такой неожиданной среди суровой стихии северного моря, так откровенно противостоящей ей и так органично с ней связанной.
ДОРОГА
"Ветер надувал наши два паруса полнее и крепче; чайки выкрикивали чаще и тоскливее; море ширилось все больше и больше и бросало в нас уже крепкосолеными брызгами. Мы находились в настоящем море и почти открытом, если бы не выступали направо и налево высокие, словно обточенные, скалистые и щелистые острова <...> Дальние краснеют тускло, будто надрезанные, прохваченные снизу полосой воды, как дальнее облако, неподвижно врезанное в серый горизонт. Ближние из них ярко выясняются своим грязным, сероватым гранитом с прозеленью тщедушного сосняка, с прожелтью выжженной солнцем, выцветшей травы, оленьего мха, листьев ягоды вороницы и морошки. <...> Прямо против нашего карбаса, на ясном, безоблачном небе из моря выплывает маленькое светлое облачко <...> Облачко это, по мере дальнейшего выхода нашего из островов, превращалось уже в простое белое пятно и все-таки — по-прежнему вонзенное, словно прибитое к небу. Гребцы перекрестились:
— Соловки видны!"
Таким летом 1856 года предстал Соловецкий монастырь 24-летнему ученому и литератору Сергею Васильевичу Максимову, командированному Морским министерством в "литературную экспедицию" на Русский Север. Я же иду по его следу: от карельской Кеми, мимо Заяцких островов, через пролив — Печаковскую Салму — в самую глубину изогнутой коровьим рогом бухты Благополучия.
Я вспоминаю слова говорливого максимовского попутчика. Пристроившись на карбасе и попыхивая трубкой с прогорклой махоркой, он рассказывал молодому писателю, как в холодные восемь месяцев "нет на острова Соловецкие ни входу, ни выезду". Как сначала мутят море бури такие, "что и смелый и умелый не суется". Как дуют ветры — "морские, самые крепкие", так что от прибрежных ледяных припаев отрываются льдистые торосы, а "промеж льдин этих не протолкаешься: изотрут они утлый карбасенко в щепу".
Наглые прикормленные чайки летят следом за нашим теплоходом, выпрашивая хлеб, а внезапно возникший в моей жизни проводник из далекого прошлого все вяжет нить своей были-небыли. В мае, неспешно течет его речь, когда земля уже начнет освобождаться от снега, прилетает к Соловецкому монастырю чайка. Сначала одна — передовая. Сядет на соборную колокольню и кричит "долго-предолго, шибко-прешибко"; покричит часок — и улетает. А дня через два-три налетает этих чаек "несосветимая сила, проходу от них нету". Живут они на острове все лето, птенцов своих — чабар — тут же и выводят. Монахи и богомольцы кормят их хлебом, и "чайки эти совсем ручными делаются", а обычно ведь дикие птицы. А осенью прилетают на Большой Соловецкий во́роны и затевают с чайками драку. Идет у них тут "кровопролитие большое: чаек много бывает побито". Улетают чайки с острова все до одной: на всю зиму остаются на Соловках хозяевами во́роны. Ранней весной улетают и они. Белое вновь сменяет черное, и тут драки не бывает.
ПОСЕЛОК И ОСТРОВА
Теплоход с паломниками и туристами — и тех, и других на Соловках множество — минует Бабий остров, где в память о строптивых соловецких раскольниках стоит высокий старообрядческий крест. Затем он пройдет Сельдяной мыс, где когда-то монахи солили, сушили и вялили знаменитую соловецкую сельдь. Здесь все еще стоят амбары: такелажный — 1838 года, для хранения гребных судов — 1841-го, для хранения ворвани — 1842 года, а также смолокурня для смоления канатов — второй четверти XIX века.
Тем временем судно пристанет к монастырскому причалу. Потом от бывшей, дореволюционного беленого кирпича паломнической гостиницы широкая песчаная дорога неспешно поведет меня мимо скромного северного лужка с пятнами белой кашки, розового клевера и россыпями солнечной пижмы к мощной монастырской стене. Ее огромные дымчатые валуны покрыты рыжим лишайником, пустоты между камнями заложены особым длинным соловецким кирпичом, который делали тут же, при монастыре, и замазаны серой известкой. Над такими же пепельно-рыжими, далеко выступающими из стен (чтобы легче было обороняться от врага) угловыми башнями высятся серые шатры тесовых кровель. Все тут будто видно через смягчающий цвета дымчатый фильтр: море, небо, крепостные стены. Камень, песок, дерево. И только белые храмы тянут вверх свои стройные лебединые шеи. Так меня встречают Соловки...
Я оставлю за пределами своего рассказа все места силы, которыми богаты острова и где я успела побывать: и Филипповскую пустынь, где укреплял дух для совершения своих трудов прославленный соловецкий святитель (митрополит Московский и всея Руси Филипп II, в миру Федор Степанович Колычев. До избрания на московскую кафедру был игуменом Соловецкого монастыря. — Прим. ред.). И Савватиевскую пустынь на берегу озера Долгое — место первого монашеского поселения на островах. И Секирную гору, где наверху одновременно храм, штрафной изолятор и маяк, а внизу — безымянные братские могилы. Оставлю для особого рассказа Макариеву пустынь и один из самых северных ботанических садов с его экзотическими для местного сурового климата тюльпанами и яблонями-"сибирками". Лишь мимоходом упомяну о мысе Белужьем, где в зарослях осоки выводят птенцов черноголовые крачки, а в теплой воде отмелей резвятся детеныши белух. Ничего не скажу о заросших морошкой болотах, о сосновых борах, где ветра завязывают стволы деревьев в причудливые узлы. Промолчу о пронизывающей остров системе каналов и озер, где черная торфяная вода подмывает цепляющиеся за валуны корни елей. Не стану ломать голову над смыслами закрученного в спираль странного каменного лабиринта на берегу Большого Заяцкого острова. И хотя в крошечном деревянном Андреевском скиту, срубленном в XVI веке будущим митрополитом Московским Филиппом, как и при взгляде на белую свечку Распятского скита на горе Голгофа, у меня перехватит дыхание, но и эти жемчужины Соловецких островов сегодня — не моя тема.
Историческая ткань Соловков так плотна, что приходится выбирать. И я выбрала сердце этого сложного организма, без которого не было бы ни скитов, ни маяка, ни каналов, ни пастбищ, ни дамб: Спасо-Преображенский Соловецкий монастырь.
КОРАБЛЬ
Если мысленным взглядом окинуть монастырь сверху, то станет ясно, что он похож на корабль, случайно выброшенный на берег. С запада его защищало от врагов соленое Белое море, с востока к стенам подступало пресное Святое озеро, с севера и юга монастырь прикрывали рвы — остатки одного из них, где на выложенном валунами дне вместо воды давно проросла зеленая трава, все еще хорошо видны. Возникший как скромное монашеское пристанище Соловецкий монастырь быстро превратился в оборонительный форт на севере Русского мира.
В названиях монастырских башен отражена вся его жизнь — и духа, и плоти. Архангельская, Успенская, Никольская (по названиям соловецких храмов) башни перебиваются Поваренной, Квасоваренной и Прядильной. "Нос" монастырского корабля — Белая башня, смотревшая раньше на снесенную в 1940-м церковь Онуфрия Великого и получившая название за белый цвет своих стен, которые до сих пор хранят следы побелки. Возвышающаяся на холме над всем монастырем башня стала Корожной, потому что с нее хорошо были видны небольшие каменистые островки — корги (каменистые гряды, видные только во время отлива. — Прим. ред.) — неподалеку от монастыря.
Главный вход в монастырь — Святые ворота. Чтобы пройти их, потребуется сделать с десяток шагов — толстенные семиметровые стены превращали монастырь в крепость, отделяли серый, холодный, суровый внешний мир от наполненного светом и цветом рукотворного рая за оградой обители. Здесь беленые стены окружают зеленый луг, вдоль дорожек благоухают розовый шиповник, белые розы, малиновые пионы, оранжевые лилии, алые маки, желтые купальницы, фиолетовые анютины глазки. Пир для глаз после дымчатого моря, белесого песка и пепельных стен.
На этом клочке земли пересеклись история и география. Каждая из этих путеводных нитей во времени и в пространстве обещает нескучное путешествие. Как же не последовать за ними? Но сначала вернемся к истокам.
РОЖДЕНИЕ ОБИТЕЛИ
На карте Соловецкий архипелаг — хоровод голубых и зеленых пятен. Суша и вода здесь перемежаются так, что сразу и не скажешь, чего больше — мелких озер на Большом Соловецком острове или мелких корг в Долгой губе — изрезанном бухтами, глубоко врезающемся в сушу заливе. Как бы то ни было, удобно расположенный на пути от Летнего и Поморского берегов, от устья Онеги к северным морям, архипелаг с многочисленными бухтами и пресными озерами был с давних времен известен поморам. Они останавливались там, чтобы переждать непогоду, заставшую их в море. Но только в 1429 году, когда в Москве правил великий князь Василий Темный, приплыли на Большой Соловецкий те, с кого начинается настоящая история островов — монахи Савватий и Герман.
Житие преподобного Савватия рассказывает, что он принял постриг в 1396 году в Кирилло-Белозерском монастыре, где смирением, строгой жизнью и кротостью заслужил уважение братии. Но Савватий укорял себя за эту ненужную ему земную славу. От нее он бежал сначала на Валаам, но, не найдя покоя и там, стал искать еще большего уединения. Преподобный узнал, что к северу от материка лежит в море Соловецкий остров: "пуст и человеческого пребывания неприятелен". Есть там и пресные озера с рыбой, и ягоды, и сосновые леса, чтобы строить храмы. Савватий решил поселиться в этом безмолвном краю, тайно оставил Валаамскую обитель, преодолел более 700 верст и достиг берега Белого моря. Здесь, в часовне вблизи устья реки Выги, встретил Савватий монаха Германа, знавшего путь на острова. Герман согласился не только проводить нового знакомца, но и поселиться вместе с ним. На третий день путешествия старцы достигли Большого Соловецкого острова. Неподалеку от Секирной горы нашли подходящее место для кельи. Монахи прожили здесь шесть лет — до самой кончины Савватия.
Преподобный Герман не решился в одиночку оставаться на Соловках и вернулся на материк. Через год он встретил монаха Зосиму и рассказал ему о преподобном Савватии и об острове, удобном для "жития иноческого". Летом 1436 года Герман и Зосима прибыли на остров. На этот раз монахи остановились на берегу бухты Благополучия, в 2 километрах от нынешнего монастыря. Однажды утром преподобный Зосима увидел "луч пресветлый" и огромную церковь, парящую в воздухе — знак, что быть здесь монастырю, а Зосиме — его настоятелем.
На месте чудного видения поставил Зосима первую церковь — Преображения Господня. К северу от нее вырастет позже Никольская, дальше — звонница и Успенская церковь с трапезной. Храмы окружит ограда, внутри нее появятся кельи, поварня, хлебня. Соловецкий монастырь постепенно обретет свои узнаваемые контуры.
ЧУДО В КАМНЯХ
Сто лет монастырь простоит деревянным. За это время он переживет два больших пожара. Свидетелем тяжелых последствий последнего, случившегося в мае 1538 года, станет недавно пришедший в монастырь Феодор Колычев — сын боярина, служивший при дворе малолетнего царя Ивана IV. Вскоре соловецкий игумен Алексий пострижет его в монахи под именем Филипп, а в 1548-м иеромонах Филипп станет настоятелем Соловецкого монастыря. Именно при нем обитель разрастется и обретет хозяйственную мощь: по всему острову иноки проложат дороги, озера соединят каналами, расчистят от леса луга и пастбища. Но главное, что оставит после себя новый игумен, — это каменные храмы и кельи, которые стоят до сих пор. Деньги на строительство монахи зарабатывали солеваренным промыслом: царский указ разрешил монастырю беспошлинно продавать 10 тысяч пудов соли, а кроме того, пожаловал земли и деньги.
В 1552 году начали возводить Успенскую церковь — с трапезной, келарской палатой, приделом Усекновения главы Иоанна Предтечи. А в 1558-м игумен Филипп приступает к строительству главного монастырского храма — Преображенского. Высокий, с мощными стенами, с четырьмя башнями по углам, Спасо-Преображенский собор напоминал крепость. В его нижнем ярусе были хозяйственные подклеты, на втором находился храм с двумя приделами: Зосимо-Савватиевским и Михаило-Архангельским. В 1859 году на месте придела в честь преподобных Зосимы и Савватия был построен Свято-Троицкий Зосимо-Савватиевский собор. В верхнем ярусе в угловых башенных надстройках находились еще четыре придела: преподобного Иоанна Лествичника, великомученика Феодора Стратилата, Соборов двенадцати и семидесяти апостолов. Храм, увенчанный пятью главами, несмотря на свои солидные размеры и мощь, кажется устремленным в небо.
Сегодня, занимая всего 3,5 гектара, Соловецкий монастырь объединяет 41 постройку, в том числе пять церквей, колокольню и множество вспомогательных палат — почти все они связаны единой галереей. Крепостью же монастырь становится в 90-х годах XVI века, когда вокруг него выстроили каменную стену. И неспроста. В 1571 году вблизи монастыря появились шведские корабли. Постояв несколько дней, уплыли, не причинив обители никакого вреда. Но было ясно, что не имевший тогда крепостных стен монастырь может стать легкой добычей. Это заставило игумена Варлаама обратиться к царю с просьбой построить на острове крепость и прислать гарнизон. В 1578 году на Соловки прибыли четыре пушкаря и десять стрельцов, были доставлены пушки, ядра и порох. За лето монастырские плотники срубили вокруг обители деревянный острог. Пройдет чуть более десяти лет, и сложная военная ситуация в Поморье заставит монахов позаботиться о более надежной защите. А в следующем веке Соловецкому монастырю выпал случай испытать свою крепость. Сначала — отстаивая крепость веры.
СОЛОВЕЦКОЕ СИДЕНИЕ
В 1653 году московский патриарх Никон начал реформу Русской церкви (с целью унификации обрядов с Греческой церковью), которая привела к ее расколу. В числе нововведений была и так называемая "книжная справа": в ряд богослужебных текстов были внесены изменения. В августе 1657 года исправленные книги прислали и на Соловки, но, заподозрив их во "многих ересех", соловецкие монахи решили вести службы по-прежнему. В 1658-м братия скрепила соборный приговор поручными записями. Так монастырь вступил в противоборство с официальной Церковью, а значит, и с государством. Немедленной реакции на бунт не последовало, так как в том же, 1658 году Никон отказался от патриаршества, а царь Алексей Михайлович был слишком занят войной с Речью Посполитой.
А смута в Соловецком монастыре набирала силу. Четырежды монахи направляли царю челобитные, где доказывали неправоту новой веры и достоинства веры старой. Ответом на четвертую челобитную, отосланную в декабре 1667 года, стало предложение покориться, а через несколько дней был издан царский указ, который положил начало блокаде монастыря за "непослушание". С весны 1668 года стрельцы пытались взять монастырь измором, но по-настоящему отрезать обитель от мира так и не удалось. На соседнем, Анзерском острове монахи покупали рыбу, из Кеми в обитель доставляли масло, привозили в монастырь продукты и крестьяне других волостей — поморы сочувствовали "сидельцам за Христово имя" и поддерживали их.
Стрельцы то стояли лагерем на ближайших островах, то совершали безуспешные набеги под стены монастыря. К 1674 году борьба обители с властями зашла так далеко, что пощады, даже в случае добровольной сдачи, монахам ждать не приходилось. Затянувшийся бунт порядком надоел царю, и стрельцам был дан наказ искоренить мятеж. Итак, зимой 1675 года осаждавшим удалось установить жесткую блокаду монастыря. Продукты в обители заканчивались, не хватало дров, среди иноков началась цинга. Несмотря на это, сидельцы продолжали держать оборону, разрушить крепостную стену стрелецкая артиллерия по-прежнему не могла. Безуспешными оказались попытки подкопать угловые башни, тщетными были и лобовые атаки.
Осада продолжалась до тех пор, пока в ноябре 1676 года в лагерь к стрельцам не вышел из монастыря чернец Феоктист и не рассказал: за час до рассвета ночные караулы уходят, и на стенах на постах остается по одному часовому. Тогда-то отряд стрельцов через лаз в стене может проникнуть в монастырь, перебить стражу и открыть ворота. В одну из январских ночей 1677 года, "когда была буря, мороз и метель великая", стрельцы решились наконец осуществить этот план. Несколько человек проникли в монастырь, сломали запоры и впустили отряд в обитель. Восставшие были захвачены врасплох, их судьба была решена: озлобленные стрельцы перебили почти всех.
Восьмилетнее "сидение" подорвало мощь монастыря. После стрелецкого погрома в монастыре осталось 14 из более чем 200 монахов. Численность казненных осталась неизвестна. В раскольничьих синодиках упоминается до 33 имен "страдальцев Соловецких", которые получили популярность у жителей Поморья: их поминали как мучеников.
Помимо людских потерь монастырь понес материальный ущерб. Стрельцы ограбили обитель, взяв много дорогих окладов, церковных облачений, печатных и рукописных книг, серебряной, медной и оловянной посуды, слюды, собольих и куньих мехов. Не один год потом соловецкой обители пришлось восстанавливать свое могущество. Но по-настоящему вернул ей былое имя 1694 год.
ПРИЕЗД ПЕТРА
Слева от главных ворот монастыря, почти у самой кромки воды, там, где в бухту Благополучия открывается "гараж" монастырских лодок — Сухой док, стоит часовня — зеленый купол на белом восьмиграннике. Носит она название Петропавловской, поскольку построили ее в память о двух посещениях монастыря Петром I, а апостолы Петр и Павел были небесными покровителями российского императора. Стоит часовенка на месте большого деревянного креста, который поставили на берегу по приказу самодержца. Своим посещением Петр I восстановил статус монастыря как царского богомолья, который тот утратил во время Соловецкого сидения. Как же попал на остров первый русский император?
20 мая 1694 года в Архангельске Петр участвовал в спуске на воду первенца русского коммерческого флота — судна "Святой Павел". А 1 июня вместе с архиепископом Афанасием на яхте "Святой Петр" они отправились в Соловецкий монастырь. По выходе из устья Двины царская яхта попала в шторм. Казалось, выбраться из него нет никакой надежды. Монастырский стрелец и опытный кормчий Антипа Тимофеев посоветовал государю направить судно в Унскую губу — глубокую морскую бухту, единственную на Летнем берегу Двинского залива. В ней можно было переждать шторм. Лоцман провел яхту между двумя рядами далеко выдающихся в море камней, называемых "Унские Рога".
Переждав бурю, 6 июня Петр вновь вышел в море и на следующий день ступил на берег Соловецкого острова. Три дня, проведенные на Соловках, монарх молился и осматривал монастырь, а потом отбыл в Архангельск, пообещав всегда покровительствовать святой обители. Так Петр окончательно простил Соловецкому монастырю сопротивление царской власти. И в трудный момент, нуждаясь в поддержке перед схваткой со шведами за Нотебург в ходе Северной войны, вторично посетил Соловки в 1702 году. Тогда из-за сильного ветра петровская эскадра из 13 кораблей вновь была вынуждена встать между Анзерским, Муксалмским и Соловецким островами. 10 августа 1702 года кораблям удалось бросить якоря у Большого Заяцкого. Здесь, на плоском как тарелка каменистом острове, где травы выше зарослей карликовых берез, царь приказал соорудить деревянную церковь во имя святого апостола Андрея Первозванного.
Затем Петр с немногими приближенными прибыл в монастырь, где гостил шесть дней, молясь и трапезничая с монахами как один из них.
Когда же ветер переменился, корабль Петра поднял паруса и за день дошел до пристани принадлежавшего монастырю соляного промысла в Нюхче на Поморском берегу материка. У Нюхоцкой пристани государь отпустил корабли в Архангельск, а сам пешком отправился до Повенецкой пристани на Онежском озере лесами и болотами. А в Петропавловской часовне в советское время устроили сначала жилье, потом мастерскую, затем склад шкиперского оборудования, пока в 1960 году она в составе других монастырских объектов не была признана памятником архитектуры и взята государством под охрану.
"АНГЛИЦКАЯ БОМБАРДИРОВКА"
И еще одно событие важной вехой легло в соловецкую историю. В октябре 1853 года началась Крымская (она же Восточная) война, в которой России противостояли Британская, Французская, Османская империи и Сардинское королевство. Неприятельский флот мог напасть и на северные окраины государства. Поэтому с марта 1854 года император Николай I ввел в Архангельской губернии военное положение.
На Соловках новости узнали только к середине апреля, когда до монастыря добрался гонец из Архангельска. Он же привез указ Святейшего синода об эвакуации из монастыря драгоценностей и библиотеки. В конце мая на гребном судне "Александр Невский" 26 ящиков и 4 бочки с драгоценностями и 16 ящиков с рукописными и старопечатными книгами были доставлены в Антониево-Сийский монастырь в Холмогорах. После Крымской войны эвакуированное имущество было возвращено на Соловки, библиотеку же вывезли в Казанскую духовную академию, а в 1928 году — в Ленинград. Сейчас библиотека Соловецкого монастыря хранится в Государственной публичной библиотеке им. Салтыкова-Щедрина в Петербурге.
Но вернемся в 1854 год. Тогда, не особенно рассчитывая на помощь правительства в далеком Петербурге, настоятель монастыря архимандрит Александр постарался сделать все возможное, чтобы организовать оборону обители. В монастыре имелось всего 20 пушек, отлитых еще во времена Ивана IV и Петра I, и только две из них годились в дело. К счастью, 16 мая на остров были доставлены из Новодвинской крепости еще 8 пушек. В июне 1854 года, спустя неделю после того, как было закончено перевооружение крепости, в воды Белого моря вошли два английских пароходофрегата — "Миранда" и "Бриск". Командовал ими капитан Эрасмус Омманей.
14 июня корабли англичан встали на якорь в 50 верстах от Архангельска. 22 июня попытались высадиться на остров Мудьюг, но были отброшены. Потерпев неудачу в столкновении с войском, британцы нашли более безопасное занятие — занялись грабежом торговых и промысловых судов. За неделю было разграблено и потоплено около 20 судов, шедших в Архангельск.
За десять дней до нашествия англичан архимандрит Александр, отслужив воскресную литургию, произнес проповедь, убеждая братию "не скорбеть о том, что мала, по-видимому, защита к предстоящей обороне от сильного врага, но твердо уповать на Господа и Пречистую Его Матерь и преподобных основателей, Зосиму и Савватия; ибо сам Господь заступлением их покажет такое чудо над обителью, какого дотоле там не видали".
6 июля "Бриск" и "Миранда" приблизились к Соловецкому монастырю. Как только в монастыре увидели вражеские корабли, все его обитатели собрались в храм Зосимы и Савватия на молебен перед ракой с мощами соловецких угодников. Затем иноки прошли крестным ходом по крепостным стенам. Все были настроены решительно: погибнуть, защищая святую землю, или победить, вспоминал современник. Между тем на одном из фрегатов подняли сигнальные флаги. Монастырь не ответил. Тогда англичане сделали три выстрела, батарея на Сельдяном мысу ответила залпом. Завязалась артиллерийская перестрелка, "Миранда" получила пробоину и вынуждена была прекратить огонь и отойти к мысу для ремонта.
На следующее утро в гавани Благополучия пришвартовалось британское судно под белым флагом. Парламентер доставил пакет с посланием Омманея: тот был очень недоволен, что монастырские бомбардиры стреляли по английскому кораблю. Он выдвинул ультиматум: сдача гарнизона Соловецкого острова со всеми его пушками, флагами и военными припасами. Если условия не будут приняты, а гарнизон не сдастся как военнопленные на острове Песий в Соловецкой бухте через шесть часов после получения этой бумаги, то немедленно последует бомбардирование.
Совместными усилиями монахов был сочинен достойный ответ: "Гарнизона солдат Его Императорского Величества монастырь не имеет... А так как в монастыре гарнизона нет, то и сдаваться некому".
Бомбардировка монастыря началась. Она шла более девяти часов. 120 артиллерийским стволам англичан противостояли только 10 монастырских пушек. Омманей был уверен, что мощи корабельной артиллерии англичан будет достаточно, чтобы разрушить обитель и заставить ее защитников поднять белый флаг. Но обороняющиеся ни на минуту не прекращали огня. Пока немногочисленный "гарнизон" сражался (в монастыре на тот момент было около 200 монахов и послушников, 53 пожилых военных инвалида, охранявших заключенных в монастырской тюрьме, и немногим более 350 трудников. — Прим. ред.), иноки использовали оружие духовное. Под обстрелом в полном составе пошли они крестным ходом по галерее монастырских стен, вознося молитвы Богородице. В самом опасном месте, как раз против стрелявших по обители пароходофрегатов, архимандрит осенял народ чудотворной Смоленской иконой Божией Матери.
Поняв, что волю защитников обители сломить не удалось, англичане прекратили огонь. Вечером последнее ядро ударило поверх лика иконы Знамение Пресвятой Богородицы — со времен игумена Филиппа она охраняла западные врата Преображенского собора. А потом вражеские фрегаты внезапно снялись с места и покинули бухту. Англичане выпустили по монастырю около 1800 ядер, но семиметровые стены выдержали удары.
Спустя почти год, в июне 1855-го, к монастырю подплыла англо-французская эскадра. На сей раз ультимативно потребовали отдать монастырский скот. Соловецкий настоятель ответил отказом, несмотря на угрозу подвергнуть монастырь новой бомбардировке. В итоге захватчики ушли несолоно хлебавши...
Еще летом 1854 года в центральном дворике монастыря на каменном фундаменте была установлена решетчатая деревянная ограда, за ней сложили собранные неприятельские ядра и осколки бомб. Рядом поставили две чугунные пушки, которые участвовали в бою против англичан. В 1858 году при сооружении Царской колокольни ядра и осколки были сложены в виде пирамиды под колоколом "Благовестник".
Следы вражеских снарядов на стенах монастыря, собора, келейных корпусов обвели черной краской — ее следы до сих пор видны на южной стене Святительского корпуса. У часовни Святого благоверного князя Александра Невского поставили обелиски в память о победе над англичанами. А в 3 верстах от монастыря, на берегу Кислой губы, где в июне 1855 года архимандрит Александр вел переговоры с английским парламентером, установили Переговорный камень с выбитым на нем гордым посвящением: "Зри сие. Во время войны Турции, Франции, Англии, Сардинии с Россией здесь был переговор настоятеля архим[андрита] А[лександра] с английским офицером Антоном Н. <...> Господь в это лето не допустил воюющим нарушить иноков покой".
Лежит камень на берегу Кислой губы, на запад смотрит: не допустил Господь тогда нарушить покой этих мест — не допустит и теперь.