Путешествие Корнелиса де Брюйна через Московию (пер. с фр. (1718))
Мне кажется, что я ни чем лучше не могу начать моего труда, как благодарением Богу за благополучное, по благости и промыслу его, начало и окончание моего путешествия.
По возвращении моем, после 19-летнего странствования, в мое отечество, мною овладело желание вновь увидеть чужие страны, народы и нравы, в такой степени, что я решился совершить новое путешествие через Московию в Индию и Персию.
Исполненный надежд, я старательно обозрел несколько кабинетов редкостей, и научился приготовлять и сохранять в спирту всякого рода птиц, животных и рыб, чтобы в целости перевозить их. Я предположил также снимать с природы, на полотне, или бумаге, различные произведения морей, цветы, растения, травы, плоды, с их листьями, и тому подобное.
Впрочем, на это смотрел я, как на развлечение и дело второстепенное; главная же цель моя была осмотреть древности, подвергнуть их обыску и сообщить о них свои замечания, с тем вместе обращать внимание на одежду, нравы, богослужение, политику, управление, образ жизни, свойства народов, равно как обряды при рождении, свадьбах и погребении людей, обитающих в чужих странах; наконец, исследовать и обозреть земли и города со всевозможною точностью и, по возвращении своем, составить всему виденному собственными, моими глазами, верное описание.
Я выехал из Гравенгаги, места моего рождения, 28-го июля 1701 года, вечером, в Амстердам. В этом городе оставался я до 30-го того же месяца, а на следующий день, в 4 часа пополудни, прибыл на простой лодке в Тексель (Техеl). Здесь я узнал, что военный корабль Оуденаарден (Oudenaerden), под начальством капитана Румера Влака (Roemer Vlack), получил приказание сопровождать московские корабли, и готов того же утра отплыть, в 9 часов, с 5-ю, или 6-ю, купеческими кораблями, по направлению в Архангельск.
Корабль же, на который я решился взойти, не приходил еще в Тексель, почему я и принужден был его дожидаться по 1-ое августа. В этот день я, наконец, перешел на него, в 10 часов утра. Это было прекрасное судно, по имени Иоанн Креститель, о 8-ми пушках и с отрядом в 18 человек, шкипер же Геррит Буис (Gerrit Buis), из Сардаама.
Мы лавировали с западным-юго-западным ветром, направляясь на запад, в Тексель, к которому, возвратясь на купеческом судне на корабль, и пристали перед обедом. На другой день, в 9 часов утра, пустились мы далее, и пробыли в море до часу пополудни. Здесь лоцман наш оставил нас, и я вручил ему несколько писем к друзьям моим, извещая их о своем путешествии. Мы держали путь на северо-запад к северу до вечера, когда повернули к северо-северо-западу, и повстречали 10 кораблей, из которых одни плыли в Голландию, а другие на Восток. В полночь настало затишье и продолжалось до утра 3-го числа месяца.
В полдень подул с запада-юго-запада ветер. 4-го числа с рассветом дня ветер усилился, и мы продолжали наш путь на северо-запад, при переменной погоде, и повстречали еще несколько кораблей, плывших в различных направлениях. 5-го числа был северо-северо-западный ветер, и снова мы встретили много кораблей, между которыми были и рыболовные из Гренландии; рыболовы этих последних судов сообщили нам сведения о своем плавании и ловле.
То же самое повторилось и в следующие дни. 8-го числа ветер подул на запад, и мы распустили все наши паруса, пользуясь прекрасной погодой. Но ветер затем изменился, стал дуть к юго-юго-востоку, а мы продвигались на северо-восток и к вечеру приблизились к самым передовым островам Норвегии, не замечая их, по случаю пасмурной и дождливой погоды.
9-го числа мы находились на высоте 61°, имея опять пасмурную погоду, как и прежде, чередовавшуюся с дождем, равно как и в следующие дни. Блуждая таким образом в этом море, мы видели чрезвычайно больших рыб, называемых обыкновенно гиллен (hillen), голова и нос у которых заострённые. Далее мы видели еще и многие другие рыбы, между прочим, так называемых, подскоппен (potskoppen), с широкими головами, плававших вокруг нашего корабля: они вдесятеро больше дельфинов, столько же длинны, как шлюпки (sloep) и относительно более толсты, чем велики, и водятся только на Севере.
После нескольких перемен ветра и погоды, в продолжение которых море было то тихо, то бурно, 16-го числа воздух прояснился настолько, что мы увидали землю около 7 часов утра: то были скалы или хребты, самые передовые северного берега, названные на карте Луфурт (Loeffoert; Лофотенские острова); они довольно высоки и разделяются на несколько частей. Когда мы подошли к ним довольно близко, я снял остальную часть острова с другой внешней оконечностью, где я усмотрел еще небольшие скалы, которые, казалось, соединены были с тем же островом, удаленным теперь от нас на две, или на три, часа.
Мы двигались вперед затем довольно спокойно, вместе с несколькими кораблями, встретившимися нам случайно, и видели опять, как перед тем, особый род рыб, длиною в половину корабля, соразмерной толщины и с громадными головами. Между ними, конечно, были такие, которые созданы лишь воображением, как рассказывали нам это люди, видавшее якобы их мертвыми.
В Балтийском море попадаются также какие-то птицы, похожие на наших уток или нырков, только поменьше и с острым клювом; пером эти птицы сверху черные, а сысподу белые. В эту ночь и следующий день, 17-го числа, был сильный туман и дождь. В 8 часов мы встретили корабль, отплывший из Гамбурга 30 июля в Архангельск. Туман все еще продолжался и мешал нам видеть землю, но вдруг небо прояснилось и перед нашими глазами предстала земля.
Подвигаясь постоянно вперед, мы находились уже теперь на высоте 70° 36 близ земли Лоппе (Loppe; остров Гваллее) и высокой каменистой скалы на юго-восток от нас. У нее стоял один французский корабль, хозяин которого приплыл к нам в шлюпке и взошел на корабль.
Так как он говорил только по-французски, а у нас на корабле не было кроме меня, никого, кто бы знал этот язык, то при разговоре с ним я служил переводчиком. Он рассказывал нам, что, 5 месяцев тому назад, он отправился из Байоны в Гренландию, из которой вернулся домой, поймавши 9 китов, и последнего из них в 4, или 5 часах от места, в котором мы тогда находились; что он надеялся найти еще китов у этого берега, и спрашивал нас, не видали ль мы хоть одного на своем пути.
Получив от нашего шкипера несколько полезных указаний, он сообщил нам еще, что у одного из пойманных им китов, вместо усов, были зубы, длиною в пять дюймов, а жиром из него он наполнил 32 бочки, и 7,5 бочек соли, которая находилась на задней стороне шеи кита.
К этому прибавил, что такую добычу имел он уже несколько раз: что, очистив сказанную соль в Байоне, отправлял ее в нашу и другие земли; что соль эта употребляется для очищения цвета лица женщин и придает им известную свежесть молодости; что соль эта отличное средство от многих болезней, мало известное в прежнее время, почему за нее выручались тогда большие деньги.
Он хвастался также, будто соотечественники его были первые, начавшие ездить в Гренландию. Мы видели еще около 7 кораблей в этой местности, и продолжали наш путь вечером. Погода все таки была переменная, что продолжалось по 20-ое число, когда, в 8 часов утра, мы были, казалось, в 6, или 7, часах от острова Лоппе, бывшего у нас на юго-востоке, но нам уже невидного, по причине весьма пасмурной и облачной погоды, иногда прояснявшейся на короткое время, утром же 24-го туман был до того густ, что мы с трудом могли видеть на пространстве от одного конца корабля до другого.
25-го мы находились на высот. 72° 23 , где к вечеру сделалось затишье, и затем опять большой туман ночью, в темноте которой один из матросов поймал большого сокола, усевшегося на корабль наш: но сокол этот отнюдь не хотел есть во все время, пока был в неволе. Так как туман и дождь постоянно продолжались, то мы и не могли иметь ни малейшего сведения о земле в 27-ое число, но спустя день, когда погода прояснилась, мы увидели землю.
Подвигаясь, по направлению к северу, к Ламбаску (de Lambasku), настал благоприятный нам юго-западный ветер, чему мы очень обрадовались, потому что не посмели бы воспользоваться этим ветром, если б туман продолжался, из опасения поверять эту землю из виду. Поэтому мы должны были держаться в море.
Земля, находившаяся теперь у нас в правой стороне, была берег Лапонии, состоящий под властью московского Царя и называемый вообще твердый берег (материк) Лапонии. В этой стране есть цепь гор, не особенно высоких и почти всюду равной высоты, идущих вдоль моря; цвет этих гор с виду рыжеватый, а почва бесплодная. Во многих местах горы эти покрыты снегом, накопляющимся в расселинах, где он никогда и не тает.
Тогда настала совершенная тишь, и мы немедленно бросили якорь 29 числа, чтобы не отодвигаться назад. Но немного спустя снова прояснилось и поднялся свежий восточный ветер и мы, с увеличением его, продолжали наш путь поближе к земле на юго-востоке, причем увидали несколько кораблей, и наконец, 30-го вошли в так называемое, Белое море, вода которого оказалась более светлой, чем вода Океана, которая зеленовата, между тем как у берегов России мутная, по причине рек, изливающихся в него.
Миновав гористый берег, мы нашли землю ровнее, частью покрытую кустарником на пространстве доброго часа. В 8 часов мы очутились у острова Креста (Kruisseneilant), чрезвычайно каменистого и находящегося с правой стороны невдалеке от материка (Сосновец?). Остров этот наполнен крестами, беспрестанно открывающимися взору, по мере приближения к нему. Когда мы были уже за этим островом, мы увидали Россию, держа путь свой на юго-запад-юг и оставляя на востоке мыс Серый (Graeuwen hoek; Карецкий нос?), далеко выдающийся в море.
Около вечера мы увидели 17 кораблей, стоявших на якоре у берега и, пробираясь далее, присоединились к ним, за час до полуночи, и стали возле двух английских кораблей , стоявших на 3 саженной глубине, перед рекой Архангел, в 10 часах от города. Утром 31-го нас было всего 21 судно, именно: 11 голландских, 8 английских и 2 гамбургских корабля. Здесь мы узнали, что отплывшие из Текселя вперед нас двумя днями, тоже пришли бросать тут якорь.
Так как погода была прекрасная, то мы поджидали только лоцманов, чтобы тотчас войти внутрь, но напрасно; почему один из гамбургских кораблей решился отправиться без лоцмана, но он скоро раскаялся в том, потому что тут же сел на мель, у левого берега этой реки. Мы не удивились, узнавши, что русские сняли все вехи (метки), чтоб затруднить шведов, появившихся было с несколькими кораблями, несколько недель тому назад у устьев этой реки и распространивших повсюду ужас.
Англичане, недовольные такою задержкой, также вышли из терпения и продвинулись было утром с 6 кораблями, но первый из этих кораблей и, как мы после узнали уже, еще два, сели крепко на мель, а остальные воротились назад. Наконец, после полудня отплыли туда все английские корабли с лоцманами, явившимися тогда, а за ними и один небольшой корабль из наших, который благополучно прошел, таким образом без лоцмана поверху мели, и бросил якорь по близости лугов, пользуясь прекрасной погодой, много тому способствовавшей.
Материк здесь, показавшийся с разных сторон и покрытый мелким лесом, вдавался с бухтой внутрь реки. 2-го сентября мы все были снабжены лоцманами, за исключением одного английского корабля, и в 11 часов, при южном ветре, пустились на парусах, направляясь к востоку. Мы прошли несколько мест, где было не более 15-16 футов глубины, и около. 3 часа стали на якорь близ лугов, без малого в 6 часах от Архангельска; сено лежало еще в кучах на полях.
Английские и другие корабли также остановились там же, потому что далее приближаться к городу не дозволялось, и нужно было, чтобы каждый корабельщик прежде отправился туда лично. Это внушило мне с прочими, отправлявшимися туда, также спуститься и сесть в шлюпку. Поэтому, около 5 часов, я, вместе с другими, сошел с корабля, в намерении пробраться кратчайшим путем между островами, но мы скоро заблудились.
Мы начали было уже отчаиваться в успехе нашего предприятия, как встретили небольшую барку, управляемую одним русским, которого мы и просили быть нашим проводником, так как ночь приближалась и время было уже очень темное, а мы и так уже сделали, как полагаю я, три поворота компаса, несмотря на то, что с нами было четыре шкипера.
Наконец мы приметили у одного острова русское судно на якоре. Так как была уже полночь и дождь лил ливмя, мы решились взойти на это судно и дождаться на нем дня, будучи не в состоянии, по совершенной темноте, добраться до твердой земли; в противном случае мы намеревались сойти на остров и там развести порядочный огонь в лесу.
С рассветом мы продолжали наш путь, в 6 часов прибыли в Новую Двинку (Nove Dwinko), в 3 часах от города. Мы остановились тут, не имея возможности идти далее без дозволения местного начальства. Немного было домов в этом месте, в котором трудились над возведением нескольких окопов, из опасения высадки неприятелей.
Тут же приготовляли три брандера (зажигательные судна) и с тяжелою цепью, толщиной в руку, чтобы запереть вход, шириною в 90 сажен. Это орудие и окоп назначались против шведов, которых постоянно опасались после последней попытки их. Я успел снять это место, дома которого все были в некотором расстоянии от реки. Наконец местный начальник прибыл, угостил нас чаркой водки и дозволил отравиться далее. Мы тотчас же пустились, и 3 числа, за 3 часа до полудня, прибыли в Архангельск.
Я поместился у одного нидерландца, Адольфа Боувгуйсена (Bouwhuizen), который сообщил мне, что незадолго до этого шведы появились было в этих местностях с 3 военными кораблями, с одним судном, 2 галиотами и с небольшою баркой, намереваясь разрушить селение Мутовку (Moetjega), в 10 часах отсюда; и они сделали бы это, если б не один русский, по имени Курепин (Koereptien), бывший у них рулевым, который отвратил их от такого намерения, представив, что это совершенно разрушило бы их намерение идти на Архангельск.
Они послушались его совета, и потом отправились как приятели под английским флагом к устью реки, в которую и вошли с двумя своими галиотами и небольшой баркой, взявши другого русского в переводчики, и 15 июня 1701 г., около 7 часов пополудни, прибыли в Новую Двинку. Но немало они были удивлены, когда увидели, что их тут же приветствовали несколькими выстрелами из пушек, чего они ни как не ожидали.
Это заставило их бросить один свой галиот и барку и удалиться на шлюпке к другому галиоту, который сел было на мель и теперь опять вышел на воду. После этого они возвратились на свои корабли, стоявшие у устья реки, и отправились от Новой Двинки уже в полночь, потому что в это время года светло так, как бы был ясный день.
Исполненные досады, они разразились своим гневом на маяке, который подожгли, равно как и два селения: Кую (Koeja), в 7 часах от города, на том же берегу, и Pellietse (Полишинская, Поулечевская?), лежащее этой местности, и потом удалились, наконец, восвояси.
Русские, обрадованные их отъездом, бросились на вино, в изобилии оставленное шведами, и, желая ознаменовать свою победу, сделали несколько неосторожных выстрелов, попавших в бочку с порохом, который и взорвал большую часть корабля, причём четверо русских было убито, a 20 ранено. Шведы, при этой поездке их, потеряли, как полагают, только одного человека, которого тело, упавшее в воду, досталось в руки русских.
Продолжение следует