2 октября 1974 года во время съемок фильма „Они сражались за Родину“ умер Василий Макарович Шукшин. Писатель, режиссер, актер. Наш талантливый земляк обрел посмертно такую славу, которую трудно сравнить с кем‑то в минувшем веке.
Он ушел…
Облетают листья, уплывают
Мимо голых веток и оград…
В эти дни дороже мне бывают
И дела, и образы утрат.
Николай Рубцов
Полвека назад, октябрем 1974 года, гостил у своего армейского друга в Москве. Ночь с 2 на 3 октября провели в Звенигороде, где мне приснился странный сон. Кто‑то в горячей разборке ударил меня ножом в живот. Чувствую: больно, кровь течет, но я ее не вижу… Вскочил. Все было спокойно. Подмосковное осеннее утро было ясное, все одето в яркий желтый цвет листьев.
Стряхнул наваждение, но сон не отпускал. К чему бы это? С утра пораньше позвонил Ване Сафонову, корреспонденту Всесоюзного радио по Франции, земляку, с которым договаривались раньше о встрече.
— Ты что, не слышал? Умер Шукшин.
Тихо ахнул. Не может быть! Ни по радио, ни по телевизору об этом не объявляли. Побежал по столице, купил „Вечернюю Москву“. Напечатан небольшой некролог. Да и не мог так Ваня зло пошутить.
Надо непременно зайти к Шукшиным в их новую квартиру. Помню, писал он мне свой адрес, когда работали на „Печках-лавочках“ в Шульгине Логе. Очень радовался Василий Макарович этой долгожданной квартире. В ближайшей справочной мне дали нужный адрес. (Были же времена!) Никем и ничем не задержанный, прошел на нужный этаж и позвонил.
За дверью был виден большой коридор, заполненный людьми. Среди них узнал Серегу Зиновьева, но не окликнул. Подошел Анатолий Заболоцкий: „Осиротели мы, старичок“. Так он обычно всех называл. „На похороны останешься?“ „Нет, у меня билет на самолет, да и денег не осталось“. „Ты там начинай действовать по увековечиванию памяти. Тереби местное начальство на предмет памятника…“
Таким потерянным Заболоцкого я никогда не видел. С красными глазами, мокрым носовым платком, сгорбленный от горя, он еще что‑то пытался хлопотать по похоронам. Обнявшись, мы расстались…
Через день был уже в кабинете председателя Бийского райисполкома Виктора Ивановича Пичугина. Месяца не прошло, как его из руководителей племхоза „Сростинский“ в это кресло пересадили. Выслушав мою сбивчивую речь, Виктор Иванович чуть не рассмеялся: „Ты что, Саша! Памятник этому алкашу? Да никогда! Он порой полдеревни у меня спаивал во время страды“. На мои возражения о величине Шукшина в русском искусстве председатель райисполкома заметил: „Поговорят и забудут о нем…“.
Председатель был не прав…
Убийственно жестоки,
намеренно горьки
посмертные восторги,
надгробные дружки.
Столбы словесной пыли
и фимиамный дым…
А где ж вы раньше были,
— когда он был живым?
Роберт Рождественский
С середины октября 74‑го неожиданно в Бийск и Сростки нагрянули сотни гостей, чтобы увидеть родину Шукшина, познакомиться с его земляками. Люди посерьезней заезжали в райком партии, где их встречал-провожал секретарь по идеологии Михаил Михайлович Мокшин. Некоторых интересующихся из райкома отправляли в редакцию газеты „Ленинский путь“, где меня, как самого молодого, подрядили сопровождать писателей и журналистов.
В долгих беседах за полночь говорили мы с гостями о том, куда дальше пойдет искусство после того, что сделал в нем Шукшин. Сходились на том, что именно он определил магистральную линию искусства, назвал главного героя нашего времени. По мнению многих, им оказался демагог…
Слушая умных людей, сопоставлял факты, вспоминал сказанное Шукшиным на съемочной площадке, я горько жалел, что практически ничего не записал в те самые интересные и счастливые дни своей жизни, когда довелось жить и работать рядом с гением.
Именно этим словом его назвала Ренита Григорьева, сокурсница по ВГИКу. Поначалу я немного опешил, но со временем начал понимать и осознавать величие художественного подвига Шукшина. И каждая новая встреча с людьми творческими давала все больше и больше к пониманию творчества Василия Макаровича.
Особо запомнилась встреча с известной московской художницей Еленой Романовой. Она была в ту пору очень модной и знаменитой. Елена провела в Сростках несколько дней, в Бийске я привел ее в дом матери Марии Сергеевны. Та напоила нас чаем, ответила на все вопросы. Художница попросила было ее попозировать, но Мария Сергеевна наотрез отказалась. Картина „Семья Шукшиных“ Елены Романовой попала в Третьяковскую галерею, а для матери она сделала авторскую копию, которая сейчас хранится в музее в Сростках.
Бесконечные толпы гостей ходили по селу и интересовались, каким он был. Разговорчивые сростинцы плели сказки и небылицы про Ваську. Они не читали его книг, не видели фильмов с его участием, но имели о нем мнение, отличное от всего остального мира. „И что такого сделал этот алкаш, что к нему со всего миру едут?“
Иногда, сопровождая гостей, я начинал ругаться с его „напористыми земляками“ (так назвал сростинцев сам Василий Макарович), приговаривая, что, если бы не „этот Васька“, вы бы и по сей день в грязи захлебывались. А деревня просто стала образцово показательной. Увидели и Сростки асфальт. Бузотерам на это нечем было крыть.
Часто в Бийск и Сростки наведывался Анатолий Заболоцкий. Многие посмертно стали большими друзьями, но я видел, что Василий Макарович привечал только Заболоцкого и Белова. Народ все ехал и ехал на Алтай. И со временем о Шукшине в стране знали больше, чем об Алтае.
По просьбе Заболоцкого я информировал Москву обо всем, что творилось и говорилось на месте. Василий Иванович Белов писал: „Надо дуть в одну дуду“, призывая не оставлять борьбу за светлое имя. Присоединился к делу и Валентин Григорьевич Распутин, но более всех хлопотали Ренита Андреевна и Юрий Валентинович Григорьевы. И дело пошло.
Пророк в Отечестве
Я знаю, что счастье большое
Родиться на русской земле;
Я знаю, что счастье большое
Жить солнечно, а не во мгле.
На трижды почувствую счастье
Сознаньем и сердцем своим,
Когда я пойму, что России
Сам дорог и необходим.
Что слово, которое молвлю,
Что дело, которым горю,
Так дивно к родному порогу
Приблизят весну и зарю.
Олег Шестинский
Вот уж воистину нет пророка в своем Отечестве. Страна признала Шукшина. Не многие сподобились почить на Новодевичьем кладбище столицы. Его именем назвали Центральную городскую библиотеку Бийска, школу в Сростках, даже теплоход. А уж после того как Шукшину в 1976 году присудили Ленинскую премию — высшую в ту пору в стране, спохватились краевые власти.
К чести Бийского района, куда территориально относятся Сростки, все начинания энтузиастов и любителей творчества Шукшина здесь поддерживали. Стараниями земляков Дарьи Ильиничны Фалеевой и Надежды Алексеевны Ядыкиной появилась в школе небольшая выставка, переросшая в музей. А мы с Юрием Верещагиным сделали первый буклетик о родине земляка.
Решением крайисполкома в 1978 году в доме матери у подножия Пикета открыли музей Шукшина. Просто купили дом, а вот подлатать, привести его в должный вид поручили районным властям. Им тоже было недосуг в горячую страдную пору, и всем занимались отдел культуры и комсомольцы райцентра своими субботниками. Считай, народ создал музей.
Мария Сергеевна, узнав о том, что штат будет из шести человек, сказала: „И по гектару свеклы на каждого. Что им там особо делать?“. В те годы прополкой сахарной свеклы занимались все предприятия и учреждения района. Быстро собрали обстановку, снимки и документы, сделали стенды, обновили ограду. Большинство вещей передала мать писателя. И народ не пошел, а буквально повалил в музей толпами.
Мне дорог тот дом на пригорке только как предмет воспоминаний о первой встрече и долгом чаепитии с земляком. Сильно изменили в нем все. Вырубили знаменитый клен, что рос у фундамента. Сказали, что дом рушит. Поставили новую входную дверь в сенях. Кто-из „великанов“ чуть лоб не разбил. А в какой деревне выходная дверь величиной с церковную? Входя в деревенский дом, кланяться надо.
Поклонная гора
А Пикет все манит всю Россию к себе,
И идут по тропинкам потоки людские,
Чтоб взглянуть на село, поклониться земле,
Давшей сына великой России…
Надежда Ядыкина
Самым примечательным событием на Алтае стали Шукшинские чтения, что проходят ежегодно на горе Пикет. Хорошо помню, что первые прошли во Дворце культуры химиков. Здесь самый большой зрительный зал Бийска. Хотя вход организовали строго по пригласительным, зал был переполнен задолго до начала мероприятия.
Такого количества милиции на один квадратный метр, пожалуй, не встречал более никогда. Народ ломился во дворец потому еще, что надеялся увидеть Лиду Федосееву или еще кого из известных актеров да прикупить книги земляка.
Алтайское книжное издательство быстро договорилось с вдовой об издании его книг. При жизни на Алтае не вышло ни одного его произведения. Только разгромная рецензия на „Печки-лавочки“. Ее автор гордо восседал на сцене рядом с матерью и сестрой писателя Натальей Макаровной, чиновниками из крайкома партии и местными литераторами.
Во второй половине дня планировали продолжить литературный праздник в Сростках, на Пикете. Погода помешала, и чтения состоялись у кинотеатра „Катунь“, где быстро соорудили президиум (как без него!) и команда барнаульских литераторов продолжила хвалить Шукшина и самих себя.
Молодой барнаульский актер Олег Пермяков исполнил рассказ Шукшина „Жена мужа в Париж провожала“. Да так прочел, что у меня слезы к горлу подступили, а суровый сростинец, стоявший рядом, изрек: „Да, сильно…“. Видимо, он впервые познакомился с творчеством своего земляка.
Время перемололо мнение сростинцев о Шукшине. Некоторые стали даже выдать себя за близких родственников. Да и как было не измениться, если Шукшинские чтения, ставшие традиционными, собирали десятки тысяч людей со всей великой страны.
Музей из маленького домика стал Всероссийским и мемориальным и теперь ему тесно аж в пяти зданиях. Памятник Шукшину работы Вячеслава Клыкова стал брендом Алтая. Здесь снимаются художественные и документальные фильмы. В музее можно найти книги земляка, изданные по всей стране. Художники почитают за честь выставиться в Сростках.
Да и красота Сросток, „поднебесная“, по выражению самого писателя, заставляет любого думать о высоком…
Святое — родина и мать
Он открыл „простые вещи“,
В которых жизни суть и свет.
Ему, внимая, рукоплещет
Вновь многотысячный Пикет.
Михаил Мокшин
Совсем не задаюсь целью рассказать всю историю жизни Шукшина после смерти. Пишу лишь о том, что дорого и близко мне. Василий Макарович в жизни не самый приветливый и компанейский человек. Суров был или напускал на себя
серьезность. Полная противоположность его мать Мария Сергеевна. Она будто состояла из одной доброты.
Кто и когда познакомил меня с ней, память не сохранила, но буквально сразу стала мне будто родной. Очень напоминала своими наставлениями мою бабушку по матери Галину Логиновну. За плечами моими был факультет русского языка и литературы, а вот простого русского, похоже, не знал. Мария Сергеевна с лихвой восполняла эти пробелы, демонстрируя настоящую русскую разговорную речь.
Сотни писем приходили к ней, и на каждое она давала ответ. Писала сама, а конверты подписывал я или Геннадий Бровко, что жил неподалеку. Рядом на площадке жили Шестаковы, они помогали в бытовых мелочах, ведь Борис руководил Восточным районом города. Бийчане окружили мать писателя всей возможной заботой.
Толпы гостей принимала мать писателя. Всем рассказывала про сына, показывала снимки. Очень трогательно мать относилась к датам в его жизни. В первую годовщину смерти сына решила Мария Сергеевна проводить поминки в своей городской квартире. Посчитала, надо целый автобус сростинцев привозить обязательно. Заказала машину и долго думала, кого в деревню отправить. Я был рядом, но мало кого знал из родни. И тут на пороге появился „братка“, его двоюродный брат — Иван Попов, художник из Новосибирска. Второго октября был день рождения у Ивана Петровича, но всегда он отмечал его в Сростках или Бийске, на поминках… Мы были знакомы и обрадовались этой встрече.
„Вот вдвоем и поезжайте“, — решила Мария Сергеевна. — Да возьмите с собой валенки. В дороге пригодятся“. Уже подмораживало, и сменная обувь пришлась бы кстати сростинским модникам в туфельках. Иван Петрович хитро усмехнулся и прихватил из ящика бутылку водки, что была приготовлена на тризну.
Мы сунули водку в валенок, попросили у шофера стакан и… очень весело с интересными разговорами добрались до Сросток. Водку наливали из валенка и смеялись: „Какой бы веселый Василий Макарович про это рассказ написал!“. Из этой бутылки еще и пару мужиков на обратном пути угостили. Увидев нас не совсем трезвыми, если точнее, уже готовым, Мария Сергеевна только покачала головой.
Традиция поминать 2 октября Шукшина сохранилась и поныне. Только теперь собираются родные и близкие люди во Всероссийском мемориальном музее-заповеднике В. М. Шукшина в Сростках. Вспоминают человека и художника, оценивают изменения, что произошли за год в стране и искусстве, делятся планами на будущее. Внимательно слушают гостей, которые рассказывают о новинках литературы и кино.
Однажды мы обсуждали с Марией Сергеевной сны. О своей смерти она говорила очень спокойно. „Гадала на крещенье. Сережа в этом году женится, Надя хорошо закончит медицинский, Наташа будет весь год болеть, а я умру“. Сказано было так, словно она сообщила о том, что собирается обедать. Так и случилось
Она мне и мой сон растолковала про кровь. Это значит, что умрет какой‑то очень дорогой человек, но если крови не было, то значит, не родной. Пусть и не родной, но всю жизнь на него оглядываюсь, сверяя свои поступки.
Александр Лукиных
