Оля Куницкая ещё подростком решила, что, как окончит школу – обязательно уедет из своего маленького города в столицу. Да и что ей делать в крохотном, скучном Велиже?
Ольга – высокая, худенькая, но прекрасно сложенная, будто выточенная, с длинными, роскошными пшеничными волосами – всегда отличалась от одноклассниц весёлостью и упрямой напористостью. А ещё – какой-то фанатичной верой в себя.
Она вся была полна молодости, красоты, силы.
Училась Оля так себе, но, ещё будучи школьницей, она была уверена, что сумеет «закрепиться» в Москве, найдёт своё место в столице.
Она мечтала о том, как через семь или восемь лет заберёт в Москву родителей – всегда задумчивую библиотекаршу и хмурого мастера по ремонту обуви – купит им небольшую уютную квартиру. Сама она к тому времени, конечно, будет жить в каком-нибудь коттеджном посёлке неподалёку, и будет у неё красивый дом с большим садом. Обязательно с большим садом. И в этом саду будет много роз…
Увы, жизни свойственно разбивать мечты…
***
В финансовый колледж на бюджет Ольга не поступила, вопрос об обучении на платном отделении – увы – даже не стоял. Возвращаться в Велиж и признавать своё «поражение» ей не хотелось, поэтому, сняв вскладчину с двумя знакомыми девчонками – Кирой и Мариной – квартиру на окраине Москвы и закончив курсы парикмахеров, девушка с головой окунулась в шумную столичную жизнь.
Примерно через год на дне рождения Киры Ольга познакомилась с Каем. Вообще-то этого огромного двухметрового весёлого белозубого нигерийца звали Бонгани Кали Чабуири, но Ольга звала его просто Кай.
Кай вместе с каким-то невзрачным рыжеволосым парнем, которого Оля тогда видела в первый и последний раз, пришёл последним, когда гости уже сидели за столом. Нигериец был во всём белом – в белых джинсах, длинной белой байке и белых кроссовках. Он обвёл весёлыми тёмно-карими глазами лица гостей и задержался на Ольге, которая сидела рядом с именинницей в длинном светло-голубом платье.
Потом, когда были выпиты две первые бутылки шампанского, Кай и Оля станцевали медленный танец. И ещё один. И обменялись телефонами.
Неожиданно для всех они стали встречаться. А через четыре месяца, когда Марина и Кира уехали на экскурсию в Питер, и квартира была свободна, Кай принёс дорогого вина, хорошего сыра, ветчину, коробку шоколадных конфет, и они устроили романтический вечер при свечах.
Они танцевали, а потом девушка увидела совсем рядом влюблённый, горячий взгляд Кая. Нигериец поднял её на руки, закружил, потянулся к ней. Оля не оттолкнула его – её голубые глаза стали влажными, губы – требовательными и горячими. Она была совсем рядом – молодая, влекущая, желанная… Срываемая в спешке одежда полетела на пол…
Позже они предавались близости в самых разных местах: на крыше дома, в ночном парке, на берегу лесного озера – не было предела молодой фантазии.
А через одиннадцать месяцев грянул гром – Ольга забеременела. В одно погожее, ясное утро она держала в руках тест на беременность с двумя пресловутыми полосками и нервно кусала губы. Ну, и что теперь делать?
***
В тот тёплый летний день они встретились в любимом маленьком кафе. Официант быстро принёс десерт и кофе.
Кай легко и беспечно рассказал Оле о том, что скоро, недели через три-четыре, он уезжает в Нигерию, где отец уже нашёл ему место в больнице – в одной из лучших больниц! Он будет хирургом! Будет оперировать! Он всю жизнь об этом мечтал!..
При этих словах Ольге вспомнилась искрящаяся под солнцем река – сильные чёрные руки, выхватывают её из воды, в тёмных волосах Кая запуталось солнце… Вспомнилось, как бежали, взявшись за руки, под дождём по вечернему весеннему парку, как резко выступали из темноты чёрные силуэты деревьев…
Она так ничего и не сказала ему о беременности. Оля посмотрела прямо в лицо Каю, потом отвела взгляд. Лицо девушки вспыхнуло огнём, пальцы мелко задрожали. Она поднялась из-за столика с нетронутым кофе, холодно попрощалась и, сославшись на неотложные дела, почти выбежала из кафе.
В спешке споткнулась, едва удержалась на ногах. Завернув за угол, Оля остановилась и, спрятав лицо в ладонях, стала мелко, неудержимо дрожать. Потом её будто прорвало – девушка заплакала навзрыд, давясь слезами.
Кай так спокойно, буднично сказал ей о своём отъезде! Он даже не позвал её в Африку, в эту его Нигерию! Она бы, конечно, никуда не поехала, но он даже её не позвал!
От злости и обиды путались мысли.
Как странно устроено человеческое сердце! Оля понимала, что не любит Кая, осознавала, что не помчалась бы за ним в Африку, даже если бы он умолял её об этом, но досадовала и злилась, что нигериец даже не предложил ей поехать с ним.
Больше с Каем они не виделись.
Ольга отдавала себе отчёт, что между ней и Каем, пожалуй, не было любви: не было этих пресловутых бабочек в животе, не было особой нежности – нигериец был для неё экзотикой, ей было с ним весело и интересно… не более.
Она для него тоже была экзотикой – красивая белая голубоглазая девушка с роскошными пшеничными волосами. Просто экзотикой – не любимой.
После отъезда Кая Ольга осунулась, ссутулилась, перестала смеяться. Спала плохо – мысли о том, как быть, не давали покоя. Мучительная тревога змеёй вползала в душу. У неё будет ребёнок. Ладно бы просто ребёнок – у неё будет ребёнок от африканца. Ребятёнок – негритёнок! Ладно, не негритёнок – мулат, но всё равно… Нет, не бывать этому!
***
– Сделаете аборт – и можете больше не стать мамой, – напрямик сказала ей хмурая, пожилая врач.
По спине пробежал холодок, губы Ольги горько передёрнулись, сложились в глупую улыбку:
– Это почему?
– У вас первая беременность и отрицательный резус-фактор. Прервёте её – и больше крепких, здоровых детей может не быть. Угроза резус-конфликта возрастает с каждой новой беременностью. Это очень серьёзно…
Больно кольнуло сердце, тяжело, тревожно стало на душе.
– Я… Я подумаю, – тихо, неуверенно сказала она.
***
Неумолимо приближался день аборта. Ольга тянула, откладывала решение, занимала себя какими-то мелочами: сделать бутерброды к чаю, перемыть посуду, вытереть пыль.
По подоконнику звонко шлёпали капли дождя.
У неё будет ребёнок. Радоваться надо бы, а не получается. Этот ещё нерождённый ребёнок не радовал Олю – он путал ей жизнь.
Вечером Ольга рано легла спать, но, напуганный тяжёлыми мыслями, сон долго не шёл, лишь ближе к утру девушка провалилась в лёгкую, зыбкую полудрёму.
Она проснулась рано, когда в окно её съёмной квартиры робко заглядывал ранний августовский рассвет, и поняла, что аборта не будет. Она не может – и не хочет – оборвать эту едва затеплившуюся в ней жизнь…
…Дочку Ольга назвала Машей, а отчество записала своё – Алексеевна. Мария Алексеевна Куницкая. Хорошенькая темнокожая девочка с густыми, тёмными, вьющимися пружинками волосами. А глаза – пронзительно голубые, в мать.
***
После рождения Машеньки Ольга с дочерью вернулась в Велиж – на съёмную квартиру в Москве у неё не хватало денег. Да и трудно одной с ребёнком: после рождения дочки многочисленные подруги будто испарились: оно и понятно – у них кафе, рестораны, кино, танцульки, а у Оли – подгузники и бессонные ночи. Как говорится, не по пути.
Ольга очень боялась, что будет плохой матерью, но материнский инстинкт – вещь неодолимая: она искренне привязалась к малышке.
– Моя Чёрная Жемчужина! – ласково называла она дочку.
– Московский прибыток! – однажды невесело пошутил отец, но, увидев, как потемнели от обиды глаза дочери, запнулся, не глядя, сграбастал со стола пачку сигарет и вышел на балкон покурить.
Временами Ольгу охватывала отчаянная тоска: она вспоминала шумную, нарядную Москву, свою весёлую девичью свободу, и совсем неуютно ей становилось в тихом и скучном Велиже.
Но хмурую осень сменяла ласковая, тёплая весна, каштаны дружно выпускали «свечки», из-за сизых туч выглядывало солнце, и в душе Оли вновь просыпалась надежда. Надежда на счастье.
На детских площадках Машеньку встречали по-разному: кое-кто из мам и бабушек суетливо уводил детей, стоило лишь темнокожей кудрявой девочке подойти к качелям или разложить игрушки в песочнице, другие же тепло относились к малышке, и только вздрагивали, когда сын или дочка громко, на всю площадку, спрашивали:
– Мама, а почему она чёрная?
В ответ на этот вопрос взрослые, пряча глаза, мямлили что-то неопределённое.
***
Когда Маша пошла в садик, Ольга устроилась работать в одну из велижских парикмахерских. И однажды, в конце февраля, на пороге её парикмахерской возник Григорий Мартьянов.
Гришу Мартьянова Оля знала ещё со школы – он учился в параллельном классе. Высокий, горбоносый парень, русые волосы выгорели от солнца, а глаза – разные: один – светло-карий, а второй – серо-голубой, – он запомнился ей таким.
– О, Оля, привет!
– Привет.
– Пострижёшь меня?
Ольга кивнула. Мартьянов небрежно нацепил на вешалку короткую поношенную дублёнку, стащил с русых волос чёрную шапку и сел в кресло.
– А я электриком работаю, – усмехнувшись, сообщил Гриша. – Так что, если нужно перенести розетки, или проводку починить, или просто вкрутить новую лампочку – звони.
– Когда у меня перегорит лампочка, я сразу тебе позвоню. Если дашь телефон, – с улыбкой ответила Оля. – Ну, как тебя стричь?
***
Весной они с Гришей стали встречаться. Григорий, конечно, знал о Машеньке-мулатке, и вначале думал просто «поиграть» с Ольгой, согнать охоту (он засматривался на неё ещё в школе) и – расстаться.
В конце мая Оля сильно простыла, и запущенная простуда чуть не перетекла в воспаление лёгких. Только тогда, мучаясь бессонницей и неотступно думая о ней, Мартьянов понял: это не минутная прихоть, это – настоящее чувство, которое без боли не вырвать из сердца. Да и надо ли вырывать из сердца любовь?
***
– Жениться? На Оле Куницкой? На этой? У которой ребёнок-негритёнок? Ну, ты и надумал, Гриша! Будто других, бездетных девок нет! – мать, заламывая руки, нервно металась по комнате. – Взять хотя бы Катьку Зубову. Она тебя, кажется, привечает…
– Да, Катя меня привечает! – Григорий невесело вздохнул. – Конечно, лучше жениться на девке без «прицепа», да только, мама, странно устроена жизнь: кто-то к тебе липнет, тянется, а у тебя душа к ней не лежит – и всё. А к другой льнёшь всей душой, несмотря на «прицепы». Олька… Хотел забыть её, как уехала. Почти получилось. А вернулась Оля в Велиж – и не могу вырвать её из сердца, из памяти. Я ж ещё в школе глаз на неё положил. Сох по ней… Она – девка с перцем, что надо! А что девчонка темнокожая у неё – ничего, как-нибудь вырастим…
– Ну, смотри сам! – Ирина Филипповна, понимая, что ей не переубедить сына, ушла на кухню и стала воинственно громыхать тарелками.
***
Свадьба была скромной, только для ближнего круга.
– Давайте вот здесь сфотографируемся. И вот здесь будет хороший кадр, – приглашённый фотограф, высокий молодой рыжий парень, суетился и очень старался сделать хорошие, душевные, атмосферные снимки.
Трёхлетняя Маша, одетая в точно такое же, как у матери, длинное белое платье, которое так ей шло, с цветами жасмина в тёмных кудрявых волосах, беззаботно носилась с охапкой воздушных шариков по залитой солнцем набережной. Девочку невозможно было поймать для фото, и Оля с Гришей, в конце концов, махнули на неё рукой: пусть резвится.
***
…Молодые сняли квартиру на окраине Велижа, и через полтора года у них родился Мишка – крепенький, голубоглазый, с густыми пшеничными волосами – в мать.
Гриша любил сына, заботился о жене, и мучился от того, что не может всем сердцем принять падчерицу. Он, конечно, не обижал девочку, но и тёплых чувств к ней, как ему казалось, не испытывал.
Всё встало на свои места во время одной мартовской прогулки. В ту солнечную мартовскую субботу он один гулял с детьми в парке, потому что Оля осталась дома «колдовать» над брусничным пирогом.
Восьмимесячный Мишка тихо сопел в коляске, а пятилетняя Маша без устали носилась по подмёрзшим лужам, что за ночь затянуло тонким, ненадёжным ледком.
– Маша, не бегай по лужам – лёд тонкий, – только и успел сказать Гриша, как лёд треснул, девочка провалилась едва не по колено в глубокую лужу, и холодная вода хлынула через верх её красивых красных сапог.
Домой они просто бежали.
Машеньку переодели в сухое, уложили в постель, напоили чаем с мёдом.
«Только бы не заболела!» – неотвязно крутилось в Гришиной голове.
Утром, убедившись, что малышка в порядке, он подхватил Машу на руки и на радостях закружил по комнате:
– Ну, будем считать, что Чёрная Жемчужина вчера приобщилась к моржеванию! – улыбаясь, сказал Гриша.
«А всё-таки я люблю её», – подумал он, глядя, как солнце играет на чёрных вьющихся волосах смеющейся падчерицы.
---
Автор: Наталия Матейчик
---
Читайте НОВЫЙ рассказ Анны Лебедевой "Отвела душу":