Имя Михаила Борисовича Каплана стоит в ряду известных музейных деятелей 1920-х первой половины 1930-х годов.
Он родился в Санкт-Петербурге 27 декабря 1884 года (по новому стилю 9 января 1885 года) в состоятельной и многодетной семье военного портного мастера. Дом, где размещались квартира и мастерская Берки Ицковича Каплана, занимавшие целый бельэтаж, находился на Невском проспекте. В семье было 5 детей. Интересное воспоминание об этой семье оставил драматург Е. Л. Шварц, близко знавший Михаила Борисовича и его родных:
«Порода никак не зависит от семьи и происхождения. Двое из сыновей портного Каплана выдались породистыми: актер Аркадий Надеждов и Михаил Борисович. Сестра родилась горбатой. Два остальных брата – евреи, как евреи. Михаил Борисович обладал куда более редкой разновидностью породистости: врожденной воспитанностью. В мягкости, которую вспоминаешь, не было и тени искательности. Нет. Он был мягок по тем же причинам, что и черноглаз и крупен, таким уж уродился на свет. И, как это свойственно людям воспитанным, не ломался. Был правдив. Ничего из себя не строил. Держался он с достоинством, тоже врожденным, и потому на памяти моей ни разу ему не изменившим <…>».
Учиться Михаил начал в частной мужской классической гимназии Видемана. Но окончить ее не удалось. В 1904 году, за три месяца до выпускных экзаменов, ученик 8 класса Михаил Каплан был арестован и исключен из гимназии без права поступления. В тюрьме Каплан имел возможность глубже познакомиться с идеями социал-демократии. После освобождения, под влиянием событий 1905 года, «стал работать как техник и агитатор в РСДРП, но очень скоро перешел на работу пропагандиста в городской район – был ответственным членом коллегии пропагандистов этого района».
Не успел Михаил Борисович весной 1905 года сдать экстерном экзамены в 7-й гимназии за 8-й класс, как в июле того же года последовали новый арест и заключение в тюрьму «за принадлежность к РСДРП и за выступление на Сестрорецком заводе против продолжения войны».
Только в октябре 1905 года он вышел на свободу. Страна – на пике революционных событий. Уже объявлен Манифест 17 октября о даровании императором политических свобод, университеты еще в августе 1905 года получили автономию и право избрания ректоров, была упразднена процентная норма на допуск к высшему образованию лиц еврейской национальности. Михаил Каплан, пользуясь этими послаблениями, подает прошение на имя ректора Санкт-Петербургского Императорского университета о принятии его на юридический факультет. В Центральном государственном историческом архиве Санкт-Петербурга в деле студента М. Б. Каплана хранится подлинник данного «Прошения»:
«<…> Весной текущего года я, Михаил Каплан, выдержал экстерном экзамен в Седьмой Санкт-Петербургской гимназии <…> в июле месяце я был арестован и продержан в заключении три с половиной месяца. Выйдя на днях из тюрьмы, я оказался в ужасном положении: мне грозит высылка из столицы, как еврею, лишенному права жительства, и в то же время надо мной висит угроза отбывать воинскую повинность в текущем году. Но помимо всего этого мое желание отдаться изучению юридических наук из этих обстоятельств отодвигается в неопределенно далекое будущее.
Многочисленные сверхпроцентные приемы евреев в Петербургский Университет в настоящем году дают мне уверенность, что несвоевременная подача прошения, происшедшая исключительно по вине администрации, не является препятствием к принятию в число студентов Университета.
В сознании того, что господин ректор поймет всю тяжесть моего безысходного положения, я спокойно ожидаю решения своей участи.
24 октября 1905 г. Подпись».
Итак, Михаил Борисович – студент юридического факультета Императорского университета. Он молод, ему 20 лет, за плечами небольшой политический опыт и два ареста. Кроме юридического, он посещает занятия на филологическом факультете. Интересуется вопросами политической экономии и истории.
В 1910 году Каплан закончил курс наук в университете и пополнил ряды петербургских присяжных поверенных. В 1911–1912 годах с молодой женой он жил в Париже, где проходил стажировку. Там же он встретил Александру Тимофеевну Шакол, видную российскую анархистку, ставшую вскоре его второй женой. Шакол активно сотрудничала в Комитете и дружила с В. Н. Фигнер.
3 апреля 1917 года М. Б. Каплан стал участником встречи Ленина на Финляндском вокзале. В Центральном государственном архиве историко-политических документов Санкт-Петербурга хранится запись 1938 года беседы с М. Б. Капланом и его воспоминания об этом событии.
В 1918 году, по инициативе искусствоведа И. Э. Грабаря, был создан Отдел по делам музеев и охраны памятников искусства и старины Народного комиссариата просвещения (Музейный отдел Наркомпроса) – первый советский государственный орган, руководивший выявлением, изучением, систематизацией и хранением национализированных частных коллекций, а также созданием новых экспозиций и организацией на основе этого просветительской деятельности. Возглавил просветительскую секцию Наркомпроса Михаил Борисович Каплан.
Вот как оценивал в 1935 году деятельность своего директора в период 1918–1919 годов коллектив музея в ходатайстве о присвоении ему звания заслуженного деятеля науки в связи с 15-летием Музея Революции:
«М. Б. Каплан в 1918 году вошел в музейный отдел Наркомпроса и принял активнейшее участие в его работе, проявляя во многом личную инициативу в деле перевода старых музеев на новые советские рельсы. Весной 19 года М. Б. Каплан при поддержке В. Н. Фигнер, А. М. Горького и А. В. Луначарского поставил вопрос о создании нового Музея – Музея Революции, чтобы собрать и сохранить памятники героической борьбы с самодержавием и старым буржуазным миром.
В октябре 1919 года, по Постановлению Исполнительного Комитета, был заложен первый в СССР и во всем мире Музей Революции. М. Б. Каплану было поручено приступить к организации совершенно нового дела».
Под руководством Михаила Борисовича музей прошел путь от собирания и систематизации материала через создание отдельных выставок на основе комплектования к формированию крупных отделов. А успехи комплектования были немалые. «Несколько комнат были заполнены поистине бесценными архивами, среди них были секретные документы эпохи царского режима, в том числе и доносы Третьего отделения <…>. Значительная часть этой обширной коллекции уже была разобрана, систематизирована и подготовлена к выставке, которая должна была открыться в ближайшее время».
Директор в беседе с зарубежной гостьей с воодушевлением рисовал будущее музея:
«Мы только начали этим заниматься. <…>. Чтобы создать в России единственный в своем роде музей, который был бы полнее любого из ныне существующих, в том числе Британского, потребуются долгие годы. Опять же, нигде в мире нет такого количества нуждающихся в немедленном спасении сокровищ, которые революция разбросала по всей стране».
Дополняют портрет Каплана воспоминания М. М. Левис, работавшей в музее с 1919 по 1935 годы:
«<…> Какое-то время он жил за границей. Довольно высок ростом; из-под бархатной, расшитой тюбетейки выбивались остатки темных, уже начинавших седеть кудрей. Голос сирены. Инициативен, деятелен, отнюдь не тип ученого-исследователя, скорее способного дилетанта. Неплохой организатор, как-то справлявшийся с разнородным составом сотрудников (в большинстве сотрудниц)».
С усилением идеологизации исторической науки партийные органы все активнее вмешивались в работу научных и культурных учреждений, занятых изучением и популяризацией истории революции.
Музей виделся «необходимым марксистским пособием <…> и самостоятельным источником пропаганды и агитации для массовика и учащегося, проходящего школу ленинизма». Для усиления партийного руководства в 1930 года вместо беспартийного М. Б. Каплана директором был назначен опытный партийный работник, член партии с 1906 года Э. К. Эйзеншмидт.
Михаила Борисовича перевели на должность заместителя по научной работе. Эту должность он занимал с 1930-го по 1935 год.
После работы комиссии Ленинградского горкома ВКП(б) 2 марта 1935 года, обнаружившей идеологические ошибки и многочисленные недостатки в экспозиции музея, М. Б. Каплан был уволен. Первоначально в приказе по музею от 3 июня 1935 года № 51 причиной его увольнения называлось «плохое руководство научной частью и допущение грубых политических ошибок и извращений в экспозиции музея».
20 июня 1935 года Александра Тимофеевна Шакол написала отчаянное письмо В. Н. Фигнер:
«Дорогая, если можете, сделайте все, чтобы помочь М. Б. Это же кошмар какой-то. 16 лет работы на виду. 16 лет смотрели музей десятки комиссий, экспертов, тысячи посетителей. И никто никогда не сказал, что работа преступная <…>».
Через два месяца в приказе по музею № 91 от 23 августа 1935 года формулировка причины увольнения была изменена на «за невозможностью использования на работе в музее».
Для Михаила Борисовича и Александры Тимофеевны наступили тяжелые времена. Из письма А. Т. Шакол В. Н. Фигнер:
«Никто из научных работников не зашли к нам. М. Б. тысячу раз заступался за них, тысячу раз спасал, он воспитал их и теперь ушел, они и не вздохнули. <…>».
В 1935 году Высшая аттестационная комиссия Наркомпроса присвоила
М. Б. Каплану звание профессора (действительного члена НИИ Академии художеств). С 1936 года Каплан – заместитель директора и ученый секретарь Научно-исследовательского института при Всесоюзной академии художеств.
В начале войны Михаил Борисович был эвакуирован в Самарканд, где занимал должность ученого секретаря Московского государственного художественного института. В сентябре его направили в Сталинабад возглавлять республиканский Дом народного творчества, затем – Государственный музей изобразительных искусств.
Но этот период длился недолго. 14 мая 1949 года Михаила Борисовича не стало. Ему было всего 64 года. Вот, что писала из Сталинабада о его смерти и похоронах Александра Тимофеевна Шакол:
«Мне сейчас невыносимо тяжело, потому что ушел человек, с которым можно было обо всем говорить, быть самим собой, всегда найти утешение и опору. <…> Он хворал последние месяцы каким-то необыкновенным ревматизмом. Сам не мог одеться и раздеться, завязать ботинки. <…> А какой он был общительный, весельчак! <…> Было все роскошно – позаботился Комитет по делам искусств. Его здесь очень любили, и он пользовался большим авторитетом. Собрал огромный высококачественный художественный фонд. Музея негде было устроить, и он мучился с отдельными тематическими выставками. С осени было бы здание. Не дождался. Ушел. <…> Это было 13 мая в 6 часов вечера. Нашел свой конец на краю света. Лежит под мраморной доской «М. Б. Каплан».
Почти 39 лет своей жизни Михаил Борисович отдал организации музейной и выставочной работы. Его профессионализм, авторитетность, неутомимость и жизнерадостность были залогом успешности в создании новых музеев и выставок. Но главным памятником таланту музейщика стал Государственный музей Революции, созданный в 1919 году.
Валентина Михайловна УШАКОВА, кандидат исторических наук.