Было начало нового дня. “Рота, подъём!” — надрывал глотку дневальный, выверив по секундной стрелке часов момент подачи этой самой команды. В кубрике группы С-232 наметилось вялое движение. Витаха снуло возвысился на койке, свесил ноги, озирал со своего второго яруса элегию пробуждения ото сна, которую вдохновенно исполняла дюжина его товарищей. Примерялся к тапочкам, выставленным специальным образом с вечера так, чтоб ювелирно приземлиться точно в них. И в ту самую секунду, когда дежурный по роте, возникнув в дверном проёме, гневно огласил “Вторая группа, ёппа ма! Вам особая команда нужна?” все его шесть пудов веса отправились в полёт. Настолько сноровисто, насколько и неожиданно.
Андрей, Витахин сосед с первого яруса, согласуясь со своим внутренним таймером обратного отсчёта, решительно прощался с грёзами, привидевшимися ему во сне. Он предпринял собственный энергичный старт грядущим будням идеально в момент сердитого окрика дежурного по роте; то есть, синхронно с другом.
Стало быть, грохот вселенский, и… Андрей лежит на полу, срубленный Витахой “под корень”. Это если применять производственный термин лесозаготовки, здесь конкретно, навряд ли уместный.
— Андррушечка, ты жив??? — участливо запричитал Витаха.
— …, — молчание.
Деятельное и хлопотливое участие Витахи в судьбе друга оставалось без ответа, хотя создавало отчаянную суматоху в кубрике. Он то обмахивал Андрея полотенцем, то хватался за безжизненные руки пострадавшего… Но большей частью его охи и ахи, обращённые в никуда, вносили в атмосферу разверзшейся драмы неподобающий ситуации комизм.
— Срочно скорую помощь! Облить его водой! Как там делать искусственное дыхание?! Андррушечка, не умирай! Я никогда не буду сушить караси и тельник на перекладинах кровати! Не буду наступать на твою простынь, забираясь к себе наверх! Откройте фрамугу, больше воздуха! Дыши, Андррушечка, и... прости, я нечаянно! — восклицал без меры и без толку Витаха. Впрочем, не забывая форсировать своё фирменное “р” и, едва сдерживаясь, чтоб самому не прыснуть от смеха.
— Стройся в шинелях для отбытия на внешний объект! — прогорланил дневальный.
Территории приборки менялись каждые полгода, и в том семестре нашей роте, кажись, выпадало грести снег на тротуаре, ведущем от проспекта Кирова к главному входу училища (очень ответственный, кстати сказать, объект, ибо все училищные начальники шли с утра на работу именно этой дорогой).
Андрей наконец пошевелился, чем вызвал у Виталика взрывной приступ радости.
— Да ты прритворряешься, Повелица! — враз забыв обращение к другу по имени, вскричал Витаха, — вставай, обманщик!
Долгая театральная пауза, и за ней последовала наполненная чувствами негодования реплика Андрея:
— Емеля, ты шо з глузду зъгихав, чи шо!!!
— У-фф, — общенародный ропот одобрения и восхищения прокатился по кубрику! Непонятная тирада была воспринята окружением, как достойный ответ.
Надо сказать, что Виталик, родом из Донбаса, понял и проникся возмущением крымчанина. Ещё извинялся перед другом за свою неловкость. Остальные ребята — отнюдь — они услышали данное выражение впервой. Стали переспрашивать: “Что за белиберда, что это значит?” Ни в Минске, ни в Тюмени, ни в Рязани, ни в Москве не слышали такой фразы.
— Ну вы дерёвня! Значит: сдурел, умом тронулся, — поясняли Андрей и Виталик.
А дежурный по роте уже снова в центральном проходе напротив кубрика:
— Вся рота стоит, одних вас нет на построении! Как всегда растяпы, вторая, бляха-муха, группа! Живо упали в строй!
Андрей встрепенулся и вместе со всеми побежал сначала к шинелям, затем, застёгиваясь на ходу, догоняя, на построение. Впрочем, он и на ходу успевал напористо напоминать Виталику:
— Чтоб ни труселей своих, ни карасей, ни тельник свой краснополосый больше не развешивал! Обещал ты мне прилюдно, Виталечка!
— Дык я ж думал, ты помер! А ты живой и вон какой хитрый, Андрюшечка! — держал оборону, так же на бегу, Виталик.
С лопатами и скребками наперевес топали в темпе из общаги к внешнему объекту, которому надлежало быть образцовым. Через главную проходную выходили на лестницу, на мурманский тротуар. Чистили от льда и снега эту дорожку, ведущую от городской остановки троллейбуса и автобуса “Кинотеатр “Северное Сияние”” к Системе. Оглаживали геометрию сугробов.
В завершение работы пацаны скучковались кружком поодаль. Тюкали флегматично мёрзлый асфальт, имитировали деятельность.
— Так вы на самом деле не слышали “с глузду съехать”? — спрашивал герой утра Андрей, обращаясь к обступившим его друзьям.
— Старорусское слово “глузд” (как ум, смысл, рассудок) хоть и не в ходу, но конечно понятное, — отвечали ему. — Но в украинском исполнении звучит уж больно смешно, как, впрочем, и всё остальное, наречённое мовой...
— Тогда слухайте сюды, анекдот в тему словесности, фольклора, ну, и вообще, момента. Помирает бабка. Кричит деду: “Диду, помыраю! Гимна хочу!” Дед ей в ответ: “Тю, старая, та ты шо, на старости з глузду зъихала?” А та ему своё: “Ой, диду, помыраю, хочу гимна!” Дед уже спорить не стал. Последнее желание перед смертью — это святое, да и кто знает, может выздоровеет. В общем, пошёл в уборную, лопатой с дырки наковырял полведра. Принёс, поставил. Вонища! Каже: “На, бабка, йиж!” А та ему: “Звары його! — Та ты шо, старая? Цэ ж гамно, воно воняе! — Ой, диду, помыраю, гимна хочу!” Дед спорить не стал. Знает, что бесполезное занятие. Рукой махнул. Пошёл, печку в хате растопил, ведро на печь поставил. Жара, вонищаяяя! Оно закипело, дед бабке кричит: “Усё, старая, закипило воно! Шо, зныматы? — А ты його посолыв? Ты його поперчыв? — Та ты шо, старая?! — Диду, помыраю! ХОЧУ!” Дед посолил, перчину красную туда закинул, говорит: “Всё, бабка, зварылось! — Кынь лаврушочкы! — Та, бабка, ты шо? — Кынь! Гимна хочу!” Закинул туда дед ещё и специй всяких, лишь бы быстрее от вонищи избавиться. Помешал на всякий случай, и говорит: “Усё, бабка, вже готово!” А бабка ему: “Диду, спробуй!” Деда аж подкинуло: “Та ты шо, старая! — Диду, помыраю! Спробуй!” Дед скривился, взял ложку, зачерпнул, отхлебнул трохы, поплямкал и говорит бабке: “Ой, фу, бабка, гiвно як гiвно!” А та ему: “НЭ ХОЧУ!”
— Нэ хО-чу! — вторил другу со смехом Витаха, уж забыв отстукивать скребком такт симуляции текущего мероприятия.
Идиллию утреннего моциона под промозглым мурманским небом прекратил окрик старшины:
— Что вы все столпились, иттишкина жисть, на одном пятачке?! Строиться парами на завтрак!
— Дык, наледь здесь, скалываем её! — отвечал Витаха.
— Емельянов и Повелица остаются, справятся вдвоём с наледью! Остальные — на камбуз, шагом марш! — командовал старшина.
26 сентября 2024 года.