Молодой лейтенант Иоханнес Остерманн получил назначение отправиться в Нидерландскую Ост-Индию, на Яву, голландскую колонию в Юго-Восточной Азии.
Мрачные рассказы о тропической Азии не охладили энтузиазма Иоханнеса Остерманна. Многие приезжали оттуда с большими деньгами, и Остерманн готов был отправиться куда угодно, лишь бы получить доступ в общество уважаемых и респектабельных людей.
Шесть долгих месяцев он плыл в Ост-Индию.
Встреча с тропиками не обрадовала Иоханнеса Остерманна. Грязный порт Танжунг-Приок с чахлыми пальмами, толпа суетливых низкорослых малайцев, пронзительные возгласы китайских рабочих — с этого началось первое знакомство с Батавией.
Остерманн отправился в ближайшую гостиницу. Ехать пришлось долго. Пейзаж постепенно менялся, становясь красочней и разнообразней. Невысокие кустарники, похожие на метелки, оказались ананасами. Здесь они росли как обычная трава. Бананы гроздьями висели на пышных кустах, которые образовывали целые рощи.
Гостиница представляла собой подобие сарая, но внутри было вполне сносно. Правда, в небольшом номере с тусклым освещением долго оставаться не хотелось, и Остерманн решил пройтись по городу.
У одного из домов Остерманн остановился. На жердочке рядом с террасой сидели два больших попугая, без всякого сомнения, грубо вырубленные из дерева, раскрашенные в сумасшедшие тона и даже привязанные цепочками.
— Какая безвкусица! — произнёс вслух Остерманн. В этот момент один из попугаев моргнул и потряс головой.
— Чудеса, — невольно вырвалось у Остерманна.
Местные жители, завидев его, тотчас становились на одно колено и отворачивали лицо в сторону. «Неплохо их здесь воспитали», — отметил он.
Вскоре жара заставила вернуться в гостиницу. Ближе к вечеру пришлось зажечь керосиновую лампу. Тут же на её свет прилетело множество москитов и каких-то летучих насекомых, похожих на муравьёв. По стенам бегали небольшие, противные на вид, почти прозрачные ящерицы. Разгонять их Остерманн не стал, увидев, как ловко они поедают летучих муравьёв. Далеко за полночь он забылся тяжёлым, беспокойным сном.
Встреча с губернатором была короткой.
— Вам стоит познакомиться с более отдалёнными районами, — растягивая слова, задумчиво произнёс тот. — Завтра же и поезжайте.
Утром Остерманн получил назначение в порт Аньер, который находился в сутках езды от Батавии. Ему предписывалось служить на таможне.
На побережье жара была несносная, никакого движения ни в воздухе, ни на море.
На таможне работало всего несколько голландцев. Остерманн обратил внимание на их нездоровый, желтоватый цвет кожи. Вскоре ему объяснили:
— Гиблое здесь место, лихорадка, малярия. А главное, опасайтесь амебы в печени — здешняя вода хуже любого яда, особенно в реках.
— Вам повезло, сегодня в местной деревеньке шаман будет лечить двух местных, наверняка от лихорадки. Презабавное зрелище, — заверил Остерманна один из офицеров, которого звали Петер. — Всё какое-то развлечение.
Вечером в центре деревни собралось почти всё население. У многих были неестественно красные губы.
— Это у них от бетеля, — объяснил Петер. — Азиатский эликсир забвения. Они смешивают листья бетеля, гамбира, коралловую известь, толчёный орех кокосовой пальмы — и всё это жуют.
Внезапно на окраине деревни появился шаман. Он схватил бубен, который висел у него за спиной, и начал бить в него с нарастающей силой. Ритм был настолько мощным, что проникал в самые глубины сознания. Остерманн почувствовал, как его тело становится тяжёлым и вялым, и он полностью отдался этому ритму.
Разум начал мутиться, и чувства удивления, страха и тревоги слились воедино, вызывая полное смятение. Шаман продолжал своё колдовство, и огонь в костре начал угасать. Его движения становились всё более дикими, и он подбежал к двум мужчинам, которых должен был вылечить. Он схватил их за шею и пронзительным криком заставил их упасть на колени, а затем встать на четвереньки.
Как только лица мужчин коснулись земли, раздалось хрюканье. Это были кабаны! Они передвигались вокруг костра, перебирая руками и ногами, как будто это были настоящие кабаны. Их глаза налились кровью, дыхание было хриплым, а судороги пробегали по их искажённым лицам. Они были полностью во власти шамана.
Наконец, они упали в глубоком обмороке, и в этот момент раздался радостный крик толпы.
— Всё, — сказал Петер. — Уверяю вас, завтра утром они будут совершенно здоровы.
В этот момент порыв ветра взметнул пламя, и Остерманн увидел девушку. Её огромные чёрные глаза были настолько выразительными, что невозможно было оторвать взгляд. Её нежная матовая кожа так и манила прикоснуться к ней.
— Это дочь местного раджи, — сказал Петер. — Но давайте поторопимся к ужину.
Еда была однообразной. На обед подавали то же самое. Это называлось по-голландски rystaffel, что означает «рисовый стол».
Малайец с большой чашей варёного риса обходил сидящих за столом и деревянной ложкой накладывал каждому в тарелку. Затем несколько малайских девушек приносили двенадцать блюд в виде небольших кусочков: жареные куры, говядина, телячьи отбивные, небольшие рыбки, приготовленные в красном соусе. Ко всему этому подавались подливки из бобов, стручков фасоди, разной зелени.
Положив всё это на тарелку, кушанье поливали жёлтой подливкой, напоминавшей Остерманну густой куриный бульон, сваренный с кукурузой и чем-то очень жгучим. Такое обжигающее блюдо, видимо, было единственно приемлемой пищей, которая возбуждала ослабевающий в тропиках желудок.
Остерманн рано ушёл в свою комнату. Из-за духоты и летучих муравьёв не спалось. Лунный свет будто нарочно караулил его бессонницу.
Рядом с открытым окном росло высокое безлистное дерево, название которого он уже знал — пентас. На его ветвях тихонько покачивались чёрные комочки. Остерманн внимательно присмотрелся к ним. Это висели головой вниз летучие собаки, спрятавшись под своими блестящими крыльями.
«Живые листья» пентаса стыдливо натянули на головы мембраны крыльев, а непроницаемая плёнка создавала впечатление, что это диковинные плоды.
Заслышав подозрительный шум, летучие собаки раскрыли крылья — их гибкие, тонкие перепонки расправились с сухим треском — и в одно мгновение изящные «плоды» превратились в жутких монстров. Летучие собаки поднялись в воздух, испуская пронзительные крики.
Работа у Остерманна была монотонно-скучной. Контрабандистов поймать не удавалось — они переправляли наркотики и беженцев из Китая по ночам на неприметных джонках, да и кто-то из офицеров явно им помогал. Несколько раз Остерманн ходил в деревню в надежде увидеть девушку, но все малайцы поспешно исчезали в хижинах при его появлении.
Их встреча произошла неожиданно. Петер — единственный из офицеров, с кем Остерманн нередко коротал вечера, — внезапно заболел. Малайка, с которой он жил, его прислуга и наложница, прибежала к Остерманну и умоляла пойти вместе с ней.
— Надо позвать шамана, надо иметь разрешение вашего большого господина.
Она имела в виду Ван дер Вена — старшего офицера, но сама идти к нему боялась. Один из голландцев, бывший фельдшер, ничем не смог помочь Петеру.
— Ничего подобного я не встречал, хотя симптомы местных болезней знаю. Хотите — зовите шамана, если, конечно, Ван дер Вен разрешит.
— Нечего устраивать для местных представление, — таково было решение Ван дер Вена. — Мы же не обезьяны. Придётся везти его в Батавию.
Через несколько дней пришло сообщение, что Петер скончался по дороге.
— А ведь он собирался в ближайшее время вернуться в Голландию, — вспомнил кто-то из офицеров.
В тот вечер Остерманн на ужине не сдержался:
— Надо было использовать любой шанс, господин Ван дер Вен. Да, мы не обезьяны, но, думаю, если бы вы стали умирать, то позвали бы самого чёрта!
На несколько дней Остерманн оказался под домашним арестом. Поздно ночью кто-то тихо постучал к нему в окно.
Остерманн не сразу поверил в увиденное, когда открыл окно. Завернувшись в яркий саронг, перед ним стояла дочь раджи — Фагима. Остерманн затаил дыхание.
— Я пришла к тебе. Ты будешь моим туаном (туан — «господин» на малайском языке). Твоя печаль пройдёт, — тихо сказала девушка.
Ван дер Вена ненадолго вызвали в Батавию. Главным пришлось оставить Остерманна, несмотря на явное нежелание начальника таможни. В тот же вечер всё и произошло. Странным образом в крепость беспрепятственно проник китаец и, не переставая раскланиваться и улыбаться, скороговоркой прошептал:
— Уважаемый господин, с вами очень хочет встретиться Ли Ван Ю.
То был богатейший китаец, который жил в огромном доме неподалёку от малайского селения. Остерманн не стал медлить. «Последний шанс», — решил он и поспешил на встречу.
Ли Ван Ю предложил, чтобы суда, на которых находятся китайцы, не подвергались строгому досмотру. Взамен он обещал быть «чрезвычайно благодарным».
Вместо Ван дер Вена, который не вернулся из Батавии, на его место был назначен Остерманн.
Фатима, узнав о договорённости с китайцами, тихо плакала по ночам, а затем начала настойчиво просить Остерманна отправиться в Батавию и забрать её с собой.
Остерманн был готов согласиться, но после повторного разговора с китайцем все его иллюзии развеялись.
— Вы знаете, отчего умер ваш знакомый офицер Петер? — спросил Ли Ван Ю, забыв о своей улыбке.
— У него была какая-то странная болезнь.
— Я расскажу вам о ней. Когда в пищу попадают мелко измельчённые бамбуковые ростки, то через несколько часов они разбухают, но остаются очень острыми, прокалывая все органы внутри. Очень болезненно, — добавил он многозначительно.
С тех пор еду готовила только Фатима, и она всегда первой пробовала её.
Остерманн, казалось, обрёл покой и радость. Волшебные ночи с Фатимой, растущий капитал и размеренная жизнь примирили его с Азией. Но однажды Фатиме пришлось на несколько дней уехать в селение. Остерманн внезапно осознал, что хочет вернуться в Голландию. Желание вновь побывать на родине было настолько сильным, что он в тот же вечер поднялся на борт судна, отправлявшегося в Гаагу. Он чувствовал лёгкую ломоту и головокружение, но не обратил на это внимания.
На третьи сутки Остерманн был в забытьи. Врач сообщил команде:
— Это не первый случай. Мы так и не смогли определить, каким ядом эти местные травят наших людей.
— Зачем? — спросил капитан. — Он же прекрасно освоился здесь, жил с очаровательной туземкой и обещал ей обязательно вернуться в Батавию.
— Вернуться? — переспросил врач. — Да в том-то и секрет, что они не хотели отпускать его, опаивая Бог знает чем. И как он, бедняга, ещё сумел выбраться? Особенно от этих хитрых китайцев.
Вечером Остерманн почувствовал сильные боли в желудке. Вскоре начались конвульсии, головная боль становилась невыносимой. Сосуды не выдерживали страшных спазмов, и пошла кровь горлом.
Желание выжить пересилило, и у Остерманна хватило сил вернуться в Батавию, где его радостно встретила Фатима. Она не отходила от него ни на минуту, поила какими-то травами. В конце месяца Остерманн окончательно выздоровел.
Вскоре он вернулся на работу. И когда Остерманн забыл о своей болезни, Фатима исчезла. Он искал её везде, но безуспешно.
Через несколько месяцев по рекомендации своего «благодетеля»-китайца он женился на его дочери. Он так и не узнал, что случилось с Фатимой, заставили ли её исчезнуть или избавились от неё. Одно он знал наверняка — ему уже никогда не вырваться из этой тропической ловушки.