Бирнс в Потсдаме
Предлагаю выдержки из американской статьи о конференции в Потсдаме. Познавательно. С американской стороны в Потсдам приехали масоны Трумэн и Бирнс. Дядя Джо и Молотов вряд ли подозревали, что это масоны… (Откуда им знать об этом?) В Потсдаме Трумэн был разочарован в советской стороне, как известно – это исток позднейшей «доктрины сдерживания» коммунизма.
Как мы видим из этой статьи, при переговорах в Потсдаме Cуществуют нюансы – как я понимаю, малознакомые в нашем отчестве. В частности, Сталину требовалось ОСОБОЕ ПРИГЛАШЕНИЕ, чтобы вступить в войну с Японией. В статье об этом говориться подробнее. Также американцы увидели, что СССР нарушает договоренности в Ялте (о свободных выборах в странах Восточной Европы).
Вот что пишут о тех событиях ОФИЦИАЛЬНО в РФ. РИА-Новости сообщало, что «8 августа 2010 года исполняется 65 лет с того дня, как СССР вступил в войну с Японией»:
«Советский Союз, денонсировавший в апреле 1945 г. советско-японский Пакт о нейтралитете, подтвердил на Берлинской конференции свою готовность вступить в войну против Японии в интересах быстрейшего окончания Второй мировой войны и ликвидации очага агрессии в Азии.
8 августа СССР присоединился к Потсдамской декларации и объявил о состоянии войны с Японией. Советское правительство разъясняло при этом, что такая его политика является единственным средством ускорить наступление мира, освободить народы от дальнейших жертв и страданий. Вступая в войну с Японией, СССР учитывал также, что она оказывала существенную помощь гитлеровской Германии и угрожала границам СССР на Дальнем Востоке».
Вступление СССР в войну с Японией в 1945 г. Справка - РИА Новости, 08.07.2015
Как мы видим, любые скользкие моменты, упоминаемые американцами в той истории, у нас НЕ упоминают.
***
Потсдамская конференция: 27 июля 1945 г. – Цена мира
Джим Макдоно 14 мая 2021 г.
Вячеслав Молотов появился сегодня в ‘Маленьком Белом доме’ для встречи один на один с Джимми Бирнсом в 18:00. Еще до его прибытия была подготовлена почва для серьезного конфликта, который потенциально мог разразиться.
Молотов получил копию Потсдамской декларации вскоре после того, как она была опубликована прошлой ночью. Он сразу же позвонил Бирнсу и попросил отложить ее на два-три дня, чтобы у него была возможность обсудить условия. Когда Молотову сообщили, что на самом деле это уже обнародовано всему миру, он немедленно встревожился и сказал государственному секретарю, что сегодня они обсудят этот вопрос более подробно.
Поскольку британская делегация еще не вернулась в Потсдам, у Молотова и Бирнса была возможность собраться вместе и посмотреть, смогут ли они добиться какого-либо прогресса в переговорах, которые, как оказалось, привели к некоторым из самых острых разногласий на сегодняшний день: репарации и будущее Германии.
Уолтер Браун, помощник Бирнса, написал в своих заметках:
«Либо Россия будет играть в мяч и перестанет хотеть так многого, либо наши отношения ухудшатся... Бирнс и президент с каждым днем все больше раздражаются на русских».
Молотов и Бирнс сели за стол со своими переводчиками В.Н. Павловым и Чипом Боленом. Атмосфера была напряженной, и Молотов был явно огорчен, в то время как Бирнс оставался спокойным.
“Почему с Советами не проконсультировались относительно этого ультиматума Японии?” Молотов немедленно набросился на него.
“Это не было представлено вам до публикации, потому что мы не хотели ставить в неловкое положение Советский Союз, представляя ему декларацию, затрагивающую страну, с которой он еще не находился в состоянии войны”, - спокойно ответил Бирнс, констатируя очевидное.
Молотов сделал паузу, чтобы слова госсекретаря на мгновение осмыслились, а затем еще раз выразил свое разочарование и неудовлетворенность, повторив тот факт, что сначала следовало проконсультироваться с Советами. По словам Чипа Болена, Молотов намекнул, что этим вопросом займется вышестоящий орган:
“Г-н Молотов ответил, что он не уполномочен обсуждать этот вопрос дальше. Он оставил намек на то, что маршал Сталин вернется к нему в какой-то момент”.
Дело было не в том, что Молотов внес бы существенные изменения в декларацию или добавил бы что-то конкретное, чего в декларации еще не было указано; скорее, в конце концов, он, возможно, выглядел несколько преданным в глазах Бирнса и его штаба, но Молотов был более или менее расстроен, потому что, если японцы примут Потсдамскую декларацию в течение следующих нескольких часов, Советский Союз не находился в состоянии войны с Японией и, следовательно, не имел права голоса, когда дело доходило до раздела добычи и устранения последствий. Следовательно, обратившись к Бирнсу с просьбой отложить объявление на несколько дней, Советы выиграли бы некоторое время для работы над собственной версией ультиматума, объединили бы ее с формулировками того, который был выдвинут, а затем попытались бы убедить американское, британское и китайское правительства представить его Японии вместе.
Но дело было сделано, и теперь Сталин был немедленно спровоцирован, чтобы приказать Молотову начать обсуждение непосредственной причины вступления Советского Союза в войну.
“Советское правительство, - сказал Молотов, - считает, что лучшим способом для Соединенных Штатов, Великобритании и других союзников было бы обратиться к советскому правительству с официальной просьбой о вступлении в войну….Мы, конечно, также предполагаем, что соглашение с китайским правительством будет подписано до того, как мы вступим в войну”.
Соединенные Штаты, особенно Бирнс, сочли эту просьбу проблематичной. У Советского Союза был пакт о ненападении с Японией. Это было то, что у них также было с Гитлером и нацистской Германией, но, конечно же, нацисты нарушили это соглашение. Бирнс считал, что правительство Соединенных Штатов не должно быть поставлено в положение, когда оно просит другое правительство нарушить его соглашение без веской причины.
Несколькими месяцами ранее Советский Союз уведомил Японию о своем намерении аннулировать международный договор, но он все еще будет действовать в течение почти года, что обеспокоило Трумэна.
Более того, Соединенные Штаты начали испытывать угрызения совести покупателя. Когда в Ялте обсуждалось соглашение об участии России в войне, военная ситуация была совершенно иной. Президент Рузвельт вместе с военными лидерами хотел участия Советского Союза в войне, тем более что они предвидели количество жертв, которые могли бы возникнуть в результате наземного вторжения. Однако теперь, учитывая то, что американцам было известно о действиях Советов в Восточной Германии и нарушениях ялтинских соглашений в Польше, Румынии и Болгарии, они начали колебаться – особенно Бирнс – когда дело дошло до советского участия в войне с Японией.
“Я был бы удовлетворен, если бы русские решили не вступать в войну. Несмотря на упорный отказ Японии безоговорочно капитулировать, я верил, что атомная бомба увенчается успехом и заставит японцев принять капитуляцию на наших условиях. Я боялся того, что произойдет, когда Красная Армия войдет в Маньчжурию”.
Бирнс и советник Бен Коэн часами пытались решить, как президент Трумэн мог бы должным образом ответить на советский запрос. Именно Коэн предложил использовать обязательства советского правительства по Уставу ООН в качестве непосредственной причины для вступления в войну. Затем Бирнс подготовил письмо для одобрения президентом.
В письме впервые упоминается Московская декларация от 30 октября 1943 г., подписанная Советским Союзом, Соединенными Штатами, Соединенным Королевством и Китаем. В этой декларации говорилось, что:
“...В целях поддержания международного мира и безопасности до восстановления правопорядка и введения в действие системы общей безопасности они будут консультироваться с другими членами ООН и, по мере необходимости, с другими членами ООН с целью совместных действий от имени сообщества наций”.
Далее в письме указывалось, что статья 106 предлагаемого Устава ООН предусматривает, что четыре державы будут продолжать действовать на основе Московской декларации до вступления Устава в силу. Затем он сослался на статью 103 Устава, предусматривающую, что:
“...В случае конфликта между обязательствами членов ООН по настоящему Уставу и их обязательствами по любому другому международному соглашению преимущественную силу имеют их обязательства по настоящему Уставу”.
Затем письмо президента завершалось:
“Хотя Хартия не была официально ратифицирована, в Сан-Франциско с ней согласился представитель Союза Советских Социалистических Республик, и Советское правительство будет одним из постоянных членов Совета Безопасности”.
Трумэн одобрил это письмо, и теперь у Советского Союза было официальное оправдание для вступления в войну с Японией. И Сталин немедленно приступил к работе, чтобы обеспечить Советам первое место за столом переговоров, пока не стало слишком поздно. 30 июля из Потсдама он назначил Александра Василевского главнокомандующим вооруженными силами Советского Союза на Дальнем Востоке, который в конечном итоге всего несколько дней спустя руководил началом битвы за Маньчжурию.
Оглядываясь назад, Бирнс в конечном итоге оказался прав в своей оценке того, что Соединенным Штатам было бы лучше отказаться от своего желания заставить Россию вступить в войну с Японией, тем более что план по сбросу атомной бомбы неумолимо продвигался вперед. Несмотря на то, что первоначальным настроением и желанием было заручиться советской поддержкой на Тихом океане, никто с американской стороны, настойчиво добивавшийся этой поддержки, не мог предвидеть всех трудностей, с которыми пришлось столкнуться после Ялты.
–
РЕПАРАЦИИ
Теперь пришло время поговорить о репарациях, и у Бирнса и Молотова не могло быть более различных точек зрения на эту тему, чем у них самих.
Справедливость и прецедент требовали, чтобы Германия возместила ущерб союзникам. Что касается Сталина и Молотова, то Советский Союз пролил больше крови и понес больше смертей во Второй мировой войне, чем любая другая страна на сегодняшний день, и Советы рассчитывали получить львиную долю репараций взамен.
Прежде всего, русские непреклонно требовали, чтобы Германия выплатила 20 миллиардов долларов репараций, половина из которых достанется Советскому Союзу. Эта цифра была представлена на Ялтинской конференции и принята Рузвельтом не как соглашение, а скорее ‘как основа для обсуждения’.
Молотов вернулся к этой теме и повторил это требование, заявив, что Соединенные Штаты стремятся отменить решение, принятое в Ялте, не принимая предложение о выделении 20 миллиардов долларов. По словам Бирнса, перед ним стояла непростая задача - заставить Молотова понять, что принятие Рузвельтом ‘в качестве основы для обсуждения’ не было обязательством. Затем он привел Молотову аналогию, которую мог бы понять даже ребенок, когда он сказал:
“Если вы говорите, что я должен вам миллион долларов, а я отвечаю, что буду обсуждать это с вами, это не значит, что я собираюсь выписать вам чек на миллион долларов”.
“Я понимаю”, - ответил Молотов.
Но он этого не сделал. Аналогия Бирнса не сработала; Советы хотели получить деньги, и Молотов настойчиво давил на Бирнса, чтобы тот согласился на это, потому что он считал деньги решающими для планов Советов по послевоенной экспансии. Позже Бирнс вспоминал:
“Итак, я указал, что мы не только приняли это предложение в качестве основы для обсуждения, но и что г-н Поли (представитель Соединенных Штатов в Комитете союзников по репарациям) находился в Москве в течение тридцати пяти дней и обсуждал его; затем он приехал в Берлин, и мы продолжали обсуждать это, и по многим причинам, которые я ранее объяснил ему, мы решили после этого обсуждения, что эта цифра непрактична”.
Это было непрактично по ряду причин, но главная из них заключалась в том, что – о чем он должен был напомнить Молотову – Германия была в руинах, в то время как сотни тысяч ее граждан голодали и отчаянно нуждались в пище, воде и крове. Более того, если бы эти 20 миллиардов долларов были согласованы, единственным способом, которым Германия смогла бы произвести платежи, были бы займы от Соединенных Штатов, которые, вполне вероятно, никогда не были бы возвращены. Таким образом, история повторилась бы, поскольку это была именно та ошибка, которую Соединенные Штаты совершили после Первой мировой войны, и американский народ просто и наверняка не допустил бы ее снова.
Более того, американцы с опаской относились ко всему вопросу репараций в целом, особенно с учетом того, что к этому моменту имелось достаточно доказательств того, что Советы грабили территории, освобожденные или оккупированные в настоящее время Красной Армией, особенно в Германии.
После возвращения из Москвы представитель Поли, которого назначил президент Трумэн, совершил поездку по Германии и наблюдал за Советами в ходе миссии по всей их зоне. Он напишет:
“Красноармейцы упаковывают деревообрабатывающие станки, хлебопекарные печи, текстильные станки, электрогенераторы, трансформаторы, телефонное оборудование – бесчисленное множество предметов, большинство из которых нельзя считать военным потенциалом и уж точно не военной добычей. И все же они были там, двигались у меня на глазах, направляясь в Советский Союз”.
Менее чем за неделю до сегодняшней встречи Бирнса и Молотова двое людей Поли были свидетелями погрузочных платформ на железнодорожных станциях Берлина, где, как они сообщат:
«…толпы рабочих, в основном мужчин в форме русской армии, грузили ящики, коробки, мешки, тюки, бочки, котлы, частично накрытые станки и крупные механизмы в поезда, направлявшиеся в Советский Союз. Электрооборудование, штамповочные станки, деревообрабатывающие машины, печатные станки…»
Другими словами, Советы уже начали платить себе за счёт Германии.
Когда Бирнс спросил Молотова, вывозят ли советские власти немецкое оборудование и материалы, даже предметы домашнего обихода, для транспортировки в СССР, Молотов не отрицал этого. “Да”, - сказал он. “Это тот самый случай”.
Итак, Бирнс придумал кое–что еще и предложил план, который продвинул мародерство СОВЕТОВ на шаг вперед - то есть выдвинул идею о том, что все четыре оккупирующие державы могут брать все, что им нравится, в своих собственных зонах оккупации:
“... а именно, что каждая страна получит свои репарации из своей собственной зоны оккупации и будет обмениваться товарами между зонами”, - сказал Бирнс.
Молотов немедленно потребовал разъяснений:
“Означает ли это, что каждая из четырех оккупирующих держав будет иметь полную свободу действий в своих собственных зонах для получения репараций и будет действовать полностью независимо от других?”
Согласно протоколу заседания:
“Госсекретарь сказал, что это верно по существу, но он имел в виду разработку механизмов обмена необходимыми продуктами между зонами”.
В российской зоне производилось больше всего продовольствия, но было меньше промышленности; в британской зоне было больше всего обрабатывающей промышленности, но ей нужно было импортировать продовольствие. Экономические сложности потребовали бы торговли, а тем временем каждая страна-оккупант могла бы получать репарации из своей собственной зоны.
Короче говоря, план Бирнса был попыткой создать механизм мирного устройства оккупированной Германии, который в конечном итоге воссоединился бы. Она была направлена на предотвращение будущего конфликта между англо-американцами и русскими и, следовательно, разделения Германии на ‘восток’ и ‘запад’.
Молотов, однако, отказался назвать цифру в 20 миллиардов долларов и продолжал указывать на тот факт – несмотря на аналогию Бирнса с “Если вы скажете, что я должен вам миллион долларов”, – что американцы нарушают обещание, данное ими в Ялте. Встреча закончилась там же, где и началась, без достижения соглашения, и надежда на прочный мир в экономически жизнеспособной объединенной Германии начала ускользать.
–
ЯПОНИЯ
Тем временем в Токио премьер-министр Кантаро Судзуки и его кабинет встретились утром, чтобы обсудить публикацию Потсдамской декларации. Японские радиоконтролеры засекли это в 6:00 утра по токийскому времени, и вскоре после этого американские самолеты сбросили миллионы листовок с напечатанным переводом декларации.
Сформулированная как совместное заявление Эттли, генералиссимуса Чан Кайши и Трумэна, Потсдамская декларация гарантировала японскому народу гуманное обращение. Они не будут “порабощены как раса или уничтожены как нация”. Как только будут установлены свобода слова и религии, как только будет ликвидирована военная мощь Японии и свободно избрано ответственное, “миролюбиво настроенное” правительство, оккупационные силы будут выведены.
Слова “безоговорочная капитуляция” появились только один раз, в последнем абзаце, а затем уточнялось, что в нем требуется только ‘безоговорочная капитуляция’ вооруженных сил, а не японской нации. Альтернативой было “быстрое и полное уничтожение”. И судьба императора Хирохито осталась неоднозначной. Он не был упомянут, и не было никакого объяснения того, что на самом деле означало ‘быстрое и полное уничтожение’ и в какой форме оно будет выражено.
После встречи, длившейся целый день, Судзуки решил просто проигнорировать этот вопрос. На пресс-конференции по итогам переговоров в Кабинете министров он сказал:
“Декларация - это не что иное, как перепев старых предложений и, как таковая, достойна презрения. Я убью ее молчанием”.