Ранее в одной из статей я уже поднимал тему прошлого, анализируя стихотворение Геннадия Шпаликова "По несчастью или к счастью", рассматривал причины, по которым зачастую нас так тянет "назад".
Напомню, что лирический герой стихотворения зарекается возвращаться "в прежние места", не отваживается прикоснуться к своей памяти, боясь не вынести груза прошлого:
Путешествие в обратно
Я бы запретил,
Я прошу тебя, как брата,
Душу не мути.
А не то рвану по следу —
Кто меня вернёт? —
И на валенках уеду
В сорок пятый год.
В сорок пятом угадаю,
Там, где — боже мой! —
Будет мама молодая
И отец живой.
Сегодня я рассмотрю другую историю погружения и выхода из омута памяти на примере главного героя романа Владимира Набокова "Машенька". В творчестве В. Набокова воспоминание в принципе является одной из ключевых категорий. Вот и в "Машеньке" именно воспоминания играют главную роль, становясь куда более реальными и важными, чем окружающая героев действительность.
Внимание! В тексте есть спойлеры, поэтому если вы не хотите узнать кульминацию и финал романа, прошу вас сначала прочитать книгу, она довольно небольшая.
Итак, место действия - Берлин, двадцатые годы прошлого века. Русский эмигрант Лев Ганин узнает, что любовь его юности - Машенька - стала женой знакомого пожилого поэта и вот-вот должна приехать из России.
Ганин преображается: следующие дни он живет не столько в ожидании реальной, повзрослевшей Машеньки, сколько в воспоминаниях юности о первых мимолетных встречах, тайных свиданиях, поцелуях и близости.
«Машенька», – опять повторил Ганин, стараясь вложить в эти три слога все то, что пело в них раньше, – ветер, и гудение телеграфных столбов, и счастье, – и еще какой-то сокровенный звук, который был самой жизнью этого слова. Он лежал навзничь, слушал свое прошлое.
Все более погружаясь и увязая в пережитом, он оказывается полностью захвачен прошлым.
"Воспоминанье так занимало его, что он не чувствовал времени...Это было не просто воспоминанье, а жизнь, гораздо действительнее, гораздо «интенсивнее» – как пишут в газетах, – чем жизнь его берлинской тени.
Он разрывает текущие отношения и наконец решает встретить Машеньку на вокзале, предварительно напоив её мужа.
«А завтра приезжает Машенька, – воскликнул он про себя, обведя блаженными, слегка испуганными глазами потолок, стены, пол. – Завтра же я увезу ее», – подумал он с тем же глубоким мысленным трепетом, с тем же роскошным вздохом всего существа.
И всё-таки в последний момент, уже на вокзале, ему удается осознать, что той Машеньки больше не существует, как и их любви, и поменять решение.
«И так же, как солнце постепенно поднималось выше, и тени расходились по своим обычным местам, – точно так же, при этом трезвом свете, та жизнь воспоминаний, которой жил Ганин, становилась тем, чем она вправду была – далеким прошлым.»
Действительно, при работе с собственным жизненным опытом крайне болезненным и одновременно полезным бывает осознать, что прошлое - прошло, и принять это. У Ганина получилось.
«Ганин глядел на легкое небо, на сквозную крышу – и уже чувствовал с беспощадной ясностью, что роман его с Машенькой кончился навсегда. Он длился всего четыре дня, – эти четыре дня были быть может счастливейшей порой его жизни. Но теперь он до конца исчерпал свое воспоминанье, до конца насытился им, и образ Машеньки остался вместе с умирающим старым поэтом там, в доме теней, который сам уже стал воспоминаньем. И кроме этого образа, другой Машеньки нет, и быть не может.»
P.S. Выводы, сделанные в данной статье, можно отнести и ко второму смысловому уровню романа - символическому прощанию эмигранта с родиной, которую и символизирует Машенька.
Спасибо за уделенное статье время!
Психолог Роман Мотькин (гештальт-подход).
Запись на консультацию
