Сто одиннадцатый день после конца света. Валерий поставил очередной крыжик и поскрёб подбородок. Свежий крест вызывающе краснел на брусчатке перед самым зевом метрополитена. Первые кресты поблекли, выцвели под тусклым, предвечерним солнцем. Валерий хмуро посмотрел на зажатую в руках кисточку. С распушенного кончика капали густые капли. Брезгливо переступив натёкшую лужу, он сунул кисточку в банку с краской и поднялся в полный рост. Колени протестующе хрустнули. Он огляделся. Тени струились по брусчатке беспросветным потоком. Они толкались, обгоняли друг друга, старательно проходились невесомыми подошвами ботинок по непросохшей краске. Одна из теней замерла в нерешительности прямо перед Валерием. Он жадно всмотрелся в клубящийся серый контур, стараясь разглядеть хоть какое-то выражение на отсутствующем лице. Тень обняла себя за плечи, потёрла, словно в попытке согреться. Валерий раздражённо отмахнулся. Пальцы прошли сквозь клубящееся марево. Тень отшатнулась. – Ей же больно! – голосок – звонкий, дрожащий – разрезал густой вечерний воздух. Валерий вздрогнул, замотал головой. Тень сидела на спинке скамейки и болтала ногами. Зыбкая и серая, как все тени. – Ты разговариваешь? – вышло хрипло. За сто одиннадцать дней Валерий почти забыл звук собственного голоса. Тень не ответила. Она спрыгнула на землю, подошла и оказалась крохотной, едва достающей макушкой Валерию до груди. Тень подняла голову, словно всматриваясь отсутствующими глазами в его лицо. – Кнопка, – вырвалось у Валерия. Тень фыркнула. *** Закатное солнце запуталось в густом переплетении проводов. Валерий загляделся на чаячьи росчерки и со всего размаху наступил в лужу. Капли брызнули в разные стороны. Огни задрожали на растревоженной поверхности. Поток теней раскололся, потёк, огибая взбаламученную воду. – Всех распугал, – покачала головой Кнопка. Она остановилась возле яркой вывески кофейни, задрала голову. Жёлтый неон золотил серые косы, делал её профиль практически человеческим. – Чего им бояться? – проворчал Валерий. – Они же ненастоящие. – И я ненастоящая? – Ему показалось, что на лбу Кнопки пролегла морщинка. Она потёрла пальцем переносицу, словно поправляя отсутствующие очки. – Наверное, – Валерий пожал плечами. Мимо с грохотом пролетел трамвай. Серый, клубящийся, цепляющийся теневыми рогами за перепутья проводов. Серая клубящаяся кошка, полыхающая зелёными всполохами от аптечного креста, бросилась под ноги, попыталась потереться о штанину. Валерий ожидал, что она проскочит через него так же, как всё в этом зыбком мире, но кошка шоркнулась теневым боком, заурчала. Он брезгливо отпихнул её мыском ботинка. – Котя! – Кнопка подхватила обиженно мяукнувшую кошку на руки, принялась оглаживать навостренные уши. – Под хвостом ещё поцелуй, – буркнул Валерий. – Пакость блохастая. – Родители тоже не любят кошек, – Кнопка побаюкала пригревшуюся кошку и с сожалением отпустила на брусчатку. – А я всю жизнь хотела котёнка. – Молодцы твои родители, нечего дрянь всякую в дом тащить, – отрезал Валерий и с тоской поглядел на стилизованную горящую жёлтым неоном кружку. – Сейчас бы кофе. Дверь кофейни распахнулась, громыхнула колокольчиком. Хлынувшее на улочку тёплое облако пахло молоком и корицей. – Кофе вредно для сердца, – Кнопка подняла вверх палец. – Жить вообще вредно, – Валерий потёр ноющую поясницу и отвернулся от зеркальной витрины. Противная стекляшка показывала ссутуленного, полуседого чужака. *** Кнопка смотрела на грифона. Грифон хмурился из-под каменных бровей. Когтистые лапы стискивали пьедестал. Казалось, чудище готово встрепенуться, всплеснуть широкими крыльями, брызнуть в стороны мелкой каменной крошкой. Валерий тряхнул головой, выкидывая дурацкие мысли: – Налюбовалась? Кнопка вздрогнула и обернулась. За прошедшие дни она словно бы проросла в реальность. Плывущее марево лица обрело смутные черты. На тонкокостном тельце проступило воздушное платье в мелкий цветочек. На концах косиц обозначились банты. – Он устал сидеть на привязи, – Кнопка погладила грифона по клюву. – Хочет размять крылья. – Пусть сидит, раз уродился каменным, – Валерий щёлкнул грифона по хвостовой кисточке. Кнопка надула губы, сложила руки на груди и отвернулась. Валерий выглянул через парапет. Тяжёлая, свинцово-серая вода лениво ползла под их ногами, далёкая и безразличная. – Я бы тоже размяла крылья, – тоскливо протянула Кнопка. Она с размаху упала животом на парапет, свесилась, замотала ногами. Сердце глухо бухнуло. Валерий схватил Кнопку за шиворот, оторвал от парапета, бросил на асфальт. – Совсем дурная? – прорычал он. – А если навернёшься? Она всхлипнула, сжалась в комок и заскулила тонко, как побитый щенок. Валерий, испугавшись собственного крика, протянул ладонь, но Кнопка шарахнулась в сторону и прикрыла голову тонкими руками. – Не бей, – едва слышно прошептала она, – я больше не буду. Честно-честно. Валерий вздрогнул, отшатнулся, ударился поясницей о парапет. А Кнопка продолжала перекачиваться с носка на пятку и бормотать бессвязное "больше не буду". *** Сто тридцатый день после конца света. Валерий сунул кисточку в банку, отошёл на несколько шагов и склонил голову. Красная краска кончилась, и новый крестик, намалёванный ядовито-салатовым, выглядел вызывающе. – Красиво, – одобрила Кнопка. На её лице окончательно прорезались черты, серость разбавилась красками. Пока что слабыми, словно размытая водой акварель. – Только бесполезно, – вздохнул Валерий. – Сколько крестов я не поставлю, людей в город это не вернёт. – Зачем вообще считать несчастливые дни? – Кнопка села на корточки, ковырнула плохо подсохшую краску, вытянула палец, демонстрируя ядовито-зеленое пятно на подушечке. – Потому что счастливые считать не получается, – хохотнул Валерий. – Они пролетают так быстро, что оглянуться не успеваешь, не то что крест нарисовать. Кнопка дёрнула себя за косицу, в задумчивости прикусила губу, посмотрела на поток теней, тянущийся в распахнутые двери метро: – А почему мы никогда не спускаемся вниз? Валерий вздрогнул, бросил быстрый взгляд на стеклянные двери и отвернулся. Метро дышало тьмой и неопределенностью. Метро пугало до чёртиков. – Не хочу, – отрезал он. – Что я там забыл? Кнопка посмотрела на него долгим взрослым взглядом и пожала плечами. *** На сто семьдесят девятый день Кнопка пропала. Поток теней смыл её в жадное горло метро, как невесомую песчинку. Двери хлопнули, отрезая дорогу назад. Оставляя Валерия наедине с собой. Снова. Он нарисовал обязательный крест, прогулялся по улочкам, посмотрел на бурлящие свинцовые воды городской речки, украдкой погладил статую грифона, посидел на скамейке перед кофейней, разглядывая пляшущие в лужах отсветы неона. Валерий задрал голову, разглядывая переплетение проводов, пересчитал кружащихся в небе чаек. На сидение рядом с ним мягко приземлились. Валерий хмуро поглядел на серую – почти чёрную – дымную морду. Глаза кошки сверкали желтизной. То ли в них плясали огни с вывески кофейни, то ли Кнопка расцветила собой мир, расползалась радужной каплей бензина во все стороны. Валерий протянул руку. Кошка прижала уши, но осталась на месте. Валерий неуверенно потрепал кошку между ушей, поднялся на ноги. Дверь метро поддалась с трудом. Он налёг. В холле было сумрачно. Потрескивала и мигала лампа. Тени застыли по углам, словно перешёптываясь. Валерий толкнул турникет. Тот не уступил. Он, ругаясь и кряхтя, перелез заграждение. Эскалатор стоял. Валерий вытянул шею, вгляделся в темноту внизу и медленно ступил на первую ступень. Тени стояли неподвижно. Он сделал ещё один шаг. Подошвы гулко стучали о металл. Валерий крепко держался за поручень и шёл. Шаг за шагом. Тени уплотнялись, обретали черты. Серость наполнялась красками. Впереди показался перрон, и Валерий ускорился, обогнул сгрудившиеся по центру фигуры и застыл. На перроне лежал человек. Нелепый, скрюченный. Дурацкая безвольная поза, знакомый зелёный свитер с неаккуратной заплаткой на боку. Над телом склонилась девушка. Выцветшая, поблёкшая, обрезавшая косы, позабывшая про платьица в цветочек. Ещё совсем юная, но словно бы серая и запылённая. Валерия Валерьевна беспомощно заламывала руки, пальцы её дрожали от ужаса и бессилия. Она провела по переносице, поправляя сползшие очки, и прикрыла голову руками, словно защищаясь от удара. *** – Уже три минуты. Если сердце не запустим, мозг умрёт. – Тш-ш, девочку не пугай. О, гля — в сознание приходит. Валерий с трудом разлепил веки. Глаза пекло, грудь ныла. Нависшее над ним красноглазое лицо Леры расплывалось. Он сглотнул, разомкнул слипшиеся губы и прошептал: – Кнопка, а давай заведем котенка?
Автор: Ксения Еленец Оригинальная публикация ВК.
