Встреча с А. А. Блоком 9 марта 1915 года -- один из важнейших рубежей в жизни Есенина. Сразу же после приезда в Петроград, он --по сути дела никому не известный девятнадцатилетний юноша --передал А. А. Блоку записку: "Александр Александрович! Я хотел бы поговорить с Вами. Дело для меня очень важное. Вы меня не знаете, а может быть, где и встречали по журналам мою фамилию. Хотел бы зайти часа в 4. С почтением С. Есенин". Блок встретился с Есениным. И та оценка, которую стихи Есенина получили сначала у А. А. Блока, потом у С. М. Городецкого и других петроградских литераторов, положила начало его литературной известности.
Есенин во всех автобиографиях среди важнейших событий своей творческой жизни отмечал значение этой встречи. Он не раз рассказывал о ней знакомым, со временем все более романтизируя реальные обстоятельства. Один из таких рассказов передал в своих воспоминаниях Вс. А. Рождественский.
В 1915--1918 годах их встречи, случавшиеся и дома у А. А. Блока, и на различных литературных вечерах, были не столь уж часты, но интересны как для Есенина, так и для А. А. Блока. Суждения Есенина, его творчество не оставляли А. А. Блока равнодушным, вызывали у него живую ответную реакцию. А. А. Блок отмечал в дневниках и записных книжках личные встречи с Есениным, с интересом
записывал суждения Есенина во время их беседы 3 января 1918 г., когда Есенин пытался объяснить свою определенную отчужденность от "питерских литераторов", особенность своего пути, как и пути крестьянских писателей вообще. О том, что суждения Есенина были далеко не безразличны для А. А. Блока, говорит и такой факт: после публикации "Двенадцати" в газете "Знамя труда" А. А. Блок вносит поправку в текст поэмы (в строке "Над старой башней тишина" слово "старой" заменено на "невской"), как он сам помечает на полях: "По совету С. Есенина".
9 марта 1915 г.
<...> Днем у меня рязанский парень со стихами.
Крестьянин Рязанской губ... 19 лет. Стихи свежие, чистые, голосистые, многословные. Язык. Приходил ко мне 9 марта 1915.
Дорогой Михаил Павлович! (М. П. Мурашев)
Направляю к вам талантливого крестьянского поэта-самородка. Вам, как крестьянскому писателю, он будет ближе, и вы лучше, чем кто-либо, поймете его.
Ваш А. Блок
P. S. Я отобрал 6 стихотворений и направил с ними к Сергею Митрофановичу (Городецкому). Посмотрите и сделайте все, что возможно.
22 апреля 1915 г.
Весь день брожу, вечером в цирке на борьбе, днем у Философова, в "Голосе жизни". Писал к Минич и к Есенину. <...>
Дорогой Сергей Александрович.
Сейчас очень большая во мне усталость и дела много. Потому думаю, что пока не стоит нам с Вами видеться, ничего существенно нового друг другу не скажем.
Вам желаю от души остаться живым и здоровым.
Трудно загадывать вперед, и мне даже думать о Вашем трудно, такие мы с Вами разные; только все-таки я думаю, что путь Вам, может быть, предстоит не короткий, и, чтобы с него не сбиться, надо не торопиться, не нервничать. За каждый шаг свой рано или поздно придется дать ответ, а шагать теперь трудно, в литературе, пожалуй, всего труднее.
Я все это не для прописи Вам хочу сказать, а от души; сам знаю, как трудно ходить, чтобы ветер не унес и чтобы болото не затянуло.
Будьте здоровы, жму руку. Александр Блок.
21 октября 1915 г.
Определенное отчуждение от поэзии А. А. Блока, которое произошло в период "скифских" увлечений Есенина (оно отразилось, например, в письмах А. Ширяевцу от 24 июня 1917 г. или Р. В. Иванову-Разумнику от мая 1921 г.), не изменило общей высокой оценки Есениным творчества А. А. Блока. С особой настойчивостью он говорил об этом после его смерти. Андрей Белый свидетельствует: "Бывший у меня студиец из Лито говорил о двух вечерах памяти Блока, устроенных имажинистами в Москве. На одном Сергей Есенин говорил, что говорить о смерти Блока нельзя: раз, в беседе с Блоком по поводу слухов о разрушенном Кремле, Блок сказал Есенину: "Кремля разрушить нельзя: он -- во мне, и в вас; он -- вечен; а о бренных формах я не горюю". То же применил Есенин о Блоке: он -- наш, он --не умирает, он -- вечен, а о бренном "Блоке" горевать нечего" (ЛН, т. 92, кн. 3, с. 810).
Есенин резко отрицательно отнесся к антиблоковским выступлениям имажинистов, которые они устроили после его смерти. Когда имажинисты организовали 28 августа 1921 года в свойственном им скандально-рекламном духе вечер "памяти" A. А. Блока, то Есенин долго не мог простить им развязных выступлений. Один из его знакомых вспоминал:
"На другой день после смерти в клубе поэтов "Домино" на Тверской, 18 московская богема собралась "почтить" память Блока. Выступали Шершеневич, Мариенгоф, Бобров и Аксенов.
Поименованная четверка назвала тему своего выступления "Словом о дохлом поэте" и кощунственно обливала помоями трагически погибшего поэта <...>.
На другой день я искал Есенина, чтобы передать ему о том, как вчера в клубе от имени имажинистов "чтили" память его покойного
друга -- Блока. Я нашел его в лавке поэтов на Никитской улице. Есенин дежурил. Рассказав о вчерашнем безобразии, я задал ему такой вопрос:
-- Сергей Александрович! Неужели Вы после всего этого не порвете с этой имажинистской ...?
-- Обязательно порву... Обязательно, -- прервал он меня, -- ну, честное слово! " (Дальний Степан (Самсонов Д.). Воспоминания о Есенине. -- Газ. "Саратовские известия", 1926, 3 января).
Этот вечер Есенин снова вспомнил, выступая 25 октября 1923 года в Доме ученых (см. об этом в воспоминаниях B. А. Пяста).
Подробнее об истории взаимоотношений А. А. Блока и Есенина см.: Вельская Л. А. Роль А. Блока в становлении поэтики раннего Есенина. -- РЛ, 1968, N 4, с. 120--130; Правдина И. С. Есенин и Блок. --Сб. "Есенин и русская поэзия". Л., 1967, с. 110--136. Свод документальных и мемуарных свидетельств о встречах А. А. Блока и Есенина опубликовал Ю. Юшкин (ЛР, 1980, 17 октября).
Тексты печатаются по изд.: Блок, т. VII, VIII; Блок Александр. Записные книжки. М., 1965. Текст пометок Блока на письме Есенина --по изд.: Есенин, VI, 256.
Н. А. Клюев -- в 4 часа с Есениным (до 9-ти). Хорошо.
25 октября 1915 г.
Вечер "Краса" (Клюев, Есенин, Городецкий, Ремизов) -- в Тенишевском училище.
3 января 1918 г.
Иванову-Разумнику -- статьи. -- В "Вечернем часе" ответ на анкету -- Сологуба, Мережковского и мой. Занятно! -- В "Знамени труда" -- мои стихи "Комета" (NB -- список сотрудников!). -- На улицах
плакаты: все на улицу 5 января (под расстрел?). -- К вечеру -- ураган (неизменный спутник переворотов). -- Весь вечер у меня Есенин. <...>
4 января 1918 г.
О чем вчера говорил Есенин (у меня).
Кольцов -- старший брат (его уж очень вымуштровали, Белинский не давал свободы), Клюев -- средний -- "и так и сяк" (изограф, слова собирает), а я -- младший (слова дороги -- только "проткнутые яйца").
Я выплевываю Причастие (не из кощунства, а не хочу страдания, смирения, сораспятия).
(Интеллигент) -- как птица в клетке; к нему протягивается рука здоровая, жилистая (народ); он бьется, кричит от страха. А его возьмут... и выпустят (жест наверх; вообще -- напев А. Белого -- при чтении стихов и в жестах, и в разговоре).
Вы -- западник.
Щит между людьми. Революция должна снять эти щиты. Я не чувствую щита между нами.
Из богатой старообрядческой крестьянской семьи -- рязанец. Клюев в молодости жил в Рязанской губернии Несколько лет.
Старообрядчество связано с текучими сектами (и с хлыстовством). Отсюда -- о творчестве (опять ответ на мои мысли -- о потоке). Ненависть к православию. Старообрядчество московских купцов -- не настоящее, застывшее.
Никогда не нуждался.
Есть всякие (хулиганы), но нельзя в них винить народ. Люба: "Народ талантливый, но жулик".
Разрушают (церкви, Кремль, которого Есенину не жалко) только из озорства. Я спросил, нет ли таких, которые разрушают во имя высших ценностей. Он говорит, что нет (т. е. моя мысль тут впереди?).
Как разрушают статуи (голая женщина) и как легко от этого отговорить почти всякого (как детей от озорства).
Клюев -- черносотенный (как Ремизов). Это не творчество, а подражание (природе, а нужно, чтобы творчество было природой; но слово -- не предмет и не дерево; это -- другая природа; тут мы общими силами выяснили).
[Ремизов (по словам Разумника) не может слышать о Клюеве -- за его революционность.]
Есенин теперь женат. Привыкает к собственности. Служить не хочет (мешает свободе).
Образ творчества: схватить, прокусить.
Налимы, видя отражение луны на льду, присасываются ко льду снизу и сосут: прососали, а луна убежала на небо. Налиму выплеснуться до луны.
Жадный окунь с плотвой: плотва во рту больше его ростом, он не может проглотить, она уж его тащит за собой, не он ее.
22 января 1918 г.
Декрет об отделении церкви от государства. <...> Звонил Есенин, рассказывал о вчерашнем "утре России" в Тенишевском зале. Гизетти и толпа кричали по адресу его, А. Белого и моему: "Изменники". Не подают руки. Кадеты и Мережковские злятся на меня страшно. Статья "искренняя, но "нельзя" простить". Господа, вы никогда не знали России и никогда ее не любили! Правда глаза колет.
30 января 1918 г.
В редакции "Знамени труда" 11 (матерьял для первой книжки "Нашего пути"). Иванов-Разумник, Есенин, Чапыгин, Сюннерберг, Авраамов, М. Спиридонова -- заглянула в дверь. -- Стихотворение "Скифы". <...>
20 февраля 1918 г.
Совет Народных Комиссаров согласен подписать мир. Левые с.-р. уйдут из Совета. -- В "Знамени труда" -- мои "Скифы" со статьей Иванова-Разумника. -- В "Наш путь" -- Р. В. Иванов, Лундберг, Есенин. -- Заседание в Зимнем дворце (об А. В. Гиппиусе, о Некрасове, о Миролюбове). Улизнул. -- Вечер в столовой Технологического института: 91/2--12 час. (меня выпили). Есенин, Ганин, Гликин, Пржедпельский, Е. Книпович, барышни, моя Люба.
21(8) февраля 1918 г. Немцы продолжают идти.
Барышня за стеной поет. Сволочь подпевает ей (мой родственник). Это -- слабая тень, последний отголосок ликования буржуазии.
Если так много ужасного сделал в жизни, надо хоть умереть честно и достойно.
15 000 с красными знаменами навстречу немцам под расстрел. Ящики с бомбами и винтовками.
Есенин записался в боевую дружину.
Больше уже никакой "реальной политики". Остается лететь. Настроение лучше многих минут в прошлом, несмотря на то, что
вчера меня выпили (на концерте). <...>
2 марта 1918 г.
В Тенишевском училище читать на вечере "Русский крестьянин в поэзии и музыке" (культурно-просветительная комиссия при объединенных демократических организациях). Устругова, Есенин. (Звал Миклашевский.) Ничего этого, очевидно, не было. <...>
27 марта 1918 г.
На Лиговку (Р. В. Иванов): 1) его корректура, 2) "Диалог о любви, поэзии и государственной службе". Есенин, Чапыгин, Сюннерберг, Камкова, Шимановский. -- Париж бомбардируется. -- Петербург едва не был взорван. -- Рабочая дружина читает "Двенадцать". <...>