Горшков В.В.
Поставив перед собой совершенно эволюционную (точнее осознаваемую нами в комплексном социально-детерминированном процессе - эволюционной) задачу выработки обобщающих принципов конвергентности, как сквозного механизма слияния социальных и технологических систем в то, что гносеологически назрело определять как «экосистемы», (ибо их уровень стал понимаем нами как отвечающий той степени соответствия реальности процессов, в которые вовлечено человеческое сообщество и исходя из корректировок целеполагания - с инструментарием определения, измерения и планирования уточняемой реальности – существенного увеличения эффективности всего комплекса общечеловеческого проектного целеполагания) мы начали сталкиваться с вопросами, вероятно неизбежными на пути, который человечество последовательно рассматривало как магистральный, но при этом так долго откладываемый к реализации, в силу необозримости этого плана, его неподъёмности и нереализуемости в предшествующие этапы человеческой истории (в мировоззренческом и инструментальном аспектах) и рассмотрение этих доселе неразрешаемых вопросов следует осуществлять в той самой, искомой нами, единой парадигме критериев и принципов, приоритетов и векторов, предполагающей (парадигме) рассмотрение и нынешних и будущих сложных противоречий и задач – в общей системе включающей в себя или точнее, уравновешивающей в себе, и дающей алгоритм взаимодействия в себе, принципиально расходящимся - в рассмотрении текущей реальности, где для нас ключевой совершенно естественно, является реальность антропоцентричная – космологическим доктринам.
Что есть для нас определение конвергентности?, что вкладываем мы в это понятие?, какие процессы и механизмы мы определяем как конвергентные?, и быть может ключевой вопрос – почему конвергентность становится для нас так важна (и в крайних точках общественного спектра, приобретая всё больший и свойственный всем переходным этапам – истерический налёт модности, как правило уводящий от сути глубинного осмысления) что в пору называть наступающую эру человеческой цивилизации – «конвергентной»..?
Во первых следует сказать о священной нити познания, что тянется из рук в руки – величайшими мыслителями и пророками, первыми улавливающими из своего мыслимого и чувственного космоса – искры озаряющие ключи познания – искры неотвратимо поглощаемые мраком, без включения их в системы соединяющие эти божественные искры друг с другом, сливающие новые и существующие ключи познания в синергируемые процессы, в определённом смысле «теоретические реакторы», включающие цепную реакцию этих искр откровения в мыслительную просвещающую плазму комплексных теорем и доктрин – преоборяющих мрак окружающий нас миллионы лет коэволюции жизни и космоса, просвещающий мрак окружающий великое чудо Вселенной – человека познающего, человека творческого, человека развивающегося и развивающего окружающий мир, в первую очередь посредством своего мышления. Пройдя по этому пути сквозь первые волны неолитической революции, через первые цивилизационные волны госконструктов Древнего мира, через тысячелетнее разделение человеческого цивилизационного мышления на элитарные и эгалитарные идеалы и доктрины, через воплощение этих идеалов и доктрин, сквозь кровь, ложь и страдания бесчисленных миллионов человеческих судеб, мы стоим на пороге критической потребности обращения к этим пророческим искрам соединяемым и проносимым сквозь тысячелетия и пространства, из рук в руки и преумножаемым новыми искрами озарений о новом, о более правильном, о более справедливом, о более гармоничном, о более счастливом и устойчивом мире для человека и его материнской природы.
На этом глобальном общечеловеческом пути, есть особая, «русская магистраль» сформировавшаяся морфологически из великого - географически, климатически, генетически, мировоззренчески - бескрайнего как океан синтеза, арийских протоплемён, позднее великой славянской общности, финно-угорских, скандинавских, степных синтезирующих включений, что породило нашу Русскую историю, основанную в конечном итоге на социально-коммуникационных моделях хозяйствования и приращения новых ареалов где ключевой всегда была Русская доктрина, обретшая свой устойчивый стержень с привнесения Владимиром «Красно солнышко» святоотеческой спасительной христовой вести, сформировавшей восточную христианскую этику определившую весь исторический корпус социально-экономических моделей, где важнейшим эволюционным скачком, через совершенно немыслимую по размерам и напряжению катастрофу Русского народа, стал первый в мире эгалитарный госконструкт СССР, изменивший человеческую цивилизацию на «до и после», привнеся в неё глобальный социально-экономический эксперимент, (изуверски поставленный - с согласия 1/2 миссионерски и жертвенно ориентированного Русского народа – людоедами «большевизма») эксперимент принесший человечеству возможность измерять, анализировать, прогнозировать и внедрять новые социальные модели - в столь огромных цивилизационных масштабах, одаряя человечество опытом таких невиданных ранее дерзаний и проектов, где идеализм столь трагично переплетался с тоталитаризмом и формировал для современного человеческого сообщества – научно-исследовательскую инструментальную и информационную базу для поиска и синтеза моделей будущего, без сползания в роковые «родовые» ошибки иллюзий и эгоизма, пережитые человечеством – трагической и жертвенной русской судьбой.
И именно эта встряска человеческого сознания перед лицом катастрофических и вдохновляющих трансформаций, рубежа 19-20 веков, зародила общее направление мысли, разветвлённое на разные доктрины и особым органическим образом коренящиеся в России, направление объединяемое понятием и термином «русского космизма», но что гораздо более шире по своему диапазону предметной и методологической ориентации (включая и плеяду русских мыслителей сформировавших то, что сегодня принято называть мировым движением «Нью эйдж» - и пожалуй в первую очередь Рерихов и Блаватскую с последователями) но именно в областях пересечений общих взглядов «русского космизма» мы пожалуй впервые в мире встречаем то, что много десятилетий спустя, обретёт критическую (если не сказать эсхатологическую) необходимость быть сфокусированным и выраженным в концепции «устойчивого развития» а перед этим, чуть менее заметно и громко - (в силу расположения в областях не так почитаемых падкими на сенсации и алармизм СМИ) – в концепции перехода от междисциплинарности к трансдисциплинарности как принципу или даже отдельной сферы научного поиска и, достаточно синхронно с этим (в первую очередь в социально-экономической и политической областях схождения двух тогда непримиримых геополитических лагерей с центрами в Вашингтоне и Москве) в концепции «конвергенции» - что достаточно сильно детерминизированно роднит их, хотя правильно отметить их корневое и онтологическое и гносеологическое и морфолого-историческое родство. Мы обязаны назвать по крайней мере ключевые имена, без которых, тема серьёзнейших вопросов, возникших на нашем сегодняшнем пути к новому миру – невозможна в широком, научном дискурсе: Вернадский, Кузнецов, Моисеев (безусловно за их исполинскими плечами стоят десятки выдающихся русских мыслителей, составлявших единое творческое смысловое динамическое поле – Фёдоров, Циалковский, Чижевский, Подалинский, и многие, многие ещё..)
Совокупность их взглядов на мир взаимодействия космоса, общества и человека – это корпус открытий, теорий и дисциплин составляющих поистине «общечеловеческий университет развития» - максимально устойчивый, фактически трансдисциплинарный и безусловно (в силу эффективности подобных систем исключительно в глобальных масштабах) – «всемирный университет конвергентного устойчивого развития». Самый простой, пусть даже наивный, но сопряжённый с абсолютной искренностью и человеческим состраданием, взгляд на текущее (без зацикливания на исторических разночтениях) состояние окружающего нас общественного мира – даёт каждому из нас достаточный объём информации для решительной критики такого положения и механизмов такого неприемлемого положения. Сама антитеза «конвергенции» - «девергенция» в Википедии обозначена как:
«Дивергенция в социальных науках — увеличение качественного разнообразия институционально-политических, социально-культурных, идеологических и иных проявлений»
Ни это ли институционализируемое «качественное разнообразие» - определяемое всё больше, а в последние годы эсколируемое, нарастающим комплексом несправедливостей в официальной, но особенно в негласной (что совершенно – вопиюще – проявляющей свою неправедность..!) системе распределения мировых ресурсов и учёта потребностей и заслуг человеческих сообществ как взаимоувязанных экосистем – ни это ли «разнообразие» требует экстренной и комплексной трансформации – посредством уравновешивающей органичное разнообразие человеческих экосистем с имплементированной всей международной семьёй – сквозной системой межгосударственного правового конструкта..?!
Так что же сегодня называется «конвергенцией» и кто сегодня научно разрабатывает тематики конвергенции ? – можно определённо сказать что удивительно показательна сегодня положение и роль этого направления научного поиска: от полного забвения или прямого исключения до искажённого и спекулятивного использования, в силу сочетания ряда параллельно и взаимосвязанно назревающих процессов - нарастания противоречий и общего кризиса социально-экономической системы капитализма и искусственной (вынужденной) фрагментации и проектной замкнутости научных и общественных исследований, их концептуальных обобщений и трактовок, критически подверженных политическому и ресурсному давлению но главное – не принятия во внимание при стратегическом планировании национальных и международных программ «устойчивого развития», научно обоснованного корпуса знаний разработанного на рубеже XXI века в России и сконцентрировавшихся в научном наследии (и будем надеяться – «научных школах») двух выдающихся русских учёных Побиска Георгиевича Кузнецова и Никиты Николаевича Моисеева, и в этом проявляется критическая ситуация геополитического противостояния Запада и России и в конечном смысле - человеческий эгоизм и элитаризм – достигшие глобального размера и преградившие сегодня путь к преобразованиям человеческой цивилизации во имя конвергентного и устойчивого будущего.
В данной, весьма скромной (в обозрении всего огромного спектра вопросов трансдисциплинарности и конвергенции..) работе мы рассмотрим всего лишь два локальных примера (или как стало принято сегодня говорить у тех наивных - что не осознают конвергентных технологий «мягкой силы» - «кейсов»..) это вопросы поставленные руководителем конвергентных исследований Курчатовского центра Ковальчуком и вопросы возникающие при подготовке технологической платформы совместного проекта Российской Академии Наук и научно-производственного центра NBICS.Net. – не разрешимые, и даже сложно понимаемые и артикулируемые при попытке введения их в общую рамку планирования – без использования открытий Кузнецова и Моисеева.
Итак выступая в Совете Федерации, господин Ковальчук рассказывая об эволюции «от атомной бомбы к НБИКС-технологиям» в подведомственном ему Курчатовском институте, сообщил сенаторам о ряде серьёзнейших вызовов встающих перед человечеством и Россией (в первую очередь в области национальной безопасности) связанных с гуманитарной этикой и устойчивостью экосистем в целом, при бесконтрольном и не регламентируемом планировании и реализации НБИКС-технологий, в области генной инженерии, биологических видов оружия и т.п. Вопросы эти по прежнему являются открытыми и требующими самого широкого анализа и немедленного разрешения, для чего должны быть сформированы научно-экспертные группы на самом высоком национальном и международном уровнях, ибо сама природа этих технологий и текущая неподконтрольность консолидированному мировому сообществу – грозит непредсказуемыми масштабными последствиями, потенциально могущими окончательно дестабилизировать столь израненное уже сегодня и всё более ухудшающееся геополитическое и биосистемное равновесие в мире.
Совершенно поразительные вопросы возникают и при подготовке проекта разработки на базе РАН «Международной молодёжной научно-коммуникационной платформы» в формировании общей стратегии технологической разработки – ибо сама идеология создания конвергентных технологических платформ, использует и стремится основываться на только лишь формируемых и совершающих свои первые этапы познания и практики доктринах «технетики» и «техноцинозов».. А это фундаментальные компоненты целеполагания и детализации – которые неразрешимы без введения их в общую парадигмальную рамку.
Вот что мы находим у одного из пионеров исследования концепции или даже феномена «техноценоза» Б.И.Кудрина в 1974 году:
«Наряду со сложившимися системными исследованиями технических систем целесообразно их изучение как сообществ изделий – техноценозов, что предполагает применение ряда понятий, которые используются при изучении других типов систем. Методологически исследование техноценозов должно основываться на изучении распределения видов изделий выделенного семейства по повторяемости. В целом это означает «переход от представлений о структуре как о том, что однозначно детерминирует ... ход событий, к представлениям о ней как о совокупности ограничений, накладываемых на «степени свободы» отдельных элементов системы, – ограничений, возникающих вследствие организованности элементов в рамках целого» [26, с. 33]. Построение техноценозов характеризуется объективной закономерностью, имеющей общий характер.»
И далее мы находим, пожалуй, ключевой фактор, выделяемый Б.И.Кудриным, по оси которого весь дискурс «технозеноза» может быть рассмотрен нами (естественно с поправками на разницу технологических витков 1974 и 2021 гг.) и сегодня:
«Обнаруженная закономерность построения технических систем может быть объяснена на основе закона информационного отбора. Принципиальным отличием техноэволюции является документальная запись информации при пространственно-временном разделении собственно документа, способа воспроизведения документа и способа воспроизведения изделия, предусмотренного этим документом. Изменчивость изделий, преемственность («наследственность») изделий и технологии, наконец, отбор «лучших» изделий очевидны. Важно выявить механизм отбора, формы отбора, факторы, ускоряющие или замедляющие изменчивость и т. п., но главное – осознать объективность, вероятностно-статистический характер построения техно-ценозов.
Основной целью предлагаемой работы и была разработка методологии исследования техноценозов и объяснение обнаруженных закономерностей построения технических систем. Учитывая определенную новизну в постановке вопроса, его неразработанность и обширность, данная статья должна быть рассмотрена лишь как определенный шаг на пути исследования систем, создаваемых человеком.»
Реализуя сегодня тему «техноценозов» в русле такого ключевого систематизирующего фактора как информация – формируемой человеком и инструментирующей человеческие цели – но при этом не имея общих принципов целеполагания и соотношения их с нашей космогонической, нашей мировоззренческой позицией – мы непременно натыкаемся на вопросы исходящие из иных космогонических – и что принципиально важно - не антропоцентричных версий, и тогда в сферу оценки, формирования и развития конвергентных технологических систем, вкрадываются фундаментальные погрешности и расхождения, а у нас возникают совершенно иные по самой природе и целеполаганию вопросы в дискурсе «техноценоза». Вот что мы находим уже в 2000 году у В.И.Гнатюка:
«Проблема оптимизации техноценозов не находит удовлетворительного решения в рамках меристических методов, основывающихся на детерминизме, стохастизме и редукционизме. Неантропоцентрическое осмысление технической реальности позволяет постичь онтологическую и гносеологическую трансцендентность техноценозов.»
Что это..? Техносфера спрашивает самоё себя - через человека - о своём бытии, о своей «технической реальности»..?? Или всего лишь мы, заигравшись в футуристических миражах и замкнуто в творческой вселенной наших амбиций или проектно спекулятивно – плодим призрачные сущности..? И это более чем фундаментальный вопрос, ибо он заставляет нас обратиться к целеполаганию наших устремлений, наших планов, наших проектов. Колоссальные, космические скорости роста технологий и неизбежность их конвергентного слияния в экосистемные технологические платформы – формируют пожалуй самый передовой (и острый среди неразрешённых на сегодня вопросов) фронт технического прогресса и естественно, острейшей конкуренции государственных, геополитических систем и наднациональных «групп влияния» в мире, где у России есть совершенно уникальный корпус знаний, являющийся нашим великим интеллектуальным и духовным достоянием, требующим от нас, от консолидированного и национально ориентированного сообщества России – воплощения в комплексных образовательных (в первую очередь) и технологических (как инструментария) проектах, формулируемых, выдвигаемых для обсуждения и вовлечения и реализации на национальных и международных контурах – ибо ничто сегодня не может претендовать на первенство - вне глобального аспекта.
Концепция «Устойчивого развития» достигла своего этапного потолка и буквально требует научно обосновывающей обобщающей парадигмы своего существования и развития.
Эта парадигма есть в России, а значит, как это всегда было (и принципиально отличало «русскую модель экспансии» от модели «западной») – эта парадигма есть у всего мира. Но ключевым образом нам следует учесть наш исторический опыт (тот что «сын ошибок трудных»..) - и сформировать коммуникационные центры (включая опорную инфраструктуру) в России – и именно эта инфраструктура мировой цивилизационной регуляции – должна стать новым сдерживающим фактором равновесия и гармонии, сменив в этой роли ядерное оружие. Эта задача по истине для нас и национальная и цивилизационная – одновременно, в чём так же проявляется дух наступающей новой эры – «эры конвергенции». И для формирования таких коммуникационных опорных центров трансформирующейся цивилизации – в первую очередь речь идёт о формировании «нового русского университета» - нам необходима общенациональная интеллектуальная работа по разработке целостного научного аппарата обобщающего, систематизирующего наследие «последней итерации» русских космистов - Побиска Георгиевича Кузнецова с его уникальным трансдисциплинарным подходом к поиску универсальных научных обоснований жизни и Никиты Николаевича Моисеева с его концепцией «эволюционного универсализма». И это обязательный первый шаг, в создании Нового Русского Университета (конечно же в самом широком смысле и спектре контекстов – включая рождение принципиально иного «университетского рейтинга» и его взаимосвязи с круговоротом мировых когнитивных ресурсов) за которым собственно и последует формирование коммуникационных конструктов или платформ, образующих в свою очередь единую экосистему, являющуюся инструментом этого «нового университета», и одновременно его транснациональной средой, причём нарушить последовательность этих шагов не получится принципиально – ибо для формирования в России тех самых новых опорных центров цивилизационной регуляции, нам необходимо разработать и обосновать новую парадигму взаимоотношений и целеполаганий техносферы (как мы увидели выше – уже требующей от человечества артикуляции своего бытия – как следствие той ключевой роли что мы отводим ей в нашем развитии) а это безусловно тема лежащая в сфере общей космогонической парадигмы и целеполаганий не только человечества, но шире – Жизни во Вселенной, и исходя из этого, совершенно точно напрямую связанная с самим энвайронменталистским дискурсом устойчивого развития.
Именно в этом и проявляется трансдисциплинарная суть этой наступающей эры – лидерство в ней требует лидерства в разработке обобщающей комплексной, научно обоснованной космологии, где у жизни как таковой и человечества как её мыслящей части – будет разрабатываемая по строго очерченным принципам и векторам – парадигма развития.
В этом круге встающих перед нами вопросов есть ещё один аспект, подтверждающий ключевую значимость «конвергентности» для социального измерения, которое в случае нашей - израненной 3-мя последовательными катастрофами - великой Родины, является пожалуй самым критически важным и актуальнейшим.
Совершенно уникальной в определённом, «гуманистическом», аспекте, нашей, казалось бы, вполне технологической темы - скромному автору, представляется, тема «конвергентности» в социально-политическом аспекте Русской истории.
Мне думается что та самая, поразительная двойственность «советской общественной модели» сочетающая в своих «продуктах и образах» одновременно и высочайшие (безусловно – лучшие в мире) стандарты социальной справедливости, удивительной дерзновенности технологических замыслов и ключевое, императивное значение гражданственности в образовании и культуре развития человека в СССР – с совершенно немыслимыми размерами и формами подавления свободы личности и творческой инициативы и как следствие просто мифологическое презрение к качественному многообразию, комфорту и бытовому общественному эстетизму..
Мне видятся здесь именно «родовые признаки» привитые генетически с первых же шагов «большевизма» - он силой не убеждения, не «примера и авторитета», но угрозой и насилием разгоняет Учредительное собрание, он уничтожает его институт и сам дух «земского» Учредительного собрания – на мечте о котором и совершались события Февральской революции.. приведшего «большевизм» в рамках общенационального консенсуса (а говоря сегодняшним термином - альянса) к власти (то есть к руководству большой экосистемой) и далее эта огромная экосистема существовала по законам вполне биологическим и физическим – пытаясь достигать выживаемости, равновесия, приспосабливаемости, разнообразия и устойчивости – но при этом эта «советская экосистема» продолжала (а в силу набранной социальной устойчивости – продолжает ныне..) нести в себе живую и эволюционирующую управляющую подсистему «большевизма».. морфологически наследуя от него принципы тоталитаризма метастазирующего во все уровни – федеральный, региональный, местный - не по причине звериной любви к человеческой крови и страданию, но по причине иного (иного с лелеемыми образами русской соборности и «общинного» социализма) целеполагания «большевизма», их принципиальной «разноприродности». И это проявление – как кажется быть может и наивному автору – не готовности и не разработанности принципов и механизмов конвергентности.. Например применительно к социально-экономической и совсем уже деградировавшей идеологической сфере - сегодняшний день России и Евразии, буквально вопиет, всё отчаяннее со дня мнимого «самороспуска» СССР - к разработке идеологического аппарата и его госконструкта – новой итерации социализма, органично и полноценно реализующей принципы конвергентности (в моих размышлениях – органичные социализму) на основании чего, я предлагаю термин «биосоциализм», как раз строящийся (или органично - вырастающий) из ключевой значимости естесствоприродного, и в этом, определённом смысле, биологического значения этнических экосистем, среди которых, доминирующей, является русская и мультимодельным разрушением которой (от борьбы с мнимым «русским имперским шовинизмом», через большевистские волны «коренизации» до постсоветской русофобии) «большевизм» заложил логику распада первой версии «евразийской империи русской справедливости» и в том числе, на до сих пор неисследованном и точно недооценённом треке «Третьего русского пути» - разрабатываемой Н.Н. Алексеевым и его последователями-евразийцами концепции демотического госконструкта, как современной версии «древнерусского государства-правды»..
Трансдисциплинарность как совершенно полноценный методологический механизм разработки национальных и международных социально-экономических проектов конвергенции разных действующих и исторических сообществ-элементов взаимосвязанной экосистемы, находящихся объективно и измеряемо на разных скоростях и этапах эволюционного развития – это абсолютно глобальная задача.
Мы только лишь озираем огромность и неохватность этой задачи, но непризнание её наличия, и отрицание необходимости разработки международной парадигмы такой конвергенции инструментами трансдисциплинарности – значит совершенно увязнуть в накалившихся мировых противоречиях и губительных иллюзиях, тех самых иллюзиях, оскорбляющих человеческое достоинство - что выгодны лишь ничтожно малым (и весьма изобретательно инспирирующимся) группам «бенефициаров мирового влияния» наследующим, последние несколько веков, мировую «корону» отвратительного человеческого (в измерении «коллективного запада») и совершенно античеловеческого (в общечеловеческом измерении) - эгоизма.
Максимально приемлемая открытость будущей идеологии и методологий творческих (научных, мировоззренческих, социальных) и хозяйственных (образовательных, экономических, политических) альянсов – сможет быть воплощена исключительно через сквозные императивы жизни (и отнюдь не в рамках слабого или тем более сильного «антропного принципа») но жизни как совершенно ключевого измерения Вселенной, измерения извечного и потрясающего своим драматизмом, ледяным бесстрастным расчётом и всепобеждающим смыслом надежды в противостоянии энтропии смерти, измерения закономерностей, приводящих человека к самопознанию и приближению его к тайне сопричастности человека к сотворению самого бытия – и здесь опять же Вашим покорным слугой наивно и самоотверженно утверждается «платформенность» Русского мировоззрения, служащего в неопатристическом синтезе и ноосферной концепции – трансдисциплинарной конвергенцией парадоксальных догадок феноменологического экзистенциализма и тысячелетней священной нити древнееврейских пророков, сподвигнувших древнегреческий гений к морфологическому продуцированию всей существующей христианской цивилизации – именно в этой «императивной биологичности» мне думается или скорее пока лишь мечтается (очень надеюсь что интуитивно или говоря спекулятивно - пророчески) и будет разрешён локальный (в историческом масштабе, но такой глобальный – в аспекте нашей Русской и нашей же общеевропейской и уж точно, нашей всё более и более нами объединяемой евразийской судьбы..!) методологический (а отнюдь не мировоззренческий..) спор Русского мира и коллективного Запада.
Вот лишь вступительные научные обоснования (взятые на сайте Б.И.Кудрина, во вполне себе «биологической» статье С.В.Мейена – но Боже мой как много из него выхватывает в полной слепоте информированности – прозревающая моя интуиция..) для нас обратить свой так ныне мало просвещённый, в своём узко специальном кругозоре и зацикленности на информационном аспекте цивилизационных коммуникаций (игнорирующем быть может самый волшебный их аспект – «сообщения» – пользуясь гносиологичесим методом Никласа Лумана) ум – на Вселенную жизни, точнее в рамках принятия возможности её многомерности – на только открывающееся нам измерение жизни:
«Биология привыкла к обвинениям в описательности, отсутствию полноценных законов. Её нередко считают наукой полностью идиографической, т.е. описывающей индивидуальные, неповторимые объекты, в противоположность физике, науке номотетической, т.е. открывающей общие законы. Это недоразумение возникло не только из-за того, что не учитываются настоящие «охватывающие» законы биологии, вроде законов Менделя или Харди-Вайнберга (см. обоснование: Рьюз, 1977), но и из-за неверной трактовки самих понятий «идиография» и «номотетика» в отношении как биологии, так и физики. Когда Виндельбанд, а позже Риккерт (1903) обосновывали понятия идиографии и номотетики, они имели в виду не разделение дисциплин на соответствующие классы, как им это нередко приписывают, а лишь способы образования понятий. Номотетические понятия касаются общего, закономерного в объектах, а идиографические – особенного, уникального в них. Физика легче абстрагируется от особенного, от уникального в природных объектах, чем биология, но и в физике сохраняется идиографический компонент. Разница физики и биологии – лишь в объёме изучаемых ими таксонов и в тех архетипах, которые таксонам приписываются. Но тут и там удерживается смысл понятий «закон» или «закономерность».
Заметим, что существенной разницы между законом и закономерностью нет. Можно сказать, что закон это более общая и точнее сформулированная закономерность. Обычные определения, даваемые закону и подчёркивающие внутренние, необходимые, существенные связи (отношения, свойства и т.п.) объектов, вполне могут быть отнесены и к архетипу. Выше говорилось, что таксону соответствует объём понятия, а архетипу – содержание понятия. Тогда область действия закона – таксон, а содержание закона – архетип объектов этого таксона. Известно положение логики об обратной пропорциональности объёма и содержания понятия. Это значит, что чем обширнее таксон, тем беднее архетип. В силу обширности области действия физических законов резко обеднены и архетипы, описываемые этими законами. Классическую механику удовлетворяют такие мероны, как масса, размер и т.п. Отсюда простота таксономии, на которую опирается физика. Количество таксонов невелико, мероны просты, распределение объектов по таксонам не вызывает трудностей, а объекты почти полностью лишаются индивидуальности, которая выступает лишь в ходе конкретных измерений и приводит к их ошибкам. Положение существенно осложняется лишь в физике элементарных частиц.
Количество таксонов, с которыми имеет дело биолог, неизмеримо больше, чем в физике, и архетипы несравненно богаче. Поэтому область действия законов резко сужается, а из-за трудностей в сопоставлении архетипов границы действия закономерностей расплываются. Тем не менее каждый раз, когда мы приписываем всем особям вида кариотип, наблюдавшийся на выборочных экземплярах, мы опираемся на точно такой же «охватывающий» закон, что и физик, приписывающий всем телам, имеющим массу, те свойства, которые обобщаются законами Ньютона. Разница лишь та, что физический вид «все тела, имеющие массу» охватывает неизмеримо большее число объектов, чем любой биологический вид. Из сказанного следуют по крайней мере два вывода:
1) о каких бы биологических законах (закономерностях) ни шла речь, они должны опираться на знание типологии организмов, причем всех организмов; это делает типологию со всеми её разделами (не только экологией и физиологией, которые не испытывают недостатка во внимании, но и часто третируемыми морфологией и таксономией) необходимым фундаментом номотетизации биологии;
2) любой биологический закон осмыслен лишь в рамках определённого таксона, объём которого не может определяться априорно. Законы, действительные для всех организмов, – высший уровень биологической номотетики, но для естествознания в целом они составят идиографический компонент. Ведь с точки зрения современного естествознания жизнь отнюдь не «обязательна». Её появление не следует из известных законов физики. Существует мнение, что жизнь слишком невероятна, чтобы возникнуть где-то ещё во Вселенной. Она уникальна и в этом смысле идиографична.
Номотетику, обеспечиваемую однородностью организмов в таксонах естественной системы, можно назвать тривиальной. Есть и другие аспекты типологической номотетики. Один из них связан с «законом гомологических рядов» Н.И.Вавилова. В первоначальной формулировке этот закон означал разделение признаков таксонов на два класса. Одни признаки, свойственные только данному таксону, составляют радикал. Остальные признаки варьируют в пределах таксона, и отдельные вариации повторяются в других таксонах. Большинство иллюстраций закона Вавилова касается повторности в изменчивости между видами и родами, близко расположенными в естественной системе. По мере увеличения таксономического диапазона число иллюстраций уменьшается. Причина этого не в том, что трудно подобрать примеры, а в том, что повторность изменчивости на больших таксономических расстояниях уже не связывают с законом Вавилова. Подразумевается, что этот закон является проявлением лишь генотипической общности организмов. Поскольку у организмов, далёких в системе, генотипическая общность невелика, любая повторность в изменчивости относится за счет конвергенции.»
И далее ещё ближе к искомым путям поиска общих закономерностей живой и неживой природы – увязывающих и нашу «социальную вселенную» в единую экосистему закономерностей:
«В этих и подобных соображениях явно или неявно отождествляются два вопроса:
1) возможность упорядочить объекты по каким-либо их свойствам
2) возможность такого упорядочения в единственно мыслимую и обязательно иерархическую систему. Между тем если невозможно второе, то может оказаться возможным первое. Мы не связаны априорно формой системы. А.А.Любищев (1923) справедливо указывал, что форма системы должна выявляться, а не постулироваться. Он же подчёркивал элемент комбинативности в естественной системе организмов. Именно в комбинативную систему и могут быть упорядочены объекты, изображённые Геннигом, чего он, по-видимому, не заметил. Эмпирически установленный факт наличия и универсальности рефренов делает обязательной большую или меньшую степень комбинативности естественной системы. У некоторых организмов, например бактерий (Заварзин, 1974), комбинативность системы может быть ярче выраженной, чем иерархичность. Комбинативность проявляется и в мерономии, когда по разным признакам получаются неодинаковые гомологизации. Из-за постулата о непременно иерархической упорядоченности частей исследователи ведут бесконечные дискуссии, какая из конкурирующих гомологий «истинна», хотя, если допустить комбинативность в мерономию, одинаково «истинными» будут разные гомологии, основанные на разных признаках. Например, критерии отнесения органа к листу или стеблю, хотя и связаны корреляцией, но не очень сильной. Поэтому мы встречаемся с листьями, имеющими признаки, более свойственные стеблям, и наоборот. Иерархическая классификация меронов (т.е. иерархическая гомологизация) оказывается невозможной. Она невозможна и по той причине, что рефрены, выделяемые для разных меронов, часто слабо коррелированы (Меуеn, 1973). Сложнее ответить на второе возражение против естественной системы, указывающее на отсутствие формальных методов оценки того, какие из предлагаемых систем или архетипов лучше удовлетворяют критерию Уэвелла. В таксономической и мерономической практике выбор делается интуитивно. По-видимому, исследователь поступает здесь так же, как когда мы при чтении фразы выбираем для каждого слова одно значение из множества возможных.
В книге о вероятностной модели языка В.В.Налимов (1974) указывает, что при чтении фразы человек моментально сопоставляет вероятности значений отдельных слов и выбирает то значение, вероятность которого в данном контексте максимальна. Человек успешно решает эту задачу, даже не подозревая о ней. Так же поступает и таксономист, анализируя распределение и корреляцию признаков, а затем принимая решение, при каком комплексировании признаков выше вероятность успешных типологических экстраполяций. Каждый опытный таксономист знает, какие виды «хорошие», а какие «плохие». Для него критерием качества явно или неосознанно будет устойчивость таксона на введение новых таксономических признаков, в чём и проявляется критерий Уэвелла. Характерный пример: семейство кипарисовых было выделено тогда, когда никто не интересовался таксономической ценностью кариотипа. Тем не менее оказалось, что у всех кипарисовых основное число хромосом 11. Аналогичные примеры можно привести и для архетипов, которые выдерживают или нет введение новых признаков.
Обсуждая проблему естественности в типологии (у таксонов и архетипов), важно не смешивать естественную типологию как совокупную упорядоченность всех организмов по всем мыслимым признакам, которую мы постепенно познаём, с теми заведомо упрощенными и часто насильно иерархизированными классификационными схемами, которые приняты в руководствах по систематике, морфологии, физиологии и экологии. Указания на дефекты этих схем и на то, что другие схемы были бы не менее естественными, вполне справедливы, но не относятся к естественной типологии как таковой. Любая классификационная схема, будь то филогенетическое древо, фенетическая дендрогамма или схема строения органа, отражает, во-первых, лишь какой-то частный аспект естественной упорядоченности организмов, да и то в меру возможности наших «изобразительных средств», а во-вторых – субъективные представления исследователя об этом частном аспекте.
Приложение критерия Уэвелла проще всего на низшем таксономическом и мерономическом уровне. По мере повышения ранга таксонов и меронов возрастает диапазон полиморфизма признаков. Поэтому для приложения критерия Уэвелла приходится вводить всё более сложные преобразования меронов. Усложняется и корреляция признаков. Для графического изображения архетипов приходится идти на сильную схематизацию. Увеличивается и возможность произвола при выделении таксонов и меронов. Не случайно одни исследователи делят все организмы на два царства, другие на большее число царств, а третьи выделяют одно царство с множеством подцарств. То же происходит и в мерономии, где классам меронов высшего ранга соответствует то, что обычно именуется «уровнями организации». Заметим, что обычно формулируемый главный критерий самостоятельности уровня – наличие свойственных уровню законов – совпадает с критерием Уэвелла. Понятны и разногласия между исследователями о количестве уровней. Стремление уменьшить число уровней, свести их друг к другу можно понимать как попытку снять ограничения, накладываемые принятой сейчас естественной типологией на использование критерия Уэвелла. В своем крайнем выражении это стремление обращается в доктрину редукционизма (см. подробнее: Кремянский, 1969; Любищев, 1977; Ayala, Dobzhansky, 1974), в которой вовсе не остаётся места не только для естественных таксонов и архетипов организмов, но и для такого естественного таксона, как «живая природа», который теряет существенные и естественные отличия от таксона «неживая природа»
и в завершении – немного далее:
«…целесообразность отделения исторического подхода состоит в другом. Во-первых, в биологии удерживается унаследованное от классической физики представление о различии структур и процессов, хотя В.Н.Беклемишев (1964, с. 11) подчёркивал, что организм «есть морфопроцесс» (см. также Паавер, 1976). Если в коротких временных интервалах, отвечающих, например, отдельным онтогенезам, это различие сглаживается, то в историческом масштабе его приходится удерживать. Мы часто не знаем филогению таксонов и становление (семофилогению) меронов. На геохронологической шкале они предстают перед нами дискретными. Во-вторых, требования типологических экстраполяций заставляют уделять особое внимание исторической преемственности меронов и таксонов, обеспечиваемой наследственностью. Поэтому взвешивание признаков в таксономии и мерономии приходится вести с учётом исторической перспективы. В-третьих, некоторые свойства таксонов и меронов заключаются именно в структурированности их истории. Она может разбиваться на фазы, повторяющиеся в разных таксонах. К числу таких закономерностей относится чередование ароморфозов и идиоадаптаций, описанное А.Н.Северцовым, или фазы филогенеза, выделявшиеся Шиндевольфом (типогенез, типостаз, типолиз).
Любопытно, что, как и в случае типологических закономерностей, можно указать аналогии в исторических закономерностях, свойственных организмам и другим объектам. Шиндевольф сопоставлял органическую эволюцию с историей человеческой культуры. С.Р.Микулинский выделял аналоги ароморфозов и идиоадаптаций в истории науки.»
В этом что-то есть..! В этом есть закономерности, что связывают самую мельчайшую и первейшую клетку на планете и всё мироздание её последующих поколений - со всем Космосом.. с самой немыслимой и отдалённой его точкой – и между этим, и во всём этом, и преодолевая этапы небытия своего мира, стоит Человек, познающий и формирующий мир, познающий сам замысел Вселенной, через познание себя.. всё это кричит - моему непросвещённому, спящему, убогому уму - моя вечно живая интуиция. В жизни что-то есть, и это великое и неприкосновенное «что-то» - бесконечно.. вопреки конечности каждой из её бесчисленных, отдельных клеток.
5 утра 6 ноября, коррективы - 11 ноября 2020г.
Москва, Большой Каретный
———————••••———————