Жили мы очень бедно Есть было нечего. Очень запомнились пленные немцы.
После войны 1945 года было взято в плен 609448 японцев, из них было 163 генерала, 26 573 офицера, 582 712 унтер-офицеров и рядовых. Часть из них работали на мелькомбинате в городе Куйбышевка-Восточная. Работа, по тем временам, была лёгкая. Они хорошо питались, в то время, когда мы пухли с голоду. На моих глазах человек не старый, как сидел на лавочке, так и повалился. Умер с голода.
И вот однажды мы увидели, как загорелся на мельькомбинате огромный пожар,. Горел деревянный элеватор с сушилкой и механизированной башней ёмкостью 10 тыс. тонн зерна. В то время для нас это была катастрофа. Мы, жители города, смотрели на этот пожар и многие плакали от досады. Мы посчитали, что поджёг, был произведён каким-то самураем. Когда закончился пожар (всё выгорело дотла) горелое зерно вывозили в озеро Зеркальное и там топили. Затем мы доставали горелое зерно и эти питались, чтобы не умереть. С тех пор я негативно отношусь к японцам. Самурай всегда остаётся самураем!
В районе Мелькомбината для большой семьи начали строить рубленный домик
. Только что отогнали японцев из Манчжурии, но видны последствия. Кругом мусор, какие-то пустые банки, куски арматуры. За околицей окопа, подготовленные к отражению в случае нападения врага, лагерь с пленными японцами за колючей проволокой. Метров 500 от него, перпендикулярно, бараки с недобитыми бендеровцами, отправленными на поселение. Голод. Бандитизм и воровство.
По тёмным улочкам, ёршась от холода и страха, пробирался я, семи лет, зажав пайку ржаного хлеба, полученного в толкучке в воинском магазине на Маяковской. Пайка хлеба получена по талону, выделенному многосемейному старшине авиационному механику.
Семья жила в бараке авиационного городка и строила домик в рабочем посёлке. Домик был срублен, веранда огорожена колючей проволокой. У меня была обязанность, кроме посещения магазина, охранять недостроенный дом от расхищения всяких мелочей. Охотников полазить по стройкам было много. Тащили всё, что увидят.
Я шёл по тёмным улочкам, озираясь и тревожно вздрагивая от каждого шороха, скрипа. Вот озеро, из которого мальчик со старшим братишкой из дна доставали горелую пшеницу. Пленные японцы, работающие на мелькомбинате, устроили пожар, сгорело много драгоценного зерна. После ликвидации пожара горелое зерно выбросили в него.
Подошёл я к углу улицы Мельничная. Волосы стали дыбом. Недавно здесь банда расправилась со своим членом, нарушившим дисциплину. Воспротивился приказу главаря. Семнадцать ножевых ранений. Каждый член банды обязан был вложить нож в бывшего своего товарища. -Как так может быть? Подошёл к своему строению, аккуратно раздвинул проволоку на веранду, пролез. Сел на матрас, набитый соломой, откусил несколько раз от пайки ржаного хлеба. Дрожь прошла. Сон одолевал. Мальчик привязал несколько пустых банок к колючей проволоки заграждения веранды так, чтобы, если кто-то полезет на веранду, банки загремели. Взял для защиты, приготовленный ранее, обрубок арматуры, успокоился и стал ждать дедушку с работы. Так было обычно.
1 сентября 1947 года я пошёл учиться в Среднюю школу № 3. Мы уже жили в новом недостроенном доме по улице Краснофлотская, №61.
Воодушевлённый, я шёл со школы после первого дня, прикидывая в уме, сколько мне ещё осталось учиться, чтобы достичь заветной мечты – стать генералом. Дедушка видел, что я с удовольствием хожу в школу, и, пряча улыбку в усы, частенько иронически надо мной подтрунивал: „Хватит, внучок, тебе уже учиться, научился читать, писать, расписываться умеешь и ладно!” В школе я был озорным, задиристым мальчишкой. Первой учительницей была Любовь Львовна Михельсон, я не питал к ней особого уважения. Возможно, это связано с тем, что она решила поправить моё особое произношение буквы „Л”, начав иногда дразнить меня, а также подговорила других учеников делать то же самое.
Излюбленным местом отдыха нас, мальчишек, были окопы. Эти оборонительные сооружения были вырыты во время войны за околицей посёлка на случай нападения японцев на город. Там мы играли в войну, гоняли самодельный из тряпок мячик и в прочие игры, что только ни выдумывали детские головки. Туда же мы выгоняли домашних гусей, здесь же было ближайшее место выпаса коров.
Семья из семи человек жила впроголодь. Помню такой случай. Я собирался идти в школу, а поесть было абсолютно нечего. Мама отправила меня за окопы, там трактор пахал землю под весеннюю посадку картофеля. Я вместе с другими людьми шёл за трактором, мы внимательно смотрели на вспаханную землю и искали прошлогоднюю гнилую картошку. В тот день мне подвернулась удача. Я нашёл три или четыре картофелины. Радостный я прибежал домой, отдал Маме, она вытащила оттуда червяков, слепила в форме котлеты, смазала сковороду солидолом, поджарила. Я удовлетворённый схватил эту котлету и уже опаздывая побежал в школу. Ел эту котлету на перемене, да ещё и с кем-то поделился. Тогда принято было делиться, на тех, кто этого не делал, смотрели неодобрительно. Да и Мама никогда не отказывала просящему прохожему миску приготовленного супа, порой из лебеды.
В Белогорске два озера Зеркальное и Лётное и река Томь, приток Зеи, в 50 км от её устья. Река Томь бурная, с сильным течением и коварная. Опасность её заключалась в наличие частых водоворотов. Попав в водоворот пловец только с большим навыком мог вырваться из водяного плена. Его с большой скоростью закручивало и тянуло на дно.
Мне тогда было 7 лет. На озере Лётное мы с соседским ровесником мальчишкой Витькой Зубковым ловили удочкой гольянов, у его ловля получалась очень успешной, а у меня, почему-то, никак не ловилось. Он брал удочку у меня и таскал гольянов один за другим. Затем, когда мы шли домой, то улов мы делили поровну. Таковы были правила порядочности при дружбе.
А на озере Зеркальное мы порой с раннего утра до позднего вечера поднимали со дна горелое зерно, которое попало туда при пожаре мелькомбината. Предположительно подожгли его японские пленные, работающие в то время на объекте. Это горелое зерно смешивалось с гнилой картошкой и из этой массы пеклись лепёшки для еды. Так мы спасались от голода после войны. На этих озёрах в перерыве от работы я учился плавать
по-собачьи.
И вот с такой подготовкой к плаванию я согласился на призыв моих друзей Витьки Зубкова и тёски Стародубцева пойти на речку. Была жара около 40 градусов, поэтому предложение покупаться было увлекательным. Отпросившись у матери, она разрешила идти. В начале она запротестовала, но под напором просьб моих друзей в конце-концов согласилась. При этом меня спросила: «А ты плавать-то умеешь?” Я в то время мечтал стать моряком, поэтому гордо ответил: «Конечно, умею». Она сказала: «Ну, иди и осторожно, далеко не заплывай». Мы взяли мяч и двинулись на речку.
Как обычно у детей это бывает, мы азартно заигрались в мяч и, когда мяч был на моей стороне, он залетел в опасную зону. Я рванулся за мячом, не подозревая опасности. И вдруг меня закрутило с огромной скоростью, такого я никогда не ощущал. Я хлебал воду, старался барахтаться, но это было бесполезно. Меня потянуло ко дну. Я стал терять сознание и перестал сопротивляться водовороту.
Вдруг пришло спасение – меня вытащили из водоворота. Кто-то сильно поднял и вытащил на берег. Это Кто-то неожиданно для присутствующих, как появилось, так и исчезло. На берегу друзья меня откачали: вылили из меня воду, с делали искусственное дыхание и привели в сознание. Я стал озираться и спрашивать друзей: «Кто меня вытащил?». Друзья пожали плечами и никого не видели. Тогда я этому, не придал значение, а повзрослев начал размышлять: кто меня спас, где мой спаситель? Мистика какая-то!
Семья наша всегда жила не очень хорошо.
Мне приходилось в летние каникулы где-то работать: то бетон мешать, то на Заготзерне ямы рыл. Где подыскивал мне отец работу, там я старательно её выпонял. Самая приятная моя работа, когда меня отправили с кассиром ззрплату выплачивать водолазам на Бурейскую ГЭС. Там мне удалось покупаться в реке Бурея, поговорить с водолазниками, посмотреть красоты местности. До этого на поезде я ездил сзади вагона на ступеньках, а здесь, как нормальный человек
с билетом, на сидении.
Не менее запоминающщаяся у меня работа была в с. Васильевка. Там я помогал печникам во многих домах устраивать печи. Мне нравился завершающий процесс, создание дымовых труб. Я залазил на крышу и мне кидали кирпичи, а я ловко их ловил, чем восхищал печников. Я наслаждался красотами деревни и за. Это воспоминание у меня осталось на всю жизнь. Какая красота, какие хорошие люди, с которыми пришлось мне общаться. Они благодарили нас за хорошие печи, а я гордился, что делаю добро людям!!!