Все происходящее казалось Людмиле дурным сном. Вот сейчас она откроет глаза, перевернется на бок и увидит лежащего рядом Николая, который никуда не собирается уходить, увидит проснувшуюся жену, улыбнется ей и пожелает доброго утра.
— Я не хочу сейчас выяснять отношения! — грубо сказал Николай, складывая в чемодан свои рубашки, носки и нижнее белье, — я тебе все сказал. Давай разойдемся по-хорошему, а потом каждый начнет свою новую жизнь.
— Но у нас ребенок! — пыталась возразить Людмила, а сама уже едва сдерживала подкатывавшие к глазам слезы, — что я скажу Мите?
Николай замер, и Людмиле на долю секунды показалось, что он передумал. Вот сейчас разберет обратно свои вещи, скажет, что прошутил, а потом они пойдут на кухню и будут ужинать. Но нет, Николай просто остановился, не собирался он передумывать, просто посмотрел на Людмилу крайне недовольным взглядом и пожал плечами:
— Скажи правду. Скажи ему, что папа полюбил другую, что с мамой он больше не хочет жить. Что мать надоела ему до чертиков! Ты ведь взрослая женщина, Люда! Мне тебя учить тому, что сказать сыну? Или только из-за того, что ты не знаешь, как объяснить ребенку расставание родителей, мне нужно остаться здесь и терпеть тебя дальше?
Людмила ошарашенно смотрела на мужа:
— А ты меня терпишь? Не любишь совсем? Неужели семь лет брака можно вот так вычеркнуть из жизни одним днем?
Николай усмехнулся и снисходительно посмотрел на Людмилу:
— Брака? А где написано, что мы с тобой в браке? Мы официально не женаты, по сути, мы с тобой друг другу – никто. Отцом Митиным я останусь и без штампа в паспорте, а мужем твоим никогда не был.
Слова мужа стали для Людмилы еще одним ударом. Сначала Николая заявил о том, что любит другую и уходит к ней, теперь выяснилось, что он Людмилу никогда и за жену-то не считал. Кем же тогда она являлась все эти семь лет? Кухаркой, уборщицей и по совместительству любовницей Николая?
Ответить мужу было нечего. И мужем назвать Николая тоже было нельзя, потому что он, как оказалось, был и оставался ей никем. Воспитывал вместе с Людмилой общего ребенка, жил в ее квартире, содержал женщину, живущую с ним, и их сына как чужой человек. Просто побыл определенное время вместе с Людмилой, а потом решил, что любит другую.
— А любил ли ты меня вообще? — полным безнадежности голосом спросила она у Николая. Тот снова пожал плечами, даже не глядя на нее.
— Не знаю. Любил, наверное. Ребенка же мы не просто так с тобой рожали и воспитывали. Но у всего, Люда, есть свой срок. Срок нашего с тобой совместного проживания подошел к концу.
Сказав это, Николай подхватил чемодан и направился к выходу. Людмила бросилась за ним, вцепилась в свитер, потянула на себя. Разрыдалась, потом упала на колени, поползла вслед за уходившим мужчиной. Сцена выглядела жалкой, а сама Людмила – униженной, но даже это ее не останавливало.
— Я умоляю тебя, Коля! Одумайся! Ты пожалеешь еще!
Николай остановился и брезгливо оторвал от своего свитера руку Людмилы.
— Единственное, о чем я жалею, — сухо сказал он, — так это о том, что не сделал этого раньше.
Никакие мольбы и рыдания Людмиле не помогли. Николай ушел, оставив связку ключей на комоде в прихожей и даже не попрощавшись с женой. Людмила плакала, размазывая по щекам слезы, голосила как умалишенная, сидя на полу и глядя на входную дверь. Может быть, Николай еще одумается и вернется? Ну нельзя же так просто одним днем разрушить все?
Людмила зачем-то вспомнила тот день, когда они с Николаем решили жить вместе. Она тогда была без ума влюблена в молодого мужчину, хотела выйти за него замуж и была уверена в том, что именно так все и случится. Людмила ждала ребенка, и Николай, будучи человеком ответственным, тут же предложил ей совместное проживание и полное обеспечение Людмилы и будущего малыша.
Работать Люду Николай не заставлял. Более того, он был категорически против того, чтобы живущая с ним женщина бросала дом, ребенка и семью, а сама больше времени и внимания уделяла работе. Еще Людмиле не нужны были подруги, потому что «хорошему они не научат», не нужны были родители, потому что «она уже отрезанный ломоть», а нужен только мужчина в доме, семья и благополучие.
— Ты моя, — часто повторял Николай, а Людмила слышала в этой фразе что-то связанное с любовью, а никак не с потребительским к себе отношением, — а, значит, должна делать так, как удобно мне. Мы вообще должны быть удобными друг для друга.
И Людмила старалась быть удобной. Готовила завтраки, обеды и ужины, поддерживала в квартире уют, чистоту и порядок, следила за тем, чтобы муж уходил на работу в идеально отстиранных и отглаженных рубашках, чтобы не слышал от нее ни слова возражения. Таким видела Людмила свое «удобство» для мужа, и даже не догадывалась о том, к чему такое старание может привести.
Когда Мите исполнилось пять лет, и он наконец пошел в детский сад после долгих уговоров Людмилы, выяснилось, что ей совершенно некуда себя деть. Это она настаивала на том, чтобы сын посещал детский сад, потому что мальчик практически не общался со сверстниками, а это могло повлечь за собой проблемы в будущем. Николай долго сопротивлялся, отговаривал Людмилу, но она приводила свои доводы, снова не настаивая ни на чем, а просто приводя в пример других детей.
Примерно в тот же период начали портиться ее отношения с Николаем. Он вдруг стал попрекать ее безделием, говорил о том, что это он – добытчик, а Люда – просто приложение к нему, и без мужчины выжить в этом мире она не сможет. Людмила понимала то, что Николай был прав, она и в самом деле ничего из себя не представляла. Ну да, получила когда-то высшее образование, проработала полгода менеджером, а потом познакомилась с Николаем, забеременела, а после этого работать уже не было надобности.
— Прошу тебя, не жарь мясо с закрытыми окнами! — морщился Николай, — из-за него потом от моей одежды пахнет чем-то выносимым! И перестань варить борщ каждую пятницу, он поперек горла у меня стоит.
Людмила кивала, перестала жарить мясо, не проветривая кухню, борщ не готовила вообще, хотя и она сама, и сын Митя любили его. А еще Людмила перестала общаться со своими подругами, с матерью, которая развелась с отцом и возненавидела всех мужчин, с бывшими одноклассницами и однокурсницами. Были в жизни Люды только Николай и Митя, и так продолжалось почти семь лет.
А тут вдруг Николай ушел, и Людмила осталась не только без мужчины, но и без средств к существованию. С Николаем они не обговаривали условия содержания Мити, а сам Николай не посчитал должным что-то предложить. Ушел и ушел, он же не был мужем Людмилы, а потом не считал себя ей чем-то обязанным.
Людмила позвонила матери, пожаловалась на Николая, но Вера Васильевна только злобно ответила:
— А я предупреждала тебя о том, что рано или поздно это случится. Тут официальные мужья уходят и не вспоминают о тебе, а твой Колька тебе вообще никто. Пожил на твоей жилплощади, а потом получше кого-то нашел и сбежал. Она, небось, моложе и красивее тебя? А еще беременна от него поди?
— Я не знаю, — всхлипнула Людмила в трубку, — мам, что мне делать? Денег нет совсем, на что нам с Митей жить?
— А я почему знаю! — возмущенно ответила Вера Васильевна, — ты сама кашу заварила, ты ее и расхлебывай. Я на пенсии, у меня каждая копейка на счету, а тебе тридцать лет почти, здоровая тетка. Ищи работу, выпрашивай у Николая, выкручивайся. У тебя своя жизнь, а у меня своя.
Людмила поняла, что помощи от матери ждать не придется. Можно было позвонить отцу, но и от Никиты Андреевича Людмила выслушала бы примерно то же самое, что ей сказала мать. Родители развелись, между собой не общались, а взрослую дочь и в самом деле считали «отрезанным ломтем», как однажды сказал ей Николай.
— У тебя хоть квартира своя есть! — добавила Вера Васильевна в разговоре с дочерью, — другие снимают или ютятся с родителями. Так что давай, девочка моя, сама лапками двигай.
Людмила растерялась. Она никогда не «двигала лапками», а только старалась быть удобной для Николая. Это была ее жизнь, которой молодая женщина собиралась жить до конца дней. Не думала Люда о том, что вот так в одночасье можно было лишиться и мужа, и достатка в семье.
Вечером Людмила забрала Митю из детского сада, а сын всю дорогу домой задавал один и тот же вопрос:
— А что папа делает?
Людмила молчала, старалась перевести тему в другое русло, но, чем ближе они с сыном подходили к дому, тем ближе был непростой разговор.
— Папа ушел от нас, — сказала Люда, когда они с Митей уже вошли в квартиру, — он будет жить в другом месте с другой тетей.
Глаза Мити расширились, он непонимающе уставился на мать, явно не веря услышанному.
— С какой?
— Я не знаю, — ответила Людмила честно, — надеюсь, что с хорошей. Может быть, он когда-нибудь даже познакомит тебя с ней.
— Я не хочу, — Митя насупился, — хочу, чтобы папа домой пришел, чтобы мы игрались с ним.
Людмила поддалась порыву и схватила в руки телефон. Набрала номер Николая и снова, едва сдерживая слезы, проговорила:
— Сын тоскует, все время спрашивает про тебя. Когда ты приедешь?
На другом конце послышался тяжелый вздох:
— Я тебе уже все сказал. Я не приеду. С сыном увижусь, когда получится. Учись жить без меня. И Митьке скажи, что папа про него не забывает и будет обязательно видеться с ним.
— Но ты сам говоришь, что не приедешь! — хлюпая носом, возразила Людмила, — как ты с ним увидишься, если не хочешь приезжать?
— Прекрати истерику! — отрезал Николай, — я не приеду к тебе, но это не значит, что с Митей не увижусь. Можно встретиться на нейтральной территории. Все, точка. Не звони мне без надобности.
— А деньги? — спохватилась Людмила, но Николай уже бросил трубку.
Уложив сына спать, Людмила подошла к шкафу, в котором лежала шкатулка с наличными деньгами. Эту шкатулку пополнял Николай, ведь только он зарабатывал в семье деньги, а теперь в ней оставалось всего несколько тысяч. Этой суммы Людмиле и Мите хватит дней на пять, а дальше что? Нужно было что-то предпринимать, что-то делать, но что именно – Людмила не знала. Она никогда не оказывалась в такой ситуации, и как поступать ей, она не знала.
Подруг у Люды не было, мать с отцом не в счет, Николай сказал все, что считал нужным, а как быть со всеми проблемами, навалившимися на нее, женщина не знала. В их небольшом городке найти работу, даже имея опыт и связи, было нелегко, а уж как поступить никогда толком не работавшей домохозяйке, Люда не представляла.
Последней надеждой, в прямом и переносном смысле, была ее соседка Надя. К ней Людмила отправилась через пару дней после ухода Николая, когда уже стало совершенно очевидным то, что муж не вернется и деньгами помогать навряд ли будет.
— Вот гад! — выругалась Надежда, впустив к себе в квартиру Люду и глядя на ее заплаканное лицо, — все мужики одинаковые! Гады!
Людмила только тихонько плакала и вздыхала. Она общалась с Надей уже несколько лет, сначала встречались на детской площадке, где Люда гуляла с сыном Митей, а Надежда с внуком Виталиком. Потом дочка Нади вышла замуж и уехала вместе с сыном в другой город, а Надежда чувствовала себя покинутой и ужасно одинокой. Периодически прикладывалась к бутылке, потом все же смогла взять себя в руки. В тот непростой жизненный период Люда частенько бывала у Надежды дома, помогала ей с уборкой, за продуктами и лекарствами ходила, когда Надя болела.
— Что мне делать, Надя? — уже почти безжизненным голосом спросила Людмила, — как жить дальше?
Надежда строго посмотрела на соседку:
— А что у тебя не так? Рук или ног нет? Голова тоже на плечах. Работать иди, сына воспитывай и про мужиков забудь. Я вот забыла и счастлива!
Людмила бы и рада была забыть Николая, но легко говорить об этом, а вот сделать – практически невозможно. Люду переполняли обида, злость и ревность, а страшнее всего было чувство безысходности, из-за которого даже дышать тяжело было.
В словах Надежды была своя истина. Людмила и вправду совсем забыла о том, что такое самостоятельность, что значит – самой быть хозяйкой в своей же жизни. Привыкла держаться за Николая, а он пользовался этим и вовсю использовал свою сожительницу в качестве служанки.
— Ты ведь взрослая женщина! — говорила Людмиле Надежда, — сама можешь стать независимой и свободной. Чего ты цепляешься за этого гада, что тебя бросил с ребенком, да еще и денег ни копейки не дает?
— Не умею я, — плакалась в ответ Люда, а сама с ужасом представляла себе эту самую «независимую» жизнь, в которой нужно было что-то решать, с кем-то ругаться, за что-то бороться ради себя и своего ребенка, а Людмила делать этого совершенно не умела.
— Научишься, — ответила Надя, — не дело это – ходить ко мне за куском хлеба и сына на каше без молока держать.
Людмила снова согласно кивала головой, но сама пока с трудом представляла себе, как искать в их маленьком провинциальном городке работу. Сходила в продуктовый магазин, попробовала устроиться продавцом, но там без опыта работы на кассе и процесса проведения инвентаризации ее и слушать не стали. Попросилась уборщицей, но, услышав размер зарплаты, только ужаснулась: этого бы им и на полмесяца бы не хватило с сыном, не говоря уже об оплате коммунальных платежей и хоть какой-то одежды.
После магазина Людмила отправилась в школу. Попробовала поговорить с директором, может быть, есть вакансии, на которые смогут взять менеджера с опытом секретарской работы. Но нет, и тут все было занято, а людей без опыта брать не желали.
— Вы ищите что-нибудь вроде горничной или уборщицы, может быть, официантки, — посоветовала Людмиле на прощание директор школы.
Для официанток Людмила была стара, у уборщиц была совсем мизерная зарплата, а для того, чтобы устроиться горничной, нужно было пройти тест на детекторе лжи, а еще «сделать приятное» старшему администратору. Людмила в ужасе убежала из гостиницы и снова очутилась дома у Нади.
— Да уж, — задумчиво проговорила та, — у нас в городе с работой совсем голяк. Нужно что-то думать. Давай я спрошу завтра в нашем швейном цеху про вакансии. Вроде там в гладильном отделении девчонка одна в декрет ушла, может быть, на ее место тебя и возьмут.
Людмила даже духом воспрянула после слов соседки, но Надя, будучи человеком разумным и хладнокровным, сразу же Люду на землю с небес спустила.
— Ты особо не рассчитывай ни на что. Цех у нас убыточный, давно уже на работу как по краю обрыва ходим – уволят или оставят еще. Производство в городе никому не нужно, только знают, что алкомаркеты открывать, да людей спаивать.
Надежда поморщилась, видимо, вспомнив о своем неудачном опыте борьбы с алкогольной зависимостью. Ее раздражала одна только мысль о том, сколько мужчин и женщин поддаются пагубной привычке и тем самым губят жизнь себе и своим близким.
Людмила очень сильно надеялась на то, что хотя бы в швейном цеху она сгодится. Шел уже второй месяц после ухода Николая, а он всего один раз перевел Люде деньги, и то совсем немного, только на продукты хватило. Людмила уже и без того старалась экономить на всем: брала продукты по акции, сама почти ничего не ела, благо, что Митя ходил в детский сад и там мог нормально питаться.
Она снова пробовала уговорить Николая вернуться к ней и Мите. Но мужчина был непреклонен, несколько раз дав понять матери своего ребенка то, что он ей – никто, и требовать она от него ничего не должна и права на это не имеет.
— Перестань мне звонить! — сказал он в конце разговора, — хватит переливать из пустого в порожнее. Мне хорошо, я счастлив наконец-то, а ты осталась в прошлом. Точка.
Людмиле нужно было, видимо, встретиться нос к носу с новой пассией Николая, чтобы понять, что шансов на возврат мужчины к ней уже точно не будет. Они встретились на улице у входа в торговый центр, куда Люда шла в поисках работы, и встреча эта была неожиданной для всех.
Рядом с Николаем была женщина, рядом с которой Люда почувствовала себя настоящей замухрышкой. Серой мышью, погрязшей в домашних делах и совсем позабывшей о том, что она, прежде всего, женщина.
Красивая, среднего роста, в модной шубке, явно недешевой, новая возлюбленная Николая выглядела как модель с обложки дорогого журнала. А Николай выглядел таким гордым и довольным, что смысла даже здороваться с ним и делать вид, что они знакомы, не было никакого. Людмила прошла мимо, оценив по достоинству выбор своего бывшего сожителя и поняв, что шансов на воссоединение с ним нет никаких.
Снова расстроенная из-за встречи с Николаем и безрезультатности поисков работы, Людмила вечером встретилась с Надеждой. Та же сияла как медный таз, схватила соседку за руку и негромко проговорила:
— Нашла я для тебя местечко! Завтра пойдешь вместе со мной в цех.
Губы Людмилы растянулись в улыбке. Это казалось ей странным, потому что за долгие недели, проведенные в грустных мыслях, привычка улыбаться стала какой-то противоестественной. Как будто Люда вообще разучилась радоваться жизни, и теперь ее вечными спутниками стали только тоска, обида и разочарование.
— Наденька, я так тебе благодарна! — Людмила чуть ли не набросилась на свою соседку, рассыпаясь в благодарностях и добрых словах. Сразу жить захотелось, да и встреча с бывшим уже не виделась в таком горестном свете.
Утром Людмила отвела Митю в детский сад, по пути рассказав сыну о том, что пойдет на работу.
— И что? Ты теперь мне конструктор сможешь купить? — радостно спросил Митя, — тот, который мы в магазине видели, и на который у нас денег нет?
Людмила пожала плечами, но все равно продолжала радоваться и улыбаться:
— Я очень сильно постараюсь! Если ты так сильно хочешь этот конструктор, значит, получишь.
Митя ушел в сад довольным, а Людмила побежала в сторону автобусной остановки. У входа в здание, в котором располагался швейный цех «Астра», ее уже поджидала Надежда.
— Ничего лишнего никому не говори и не спрашивай, — предупредила соседка, — ты трудовую книжку взяла?
Людмила кивнула. Она нервничала из-за мысли о том, что снова может оказаться без работы. Люда уже пообещала сыну конструктор, значит, должна была сделать все для того, чтобы получить работу, приносящую хоть какой-то доход и вселявшую в нее хоть какую-то уверенность в будущем.
Начальник цеха равнодушно окинул Люду взглядом.
— Давай трудовую и иди в гладильное отделение, — сказал он устало, — Надя тебе все покажет. И имей в виду, тут все строго: вовремя пришла, вовремя ушла. Никаких поблажек, больничных и прочих дел. Поняла?
Людмила с готовностью кивнула и пошла вместе с Надей в цех. Наконец-то у нее была работа, дело, приносящее не только деньги, но еще и пользу каким-то людям.
Первая рабочая неделя пролетела как один день. У Людмилы гудели ноги, болели руки, было непривычно целый день стоять и заниматься одним и тем же монотонным трудом, но Люда старалась и делала все для того, чтобы никаких жалоб и нареканий не получать.
В выходные у нее разболелось правое плечо, головая едва поворачивалась на затекшей шее, и Людмила перепугалась из-за того, что из-за своей проблемы может потерять работу.
А тут еще, как назло, в понедельник собрали всех работниц цеха «Астра» и сообщили им о том, что через два дня у них будет новый руководитель, он же – новый владелец цеха.
— Что же теперь будет, Надя? — с ужасом спросила Людмила, которая второй день жила на обезболивающих мазях и таблетках и волновалась, пожалуй, больше всех.
— Думаю, что ничего плохого, — отозвалась та, — главное, чтобы не закрыли. А кто руководить нами будет, Вася или Петя, это значения особого не имеет.
Однако, в этот раз Надежда оказалась не до конца права. Новый владелец цеха, приезжий бизнесмен Александр Рокотов, оказался человеком деятельным и не терпящим убытков.
— Мой бизнес – это моя жизнь, — сказал он на собрании коллектива, — а в моей жизни все должно быть идеально. Следовательно, никаких убытков, никаких простоев, никаких жалоб на большие объемы работ. Со следующей недели в цех завезут новое оборудование, мы будем заниматься пошивом школьной формы для гимназистов и учеников школы МВД. Если ударим в грязь лицо, я закрою предприятие и всех попрошу на выход.
Людмила смотрела на уверенное и такое строго лицо Александра, а сама холодела внутри. Надо же, они ведь были примерно одногодками, а Рокотов – бизнесмен и явно небедный человек, а Людмила – какая-то гладильщица, зубами державшаяся за свое место. Такие разные, но в то же время, в чем-то похожие.
На следующий день Александр Рокотов начал вызывать к себе в кабинет каждую работницу и проводить с ней беседу. Когда Надя вернулась после разговора с начальником, она уверила Люду в том, что все будет в порядке.
— Он просто знакомится с каждой из нас, вкладывает в сознание то, что нужно много работать, и тогда ты будешь и при месте, и при деньгах. Не теряйся, не мямли, говори уверенно.
Однако, едва войдя в кабинет к Рокотову, Людмила была готова сбежать в ту же секунду. Серые глаза Александра смотрели на гладильщицу в упор, как будто он через взгляд хотел разузнать все мысли, что блуждали в женской голове. Люде стало не по себе, но она помнила о том, что только от нее сейчас зависит ее собственное будущее, и будущее ее сына, поэтому надо было стоять до последнего и не мямлить, как говорила Надя.
— Вы уволены, — сказал Александр, а Людмила, так и не успев ничего сказать, ошарашенно смотрела на начальника, не веря в правдивость сказанной и фразы.
— Нет, — возразила она, — мне нельзя.
Рокотов усмехнулся:
— Что нельзя? Увольняться? Тут я решаю, кому и что можно, а кому и что – нельзя. Трудовую заберете у кадровика. Всего хорошего.
Разговор получился коротким и совсем печальным. Людмила развернулась к выходу, а потом вдруг замерла.
— Нет, я не могу, — сказала она, пронизывая Рокотова взглядом, — у меня сын, я не смогу выжить без этой работы.
— А мне не нужны нерасторопные работники, — ответил Александр и указал рукой на дверь, — вы медленно работаете, у вас нет опыта работы швеей, а такие люди мне не нужны.
Людмила быстрым шагом подошла к Александру, встала возле него и посмотрела на мужчину полным отчаяния взглядом.
— Умоляю вас, дайте мне шанс! Я осталась с ребенком без поддержки. Мы с Митей никому не нужны, а работу в этом городе найти сложнее, чем иголку в стогу сена. Я прошу вас, дайте мне всего один шанс.
Людмила сама плохо понимала, что говорила, как будто рот существовал отдельно от нее и совершенно не подчинялся сигналам из мозга. Но напуганная безденежьем, отсутствием работы и неспособностью содержать ребенка, она сейчас была готова на все.
Александр, прищурясь, смотрел на нее:
— Вы на жалость давите? Это изначально неверный подход. Меня сложно разжалобить.
— Нет! — почти выкрикнул Людмила, — я не жалуюсь. Я просто прошу у вас один шанс. Дайте мне возможность показать вам, что я справлюсь с работой. Вы ведь сами говорили о том, что цените упорство и не терпите лени. Дайте мне шанс показать вам то, что я упорна и не боюсь никакой работы. Ведь, если бы люди не давали друг другу шансов, разве можно было бы жить в таком категоричном мире?
Александр неожиданно улыбнулся:
— Категоричный мир, скажете тоже… Ладно, так и быть. Даю вам шанс на то, чтобы подтвердить свою профпригодность. Но у меня условие: вы за свой счет проходите курс швей-мотористок, а пока работаете в гладильном отделении. Потом я буду смотреть на вашу работу, дам вам месяц на то, чтобы доказать ваше упорство.
Людмила выдохнула с облегчением, уже прикидывая в уме, откуда ей взять денег на прохождение курсов. Решила, что повременит с покупкой нового пуховика, а вложится в свое обучение. Она горячо поблагодарила Александра Рокотова и пулей вылетела из его кабинета, боясь того, что начальник может передумать.
Ещё больше историй здесь
Как подключить Премиум
Интересно Ваше мнение, делитесь своими историями, а лучшее поощрение лайк и подписка.