Сегодня мы публикуем интервью, вспоминая прекрасного актера кино и театра, Народного артиста РСФСР Владимира Татосова.
– Ты не замечаешь, как отключаешься от всего. Не до конца. Но, во всяком случае, в момент репетиций или спектаклей психофизика перестраивается. А потом, когда наступает пауза, боль опять возвращается. Но работа меня буквально спасает. И ни от каких предложений я не отказываюсь. По профессии, разумеется. Ведь ничего другого я не умею. Даже если бы мне предложили вести курс в какой-нибудь театральной школе, я бы отказался.
Великие и простые
А в детстве он мечтал стать летчиком. В самом начале войны даже поступил в спецшколу Военно-воздушных сил. Но любовь к кинематографу и театру пересилила. Особенно Татосову нравился Театр имени Пушкина. Школьником он ходил на дневные спектакли и видел всех великих актеров той поры. А потом, сам став артистом, встречался с этими «небожителями» на съемочной площадке и в концертных программах. С некоторыми из них у Татосова сложились особые, человеческие отношения. Как, скажем, с Николаем Константиновичем Черкасовым. Несмотря на разницу в возрасте и положении, они стали коллегами и товарищами в жизни. То же можно сказать и об Аркадии Райкине, Василии Меркурьеве, Юрии Толубееве. Не говоря о тех, с кем Татосов много лет играл на сцене БДТ. Смерть Ефима Копеляна стала одной из самых тяжелых потерь в его жизни.
Товстоногов
Татосову повезло работать в БДТ в период наивысшего расцвета этого театра – с 1963 по 1971 год. Ведь труппа Большого драматического по праву считалась лучшей в стране:
– Когда наши актеры, особенно мужики, появлялись в спектаклях того времени... Сколько их было на сцене – столько было и актерских побед. Ведь Товстоногов, когда уходил из Ленкома в БДТ, сразу забрал с собой Евгения Лебедева, Ларису Светлову, Людмилу Волынскую. Чуть позже – Григория Гая. А через несколько лет и я получил такое предложение. И согласился, не раздумывая. Именно это было моей мечтой – снова встретиться с Мастером. Без него я подыхал от скуки! Было такое впечатление, что жизнь остановилась! Как я был счастлив, когда вновь встретился с ним... Несмотря на то, что Георгий Александрович был, мягко говоря, не сахар. Хотя художественный руководитель театра – специфическая должность. Нужно иметь особое дарование. Это культ личности. Да! И только так! Все остальное – трепотня. Советы худсовета, профорга, парторга – глупости, никакого отношения к искусству не имеющие.
Как ни странно, несмотря на свой имидж тирана и деспота, Товстоногов прежде всего шел от актера. Распределяя роли, подбирал команду, которая, как он чувствовал, найдет общий язык. И почти никогда не ошибался.
– У него был потрясающий нюх! – вспоминает Татосов. – Как он мог угадать в Стржельчике – холеном красавце и барине! – столетнего старика Соломона Грегори в пьесе «Цена»?! Но Товстоногов знал, что делает. Он раскрыл Стржельчика с совершенно другой стороны. Поначалу даже было непонятно – где же артист: сутулый, без голоса, с погасшими глазами... Но Товстоногов угадал, он выиграл! И до сих пор я признаю право называться артистами БДТ только за теми, оставшимися. Для меня они – БДТ. Пусть не обижаются те, кто пришел позже. Среди них много прекрасных артистов, но они в силу возраста не общались с Товстоноговым.
Нельзя сказать, что Георгий Александрович был весь в искусстве, не обращал внимания на быт. Наоборот – он любил комфорт, хорошие автомобили, еду. Но:
– Он мог прийти на репетицию в шикарном светлом костюме, купленном за немыслимые деньги во время одной из зарубежных поездок. А потом забывал обо всем, выскакивал на сцену, ложился на пол и полз по-пластунски, показывая актеру, как надо играть! Мы кричали: «Что вы делаете, пиджак!» Он вставал: «Да, пиджака уже нет...»
Трагикомедия
– Сейчас, по прошествии многих лет, я отчетливо понимаю, что если бы не встреча с Товстоноговым, я бы не смог, скажем, сыграть Вилли Кларка в пьесе «Бродвейский блюз». Кстати, именно ее я буду играть в день своего юбилея. Ведь лучше ничего не придумаешь. Пьеса о старом бродвейском артисте, который вроде бы даже ушел из жизни прямо на сцене – от сердечного приступа. Ведь автор написал ее так, что остается загадкой – остался жив Кларк или нет? Трагикомедия – вообще мой любимый жанр. Вначале весь огромный зал нашего театра умирает от хохота, а через несколько минут я приоткрываю другую часть своей души, делюсь со зрителями сокровенным и очень серьезным. И устанавливается мертвая тишина... Я слышу, как кто-то всхлипывает. Вижу серьезные мужские лица. Что поразительно – молодежь, которая легко принимает поначалу лишь комедийную часть, постепенно начинает сопереживать моему старику, болеть за него, как за своего родного. Не сочтите за бахвальство – эта роль требует настоящего актерского мастерства. Как и роль папаши Гобсека в советско-французской экранизации романа Бальзака. Сыграть эти роли я смог только благодаря тому, что встретился с Товстоноговым. Я и сейчас, когда репетирую, мысленно сажаю его в зрительный зал. И думаю – как бы он отнесся к моей работе? Товстоногов по-прежнему мой главный режиссер...
Райкин и поющие табуретки
Татосов вовсе не склонен «ворчать по-стариковски» и говорить, что «племени молодому-незнакомому» ничего не надо, кроме шоу-бизнеса. Просто нужно уметь предлагать им разное, хотя бы чередовать «поющих табуреток» в ультракоротких юбочках и высокое искусство:
– Нельзя показывать им каждый день поющих дебилов или эту передачу якобы сатиры и юмора – «Аншлаг». Пошлые тексты, которые произносят вслух, – это же бред! Вот и получаем поколение идиотов! Когда телевидение работает по принципу «Пипл хавает», – получается кошмар! Какой молодец Геннадий Хазанов, что не участвует в этой свистопляске! «Аншлаг» – просто учебник того, как делать не надо. Но не думайте, что я плохо отношусь к эстраде. Я ведь единственный в СССР артист, который дважды стал лауреатом конкурсов – всесоюзного и российского! Мне диплом в первом случае вручали Смирнов-Сокольский и Утесов, а во втором – Райкин и тот же Утесов. Им пришлось доказывать в Министерстве культуры, что запрещение давать дважды один приз – это абсурд. Так что я знаю, что такое эстрада. Я работал вместе с лучшими артистами, в лучших залах! Поэтому имею право называть то, что сейчас называется эстрадой, позором!
Кстати, Райкина можно назвать скучным человеком – вне сцены. Он любил слушать, а не говорить – лишь иногда переспрашивал что-нибудь или вставлял реплику. Я думаю, что Аркадий Исаакович настолько выкладывался на сцене, что ни на что другое его не оставалось. В жизни он просто экономил энергию. Он тихонько говорил, чуть-чуть улыбался. Он никогда не острил. Тем более – не хохмил. В жизни это был серьезный человек. Он много читал, смотрел все спектакли. А на сцене у него был театр одного актера. Сравнивать Райкина и «Аншлаг» – просто смешно. Две большие разницы, как говорят в Одессе...
Веселый человек Ефим Копелян
Великие драматические артисты, с которыми довелось работать Татосову, были очень веселыми людьми. Копелян, скажем, был смешлив от природы. Его ничего не стоило «расколоть» на сцене. В одном из спектаклей он произносил фразу: «Две реки вместе соединились» – и хлопал в ладоши. И однажды хлопком случайно убил муху, залетевшую на сцену. Почему-то это показалось ему безумно смешным – и Ефим Захарович действительно уполз со сцены, оставив Татосова одного. Прошло примерно десять дней. Все уже забыли об этом «расколе». Все, но не Копелян. Когда спектакль дошел до того же места, он снова выпал из роли. И продолжал это делать каждый раз, когда произносил эту фразу – серьезнейший, ответственнейший человек! Товстоногов не раз обращался к нему с вопросом, что происходит, почему он не может сдержаться? Копелян не знал, что ответить. И Кирилл Лавров – один из самых смешливых артистов. Были случаи, когда он и Копелян встречались взглядами на сцене – и начинался дикий хохот! А вот Татосова никому не удавалось «расколоть». Он вообще не слишком хорошо относится к столь популярному в актерской среде развлечению – попытке расколоть партнера. Тем более что современный театр зачастую держится именно на приколах:
– А я их ненавижу! Я слишком люблю свою профессию, чтобы позволять себе подобные трюки. Цена им – три копейки. Одно дело – когда подбирается небольшая компания из людей, не вызывающих раздражения. Кстати, не обязательно актеров. Недавно у меня была замечательная творческая встреча с русскими лютеранами. Она продолжалась часа три. Потому что в зале собрались безумно интересные люди. Да, они молчали. Но как молчали! Я понимал их без слов. А бывают встречи, когда тебя «заказывают». Вот на прошлый новый год я выступал в одной организации. Причем они не хотели никого – только Татосова. А что получилось? Пришлось говорить перед жующими людьми. Особенно выделялся один. Наконец, я не выдержал и обратился к нему: «У меня просьба – разговаривать будем по очереди! А если вам неинтересно – выйдете в коридор». Наступила мертвая тишина. Но настроение уже было испорчено. Я прочитал еще какую-то маленькую безделушечку – и ушел. Нельзя соединять застолье и искусство...
Эдуард Михайлов
«Секретные материалы 20 века» №9(53). 2001