Ночь на шахтерский поселок опустилась быстро. Несмотря на сумерки, превратившиеся в полную темноту, июньская ночь как будто бы не собиралась надолго задерживаться над поселком. Не успел погаснуть на западе последний луч ушедшего навсегда еще одного дня, как на смену ему на востоке появились блики рассвета нового дня.
Павел и Настя собрались ложиться спать. Завтра рано утром они собирались поехать на утренней передаче к старшему брату Павла Тимофею, который с семьей жил недалеко от поселка в соседнем селе. Передачей называли пригородный поезд, с двумя плацкартными вагонами, курсировавший два раза в сутки от шахтерского поселка до районного центра и обратно.
Неожиданно в сенную дверь кто-то постучал. Павел вышел в сени и спросил: "Кто стучит?". В ответ послышался мужской голос с просьбой открыть дверь и впустить. Павел ответил, что они уже легли спать. И если можно, то оставить все вопросы до утра.
Но мужчина по ту сторону двери настойчиво еще раз просил открыть, так как через дверь невозможно говорить то, что он хотел бы сказать. Павел был человеком не из робкого десятка. Он прошел фронт. Сражался с фашистами под Курском. Бывал в разных тяжелых ситуациях и переделках.
Потерял многих друзей, в том числе односельчан, с которыми в семнадцать лет ушел на фронт. Винтовка на момент ухода его на фронт была высотой выше его роста. После ожесточенных боев под Курском его часть была отведена в тыл для пополнения. Потом воевал с японцами в Китае.
Он открыл дверь. На пороге стоял мужчина примерно его возраста, а за спиной пряталась молодая женщина. Она держала за руку маленькую девочку лет пяти, а на другой руке держала малыша года два от роду.
- Пустите нас переночевать, - попросил мужчина, - и если можно, немного поесть детям молока и хлебы чуток. Мы со вчерашнего вечера ничего не ели. У нас самих есть пара кусочков хлеба, да немножко сыра. Перебьемся как-нибудь. А вот детки есть просят. А мы не можем ничего дать.
- Ты что людей на пороге держишь?, - спросила Настя мужа. Она слышала весь разговор незнакомцев, - заходите. Не обеднеем местом.
- Да, да, входите, повторил вслед за женой Павел, - располагайтесь. Ребеночка малого сейчас накормим молоком. Брат сегодня свежего привез из деревни. Ну и девочка тоже пусть попьет свежего молочка. Мы сейчас вам картохи наварим, обжарим на жире с лучком, да с помидорами. Не пропадем. Умывайте руки и садитесь за стол. Хлеб свой невестка выпекает, круглый деревенский вкусный.
Женщина села на табуретку в углу и прислонила губы ко лбу малыша. Потом вдруг залилась горькими слезами, видимо отойдя от усталости и скитания.
- Температура у него. Лоб горячий, - снова пощупала губами лоб малыша женщина.
- Ты на ка, градусником померь. Губами то не поймешь, много или мало, сказала Настя, протягивая женщине ртутный термометр.
Женщина поставила малышу термометр под мышку и прижала его к себе. Через некоторое время она посмотрела на термометр, а потом на Настю, как будто ища у нее помощи во взгляде.
- Сколько, - спросила ее Настя.
- Тридцать девять и три, - ответила та и протянула Насте термометр.
- Да, дело худо, - вмешался в разговор женщин Павел, - Надо бы водочные компрессы сделать парнишке. Простудился. Вон как сипит. Бронхи застудил. Да где водки-то сейчас взять посреди ночи.
- А ты Нинку сноху попроси, может есть что у не в заначке, - сказала Настя.
- Ладно, сейчас сбегаю, постучу. Может откроют, - сказал Павел
Он быстро накинул куртку и скрылся с порога в темноте июньской ночи. Брат его с женой Ниной жили не далеко.
Через некоторое время Павел довольный возвратился домой с бутылкой "Московской" на четверть уже опорожненной.
- Вот, неполная. Нинка сказала, что больше нет.
- Ну этого вполне достаточно, сказала Настя, - раздевай малыша
- Тебя как звать-то, - спросила женщину Настя
- Дарина мое имя. Мама с бабушкой Даркой звали, - ответила Дарина.
- Красивое имя у тебя. Ты кто, русская, или нет? - допытывалась Настя.
- Русская я, - ответила Дарина, - но родом из-под Донецка с Украины., - отец мой на фронте погиб. Мать одна растила нас шестерых мал мала меньше.
- А ты как зовешься, - обратилась Настя к мужчине, - а то мы и не знаем, кто вы, как звать и величать вас.
-Григорий я, - ответил мужчина, - просто Гриша.
Ночные гости напряглись, переглядываясь друг с другом, с вопросом в глазах, чего ради тут их расспрашивают.
- Да не бойтесь вы. Я это для знакомства спросила, - успокоила гостей Настя, - меня вот Настей звать, а моего мужа Пашкой зовут. Ну вот теперь вроде познакомились.
Настя быстро протерла малыша водочным раствором и уложила на кровать..
- Садитесь живенько к столу. Картошка сварилась. Я уже ее обжарила с луком. Сейчас помидоров и огурцов порежу. Спать придется на полу. Хоромы у нас маленькие. Брошу кое-какую одежонку, да что-нибудь еще. Хотя посмотрим. Дарину с малышом на кровать определим, Мои парни парни на полу привыкшие спать. У деда пол заместо перины им., - распорядилась Настя. - Паша, покажи Григорию,где уборная, чтобы не заблудились ночью. А свою Дарину он сам сводит по нужде. Если по маленькому. Вон прямо за ограду можно присесть.
Дарина и Григорий от голоду готовы были все сразу съесть со стола.
- Не торопитесь, чтобы заворот кишок не получился, - предупредила Настя, - мало будет, еще сварю. Но на сегодня, думаю достаточно будет.
Павел налил Григорию и себе по сто грамм Московской. Дарина и Настя отказались от спиртного. Остальное Настя забрала на компрессы больному малышу.
- Ну расскажи, что вас привело в наши края, - спросил Григория Павел
- История наша долгая и не все ее понимают и принимают. Вот вы почему-то согласились нас принять. А некоторые нас и на порог не пустили., сказал Григорий.
- Мы сами с Донецкой области, потомственные горняки. Но война поставила на нас свои печати и штампы. Мой отец попал в сорок третьем в плен к фашистам. Потом он еще несколько заключенных сумели бежать. Они перешли линию фронта и вышли на наши окопы. Но потом он попал в руки "особистов". Ему не поверили, что он бежал из плена, а обвинили в пособничеству бандеровцам.
Его долго допрашивали. Но кто-то нашелся и лжесвидетельствовал против него. НКВД долго разбираться не стали. Отца поставили к стенке и расстреляли. Все его родственников, братьев, сестер, жену, детей стали притеснять по всем направлениям. Особенно по работе. Устроиться на нормальную работу было невозможно.
Потом я узнал, что в Сибири есть угольная шахта, куда требуются опытные проходчики, горнорабочие в забой и другие. Что платят хорошо. Вот я и уговорил жену поехать сюда. А тут оказалось, что нас никто не ждал. Тут порядки и законы, такие же как иу нас, а то и похуже.
Офицер госбезопасности, который курирует вашу шахту, оказывается уже знал о нашем прибытии сюда. Здесь нас уже ждал "теплый" прием. Но случилось еще хуже. Один из помощников попытался лапать мою Дарину, ну мне пришлось засветить ему в глаз. Сколько я не объяснял гэбисту, что его люди не правы, сколь не уговаривал, ве одно, он дал сорок восемь часов, чтобы нас не было в поселке.
Иначе пообещал посадить меня как сына врага народа. Дарину - пустить по рукам, а детей сдать в интернат. Вот такая история получилась. Что теперь делать, не знаем. Больно моя Даринка на глаз попала этому гэбэшнику. Поэтому они решили меня извести, а потом ее взять в полон.
Павел сидел и молча слушал эту ужасную и дикую правду послевоенных лет. В поселке было много, тех кого сослали сюда как "вредителей" и "врагов народа" . Он сам и его многие родственники носили пятно "врага народа"- отца арестованного по ложному доносу в тридцать седьмом году.
Отца потом реабилитировали, за отсутствием состава преступления в связи с ложным доносом. Но его уже не было в живых. Его замучили на Колыме в тюрьме на смерть. Он хорошо знал цену всем таким делам того времени. Но Павел был член коммунистической партии и участник войны. Поэтому к нему старались не цепляться по разным политическим поводам и мотивам.
- Я тебя понял, Гриша. - ответил Павел, - тяжкая у вас доля получилась. Я тебе не смогу помочь с работой на шахте. Это мне по силам. У меня у самого орден "Врага народа" за отца. Правда уже сняли. Но "патриоты" всегда на чеку. Да и переступить их просто так не получится. Придется вам уезжать отсюда. И как можно быстрее. У вас маленькие дети. Помочь вам вырваться отсюда мы с Настей вам постараемся помочь. Думаю, это мы сможем.
- Спасибо, Паша, и за это, - благодарно проговорил Григорий, - мы с Дарой и этому несказанно рады. Мир не без добрых людей.
- Ну давай, укладываться будем. Бери дочку к себе. Настя вам постелила у печки. Теплее будет. Перина только на полу. Дарину с малышом мы на кровати определим, сказал Павел, если хочешь поесть еще, там картошка осталась, огурцы, помидоры.
- Да, нет, спасибо, Паша. Я уже не голодный. Буду спать ложиться, - сказал Григорий, - вот только малыша гляну, как он там с мамкой?
Температура от горячего молока с медом и водочных компрессов спала до тридцати семи и пяти. Малыш уже дышал ровно и спокойно.