В непроглядной темноте, легко одевшись – конец декабря в Городе всегда был сырым и еле напоминал зиму -, я вышагивал по снежной слякоти на встречу к своему лучшему и единственному другу, Климу Леопольдовичу Магницкому.
На улицах чувствовалась праздничная суета. Горожане мелькали то тут, то там, все занятые своими мыслями о консервированном горохе и блюдах в форме рулета. Волнений этих я не разделял, но находиться среди них было приятно – Новый год всегда был моим любимым праздником. Важнее, пожалуй, для меня был разве что мой День рождения. Я праздновал его почти каждый год ровно до тех пор, пока не забыл точную дату. А вот Новый год, если память меня не подводит, отмечался мной без пропусков.
Клим встретил меня на нашей любимой скамейке под желтым фонарем, одетый в теплое пальто и странную меховую шапку, которая, казалось, вот-вот убежит с его головы.
– Ты даже не опоздал сегодня, – шепотом заметил Магницкий, посмотрев на свои наручные часы, – ровно как договаривались.
– Я вообще никогда не опаздываю, – недовольно заметил я и, засунув руки в карманы, сел на скамейку.
– Ну-ну. На днях читал письмо от Еголина, он сначала спрашивал пойду ли я на следующее собрание, которое пройдет у него, а потом неразборчиво жаловался на твои опоздания, – невозмутимо и по-своему тихо сказал Клим.
– Почему это он тебе жаловаться на меня стал? – удивился я.
– Не думаю, что только мне. Очень вероятно, он написал это всем членам клуба. – Клим сделал паузу, а потом вдруг встрепенувшись зашептал чуть громче прежнего, – Но это вовсе не интересно, дорогой мой друг! Со мной недавно приключилась такая забавная история про следы на снегу, что тебе непременно захочется ее узнать!
Обыденно проснувшись поздно вечером, Клим Леопольдович вышел на кухню, чтобы выпить цикория. За окном было непроглядно темно, поблескивал лишь летящий снег, которому утром было суждено растаять. Нащупав кухонный ящик, Магницкий бесшумно достал спички и нашел заготовленную для него керосиновую лампу. Больше света ему не требовалось, да и случайно потревожить сон своей супруги он себе разрешить не мог. На столе стоял завтрак, обернутый для сохранения тепла всеми кухонными полотенцами, что были в доме. Клим Леопольдович невольно улыбнулся.
Старая ссора между Магницким и Клавдией Львовной, как ему самому казалось, была забыта. Это не служило поводом к изменению привычных распорядков – Клим не мог себе представить подъем ранним утром, ровно как и Клавдия Львовна, вероятнее всего, не смогла бы представить себя крепко спящей в это время. Важно было то, что меняться стало настроение переписки, которую супруги вели взамен разговоров. Прежде односложные сообщения на салфетках, оставляемые Клавдией, превратились в полноценные письма на настоящей бумаге. Климу Леопольдовичу нравилось на них отвечать больше, чем на любые другие.
Приближался новый год. Магницкому захотелось принести в дом елку, чтобы порадовать Клавдию Львовну. Однако никакого желания бродить по лесу под снегом у Клима не было, поэтому, ожидая окончания снегопада, он прочитал оставленную для него газету и спустился к почтовым ящикам, где обнаружил лишь одно письмо от Герасима Демидовича, и то по поводу клуба “Пятничный”.
Снег перестал идти только к четырем часам, тогда-то Клим и вышел, вооружившись старым топориком и фонарем. Потребовалось время, чтобы пройти через заснеженный город, Магницкий страшно устал. В некоторых местах под снегом прятался лед, где-то путь преграждали заледенелые грязные сугробы. Лес уже был близко, когда Клим Леопольдович увидел то, что стало страшно его интересовать – свежие следы, идущие в ту же сторону, что и Магницкий. Кому могло вздуматься гулять в такое время?
Теперь уже не елка стала целью Клима Леопольдовича, а хозяин следов. Магницкий бодро зашагал, забыв о своей усталости. Он почти дошел до леса, когда, то ли запнувшись обо что-то, то ли просто запутавшись в собственном пальто, упал прямо в снег. Падение вышло мягким и крайне неловким. Клим перевернулся с живота на спину, отряхнулся и решил не спешить с подъемом – лежать так было крайне удобно.
Магницкий вглядывался в небо. К его большому удивлению, светилось множество звезд, обычно для горожан невидимых. Луна висела высоко. Клим долго на нее смотрел, пытаясь понять, кого она напоминала, но так и не смог вспомнить.
Снова пошел снег, на этот раз весь он состоял из маленьких звездочек-снежинок. Кругом была тишина. “Перемирие – хорошо”, – думал Магницкий, – “Перемирие – очень хорошо”. Возможно, о том же думала бы сейчас и Клавдия Львовна, но она спала крепким, несвойственным ее возрасту, сном. А снились ей, как правило, далеко не семейные отношения.
Тишину оборвал неожиданно подкравшийся голос:
– Эй! Чего это вы тут разлеглись в таком часу? – раздалось над Климом Леопольдовичем. Магницкий, хоть и растерялся от внезапности, но ответил очень спокойно и значительно тише своего собеседника:
– А вы зачем здесь стоите в таком часу?
– Лучшую елку ходил забирать, – мужчина добродушно протянул Климу руку и сразу же добавил, – Шмаков.
– Магницкий.
Наконец встав, Клим Леопольдович оказался намного выше владельца следов на снегу. Мужчина был значительно моложе Клима, но ссутуленным и каким-то округлым – Магницкий был уверен, что под шапкой Шмаков лысый. Он держал за ствол правда красивую елку, основной частью лежащую на снегу. Волочась за Шмаковым, дерево замело все следы.
Клим Леопольдович всегда легко завязывал беседы, человеком он был остроумным и крайне приятным в общении. Вот и сейчас Магницкий уболтал своего нового, вероятно лысеющего, знакомого, расспросил его про елки, жизнь и самочувствие всех его родственников, узнал, что тому очень нравятся верхние полки в бане, велосипеды, веники с короткими ручками и обязательно черный хлеб.
– Самое важное, уважаемый Клим Леопольдович, что знать должен каждый – всякому знакомству есть свой срок. Вы-то должны меня понять! Нельзя знакомыми ходить дольше положенного. А я-то еще и срок этот понимать научился: год, два, неделя или пара часов. Представляете? – воодушевленно, но значительно тише прежнего, протараторил Шмаков.
– И сколько мы с вами будем знакомы? – поддерживая разговор, спросил Клим.
– Сколько? – переспросил он, сразу же важно ответив, – Семнадцать минут, не дольше.
– Не известно ли вам тогда, есть ли у знакомств цена? – невозмутимо спросил Магницкий.
– Об этом я не думал, – протянул Шмаков, поправив шапку, которой он точно укрывал свою лысину, – Знаете, раз срок есть, то и цена есть.
Клим Леопольдович просиял.
– Прекрасно, потому что цена вашего знакомства со мной – эта елка, – Магницкий указал рукой на лежащее рядом с ними дерево.
– Елка? – удивившись и слегка испугавшись, спросил Шмаков
– Елка, – утвердительно кивнув, сказал Клим.
Шмаков замолчал, хлопая глазами.
– Моя елка? – тише Магницкого снова спросил он.
– Уже получается моя, – улыбнувшись, ответил Клим.
– А что вы заплатите мне?
– А я не должен платить, вы же со мной познакомились, а не я с вами, – убедительно сказал Клим Леопольдович.
Шмаков задумался и сложил руки на груди.
– Ведь и вправду… – наконец сказал он и, нагнувшись за елкой, не без сожаления протянул ее Климу, – Забирайте…
– У тебя склонности к воровству, друг мой! – через смех еле выговорил я.
– Ну тебе. Взамен я дал ему свой топор, – заверил меня Клим.
Я рассмеялся еще сильнее. Было ясно, что сделал он так от того, что нести обратно и елку, и топор ему не хотелось.
Клим сказал что-то про праздники, и я снова задумался. Свой День рождения мне точно раньше нравилось встречать одному. Новый год же мне был дорог тем, что он всегда проходил рядом с важными для меня людьми. Это, пожалуй, и делало его значительно ценнее любых других дней. Пока жива была моя матушка, царствие ей небесное, все праздники мы проводили вдвоем. Однако, без моей драгоценной родительницы день этот хуже не стал – хоть у меня и не осталось семьи, но всегда был близкий друг.
Клим посмотрел на наручные часы.
– Пора! – прошептал он.
Я достал заготовленный термос со сладким чаем и две небьющиеся кружки, а Магницкий зашуршал газетными свертками, рассованными по его карманам – в них он прятал бутерброды с маслом и докторской колбасой. Разложив все это на скамейке, Клим сделал крайне важный вид, которому сильно мешала его странная меховая шапка.
– Мой дорогой друг, желаю тебе крепкой памяти, – тихо сказал Клим Леопольдович.
– А я желаю тебе всегда свежих газет и самых интересных историй!
Клим снова посмотрел на часы, заулыбался и стукнул свою кружку об мою.
– С Новым годом! – сказал он.
– С Новым годом! – с улыбкой повторил я.