«…Зря Валя думала, что это будет так просто — сказать ребенку об отце, с которым она уже давно попрощалась на всю жизнь. Как подобрать нужные слова, чтобы сердечко девчушки выдержало и не выпрыгнуло из груди?
Несколько раз за день решалась Валя, да все никак язык не поворачивался.
И вот, собравшись с духом, после обеда, когда девочка тихонько расположилась во дворе за своим новым занятием (Настя мастерила тряпичных кукол), Валя осторожно спросила:
— Настюшка, а ты када себе помнишь?
— Как это? — не поняла девочка и с интересом посмотрела на Валю».
Часть 43
Пелагея тяжело присела на лавку:
— Сядь, Валя, видно, не справиться мне без твоей помощи. Начну с того, что ты и сама видишь: Андрей Петрович останется у нас в деревне. Катя ему приглянулась, сладилось у них.
— Сладилось, сладилось! — затараторила Валя, — Катька шастливая ходить, сияеть! Давненько ужо у нас таких радостных баб ня было. Довольная. Сказыват, што и с пацанами он ладить… и ей помогат во всем!
— Да погоди ты, Валюша! — Пелагея осторожно осадила Валю. — Дальше слушай. Усекла ты, что тут, с нами он останется? Это самое главное сейчас.
— Ну чавой заладила? Усекла! Дальша чавой? Говори ужо, ня томи.
— Отец он Настин! — набрав полную грудь воздуха, выдохнула Пелагея и тревожно взглянула на Валю.
А та открыла рот, вдохнула, но выдохнуть не смогла, взмахнула руками, прижала их к груди. Хорошо, сидела, а то бы рухнула на землю. Пелагея подала ей заранее заготовленную кружку воды.
— Ты када сама узнала? — прошептала Валя, хлебнув из кружки. Слезы душили бедную женщину.
— Сразу, Валя! Как только появился он у нас! — Палаша обняла женщину.
— Бедныя ты моя! Голубушка моя! — стала причитать Валя шепотом. — Как жа тебе дурняно-то было!
Валя покачала головой и погладила Пелагею по щеке.
— Миленькая моя, родненькая!
— Валь, я ему обещала, что Насте скажу, а сама — то роды с бабами, то с коровами, то с детьми в город! Не выдашь же Насте, как я тебе только что! Знаешь, Настя, вот он твой папа! — досадно сказала Пелагея.
— Ничавой, моя миленькая, давно бы мене казала. Пошто молчала? Я сама ей завтре усе кажу потихоньку, — Валя покачала головой. — А я-то думаю, чавой сердце у мене выпригиват, када яво вижу. Ничавой понять ня могла!
— Валюша, прости меня! Боялась я за тебя. Я ведь думала, что заберет он Настеньку и уедет из деревни, и никогда мы больше ее не увидим.
— Ой, Господь с тобой! — снова заплакала успокоившаяся было Валя и, перекрестившись, продолжила: — Ох, как понямши я тебе. Батька ишть он ейный. А мы кто? Някто!
— Вот и я о том же. Обрадовалась я, Валя, когда узнала, что к Кате он пошел. Ой, — спохватилась Пелагея, — Тимофей мне, знаешь, как помог. Я же к нему побежала, если бы не он… Правда, он мне рекомендовал Андрея охмурить.
Пелагея рассмеялась в голос. Валя тоже улыбнулась:
— Рази токма у сыновья тебе яво взять. Телок молодой ишшо совсема!
— Валюша, милая моя! Как ты меня понимаешь! Точно! Он мне как сын, хотя вроде и разница у нас невелика.
Пелагея загрустила.
— Петю вспоминаешь? — осторожно спросила Валя и заглянула в глаза Пелагее.
Палаша кивнула.
— Ах ты жа миленька моя! Иде жа заблукало твое шастье?
— Оно не заблукало, Валя, оно умерло и похоронено. Вот так!
— Чавой болташь? Няправду болташь! — махнула Валя рукой. — А я нутром чую: ходить иде-то твое шастье и…
— Валюша, — перебила ее Пелагея, — ты прости, что на тебя я возлагаю эту тяжесть.
— Каку таку тяжесть? — удивилась Валя.
— Только ты ей так же, как я тебе сказала, — не обращая внимания на вопрос Валентины, продолжила Палаша: — Сначала твердо повтори не один раз, что отец здесь будет жить, что никуда не уедет и ее не увезет. Поняла меня?
Валя опять заплакала и тихо проговорила:
— Понямши! Севодни жа кажу.
…Зря Валя думала, что это будет так просто — сказать ребенку об отце, с которым она уже давно попрощалась на всю жизнь. Как подобрать нужные слова, чтобы сердечко девчушки выдержало и не выпрыгнуло из груди?
Несколько раз за день решалась Валя, да все никак язык не поворачивался.
И вот, собравшись с духом, после обеда, когда девочка тихонько расположилась во дворе за своим новым занятием (Настя мастерила тряпичных кукол), Валя осторожно спросила:
— Настюшка, а ты када себе помнишь?
— Как это? — не поняла девочка и с интересом посмотрела на Валю.
— Ну как тебе казать по-другому-то? Ну я от помню себе годов с трех. От мамку хорошо помню: корову она доить, а я к ей подошла, а она мене губы молоком помазала, — Валя блаженно улыбнулась. — А тятя на покос направилси. Меня поднял и подкинул.
— Не, — задумчиво проговорила Настя. — Я мамку помню хорошо, а вот папу — совсем нет. Если бы мама все время про него не говорила, я бы и не знала, есть он у нас или нет. Я даже не знаю, как его звали. Мама мне просто говорила — папка наш. И все. Ничего я не помню из довоенной жизни. Совсем. Хотя знаешь, бабушка, мне Сергей Иваныч, доктор, как-то шоколадку дал. И я вспомнила тогда, что папа тоже приносил. Но знаешь, бабушка, не помню я ни лица его, ни рук.
Настя взяла Валину руку и прижалась к ней:
— Вот твою руку я точно запомню на всю жизнь. Вот этот ноготь у тебя кривой, а вот здесь родинка. Я и мамины руки помню, и ее улыбку… мамы Палаши… — спохватилась Настя. А мамы Арины — не помню. Маленькая была я, глупая. Ничего не помню.
Настенька тяжело вздохнула.
— Эх, ты жа миленькая моя! — заплакала Валя и решилась: —
Знаешь, Наська, а папка-то твой живой.
— Как живой? — побледнела девочка. — Где он? — она быстро вскочила.
— Так, живой… здеся он. Приехал, но ты ня волнуйси, здеся и останетси. Някуда ня уедете.
— Где он? — пронзительно закричала Настя. — Кто? Бабуля… говори же.. кто?
— Андрей Петрович.
Настя тут же сорвалась с места и побежала. Валя припустила за ней, еле поспевая и крича:
— Настенька, детка, обожди мене.
Но девчушка ничего не слышала, она бежала к своему папе.
Через несколько минут она забежала в хату Кати с криком:
— Папа!
Но тут же осеклась: в хате Андрея не было.
— Где мой папа? — крикнула девчушка, слезы градом покатились из ее глаз.
Следом забежала запыхавшаяся Валя.
— Иде Андрей? — спросила она у Катерины.
Ничего не понимающая Катя повела рукой:
— Так у сельсовете, с Гордеем урок у яво.
Настя понеслась в сельсовет. Слезы застилали глаза, сердечко чуть не выпригивло из груди.
— Папа, папочка мой, — твердила она.
Варя не поспевала за ней. Катя оказалась чуть проворнее и догнала Настю. Деревенские, оказавшиеся на их пути, ничего не понимали и спрашивали:
— Кудой? Чавой случилоси?
Но никто и не думал им отвечать, некоторые следовали за ними.
…В сельсовет Настя и Катя вбежали почти вместе, чуть позже забежала Валя, а за ней несколько пацанят, которым стало очень интересно, куда и зачем бежит Настя.
— Папа! — заорала девчушка и почти без чувства упала в объятия Колыванова.
Ничего не понимающий Гордей встал, потом снова сел и вновь встал. Катя и Валя стояли чуть поодаль, обе плакали.
Андрей тоже плакал, он прижимал к себе дочь и шептал:
— Настенька моя, доченька. Доченька моя любимая, как же я тебя искал. Нашел… нашел. Милая моя… солнышко мое.
Настя подняла заплаканное лицо и прошептала:
— Ты правда мой папка? Где ж ты так долго был, папка? А мамочка наша погибла. Она к партизанам ушла, я тоже ходила, папа, но меня не взяли. Я одна жила… долго… где же ты был, папка? А потом мама… тетя Пелагея… мы с ней… я люблю ее, папа! Она теперь моя мама, и баба Валя у меня есть!
Колыванов кивнул:
— Знаю, доченька. Все знаю.
— Папа, — забеспокоилась Настя. — А как же теперь мама… мама Пелагея? Что же теперь-то? Папа, я люблю ее. Сильно, и бабу Валю тоже.
Девочка оглянулась на Валю и Катерину.
Катя зачем-то поклонилась и улыбнулась своей доброй, милой улыбкой.
«У мене таперича дочка будять!» — мелькнула у нее мысль.
— Доченька моя! Ты теперь так богата на мам и бабушек. Мама Пелагея, мама Катя. Ты же взрослая девочка, и понимаешь. Катя — мне жена. Значит, тебе мама. Бабушка… у тебя…
— Пап, — перебила Настя. — А можно я с мамой Палашей останусь? Мы же совсем рядом с тобой. Я вот до тебя за минутку сейчас добежала.
— Конечно, милая моя! Конечно, можно! Главное, что я нашел тебя, и мы теперь вместе.
Отец крепко обнял дочь…
Уже через несколько минут благая весть о том, что Колыванов — никакой не представитель райкома, а отец Настеньки, облетела всю деревню.
— От жа язви тебе! — крякнул председатель. — Ну, Прохоровна! Но мужик-то явно умнай и партейнай! Пущай и готовить наших у партию! А ежеля ишшо чевой умеет, так и цены яму нету.
Татьяна Алимова
Все части повести здесь ⬇️⬇️⬇️
Можно прочитать еще один длинный рассказ ⬇️⬇️⬇️