В Ташкенте учительница русского языка и литературы избила ученика шестого класса, который попросил вести урок на русском языке.
Инцидент произошёл 23 сентября в школе № 188. По информации СМИ, педагог вела урок на узбекском языке, что вызвало недовольство у одного из учеников. В ответ на просьбу школьника перейти на русский язык, учительница схватила его за ухо, начала бить и кричать. После инцидента классная руководительница потребовала от ребенка публично извиниться перед педагогом.
Родители школьника попытались разобраться в ситуации, однако, по их словам, вместо извинений от учительницы услышали националистические высказывания.
Узбекистан — это страна для узбеков, а остальные пусть уезжают, — заявила учительница.
Семья обратилась в правоохранительные органы. Местные власти сообщили, что педагог была принята на работу с испытательным сроком, а инцидент произошел в ее первый рабочий день. В настоящее время проводится проверка.
По данным СМИ, директор школы уволилась «по собственному желанию».
P.S. Видимо мне сразу надо было кое-что пояснить для тех, кто не знает реалий моей дорогой родины - Узбекистана. Я писал эту заметку вовсе не из злопыхательства, как кто-то, возможно, мог подумать. Я опубликовал её как пример вопиющего отклонения от традиционного менталитета моих братьев-узбеков.
В СССР ничего подобного не было. В 50-годах еще можно было порой поймать на себе на ташкентском базаре косой взгляд глубокого старика, так ведь то были недобитые басмачи, которых, как Хрущёв простил в середине 50-х бандеровцев, простили еще 20-30-х, либо отсидевшие своё в ГУЛАГе и вышедшие после смерти Сталина на свободу. Но они быстро поумирали, и в 60-х и позже ничего подобного уже не случалось.
В моё время в Ташкенте жили люди 103-х национальностей (например, одним из моих университетских приятелей в юности был француз по имени Сократ), и все мы чувствовали себя братьями. И нигде ни русских не ущемляли, ни корейцев, ни немцев, ни греков, ни крымских татар, ни евреев - ашкеназов и бухарских и т.п. Мы вообще не думали, кто из нас какой нации, ибо это не имело ровным счетом никакого значения - ни в учебе, ни на работе, ни в быту.
В этой связи вспоминается смешной, но весьма показательный случай. В 1969 году я заканчивал школу, и вот на торжественной части выпускного, когда нам вручали аттестаты о среднем образовании, директор школы вдруг вызывает: "Сагатов Кобил". Мы полегли от хохота, а кто-то даже свалился со стула. Это же наш Коля Сагатов, с которым гоняли в футбол, сбегали с уроков в кино, шалили в школе (он меньше, я - больше); наши с ним кровати стояли рядом на даче Веселой артековской дружины Лазурной в далёком 63-м. Мы и знать не знали, что Коля, оказывается, узбек и его паспортное имя Кобил...
Потом был Ташкентский университет, на истфак коего я поступил уже 2 года практикующим журналистом, доказав своё право на это 19-ю баллами, полученными на сверхтрудных вступительных экзаменах, а председателю экзаменационной комиссии ТашГУ Юрию Усмановичу Юсупову - сыну "узбекского Сталина" - прославленного первого секретаря ЦК Компартии Узбекистана Усмана Юсупова, что знаю английский на наитвердейшую пятёрку (он сам меня с полчаса экзаменовал уже после штатных экзаменаторов). А потом был, не постесняюсь впервые сказать, любимым студентом нашего декана, выдающегося специалиста по "Большой игре" в Туркестане России и Англии Гоги Хидоятова, сына великих узбекских актеров Абрара Хидоятова и Сары Ишантураевой.
В Узбекистане я стал журналистом, причем не последним в Ташкенте, ибо был лично знаком с достославным Шарафом Рашидовым (он лично знал всех заметных журналистов республики), и точно знаю, что русскоязычных СМИ в Узбекистане было практически столько же, сколько и на узбекском (не было только женского журнала типа "Саодат" и детского типа "Гунча", но лишь потому, что миллионными тиражами выходили и были почти в каждой русскоязычной семье и в очень многих узбекских "Работница" с "Крестьянкой" и "Мурзилка" с "Веселыми картинками"). Так что в работе нас никто не ущемлял по национальному признаку, хотя и была конкуренция, но русскоязычные журналисты соперничали за рабочие места с такими же русскоязычными, а коллеги-узбеки - с узбеками. У русских, как и у меня, было даже заметное преимущество: поскольку русские и узбекские СМИ были не переводными, а со своим оригинальным, как теперь говорят, контентом, мне сплошь и рядом заказывали материалы узбекские СМИ, я писал их по-русски именно для них, и они бесплатно переводили на узбекский, публиковали у себя и еще и платили всегда, в знак уважения, повышенный гонорар.
Я уехал с моей дорогой родины в 1983 году. Не бежал, как часто брешут люди, которым наш Узбекистан глубоко чужд, а отправился на всесоюзную комсомольскую стройку - сооружение завода "Атоммаш" в Волгодонске Ростовской области. Будучи уже известным на родине журналистом, договорился с молодёжным издательством "Ёш гвардия", что через пару лет напишу и отдам им книгу об этой великой стройке и участии в ней узбекистанцев. Но... Спустя год женился, пошли дети, возвращаться домой с оравой малышни было проблемно, решил дождаться, когда подрастут. А тут взял и рухнул СССР, и я остался за границей, на чужбине...
Но в Ташкенте до самой смерти в 2011 году продолжала жить моя мама-ленинградка, которую отец привёз в Ташкент в 1950 году. Она ни в какую не желала уезжать из теплого, доброго и шедрого Узбекистана. Её очень почитали в своей махалле (так называются в Узбекистане кварталы со своим самоуправлением), а покойный президент Ислам Каримов наградил двумя орденами - одним за более чем 40-летний учительский труд в России и Узбекистане, а другим - как блокадницу, что особенно трогательно: где Ташкент, а где - ленинградская блокада.
И ещё в этой связи очень показательный вспомнился случай. Прожив много десятилетий в Узбекистане, мама однажды сказала мне, что если б блокада случилась в Ташкенте, жертв её было раз в 10 меньше. Не потому, что Ташкент был много менее населён, чем Ленинград, а потому что сердце Ташкента намного больше, чем ленинградское. Там всё замешано на взаимопомощи, сердечности друг к другу. Конечно, Ленинград явил великие примеры высоты духа и самопожертвования, но они высились как редкие Эвересты над бескрайней равниной индвидуализма и эгоизма.
Увы, после обретения моим Узбекистаном независимости он оказался под неистовым давлением извне национализма и исламизма ваххабитского толка. Президент РУ Каримов, который правил авторитарно, боролся с этими проявлениями нещадно. В том числе и с участившимися, хотя и не массовыми выпадами по отношению к русским. Дошло до того, что году, кажется, 93-м был принят закон, по которому за националистические выходки по отношению к русским стали давать 15 лет. И, знаете, сразу отбили охоту у зараженных из-за кордона бациллами национализма задевать русских, которые всегда играли и продолжают играть огромную роль в экономике культуре, образовании Узбекистана.
А когда Каримова не стало, новый президент Мирзияев, в угоду западным радетелям буржуазной демократии европейского толка, заметно отпустил вожжи, чего на Востоке делать категорически нельзя. Запад его гладит по головке, а у него за спиной, а то и на глазах поднимают голову национализм и ваххабизм.
И всё равно эти явления чужды исконному менталитету узбеков, поэтому массовой поддержки ни национализм, ни ваххабизм у них не находят. Но отдельные эксцессы, вроде описанного в моей заметки, увы, случаются. И это меня сильно печалит. Очень надеюсь, что бывший комсомольский "бог", как тогда выражались, Ташкентского сельхозинститута Шавкат Мирзияев, которого я с тех лет хорошо знаю, озаботится противодействием националистическим силам, невзирая на визги западных пропагандонов.
И напоследок: у меня есть мечта. Ну, какая может быть мечта, насмешливо скажете вы, у человека на восьмом десятке. А она есть: я мечтаю однажды вернуться на родину и со времнем лечь в такую любимую узбекскую землю рядом с моими родителями. Это, конечно, не сбудется - куда я от своих детей и внуков. Но с этой мечтой так легко засыпать в надежде, что завтра проснёшься.