Перед каждым из нас однажды встаёт выбор жизненного пути, своих ориентиров. Его жизнь должна была сложиться по определённой формуле: карьера учёного и семья. Но вышло иначе: духовные школы и монашество. Епископ Кирилл, наместник Троице-Сергиевой лавры, ректор Московской духовной академии — о смыслах, о деньгах, о Вере и счастье.
— Владыка, 30 лет назад вы, в миру Евгений Анатольевич Зинковский, закончили престижный вуз — Ленинградский политехнический университет. Затем защитили кандидатскую диссертацию по техническим наукам, и всё шло к тому, что вот-вот откроется карьера учёного, начнётся интересная научная жизнь…
— Да, действительно, в дипломе стоит инженер-механик, исследователь. Кафедра механики и процессов управления.Она довольно такое, скажем, фундаментальное дает образование, которое можно использовать в разных сферах .Можно было и преподавать, и наукой заниматься, и где-то работать в прикладных организациях, конструкторских бюро. Мы рассуждали и о возможности за границей устроиться работать. Но время было непростое тогда, 90-е годы. Мы с братом-близнецом (епископом Егорьевским Мефодием, ректором Свято-Тихоновскогоуниверситета. — Ред.) уже тогда воцерковились.
— А что произошло? Резкий перелом?
— Не было какой-то катастрофы личной. Хотя многие, может, так думают: человек часто приходит к вере в каких-то экстремальных ситуациях.Как сейчас часто говорят, на войне атеистов нет. Но, скорее, экстремальные условия былина тот момент в стране. Ломалось всё, что было создано. Полностью была похоронена идеология, взамен ничего не было дано. Зато стали появляться духовные книги. Лично на меня немалое положительное воздействие для такого глубокого взгляда и понимания смысла жизни человека, оказали произведения Фёдора Достоевского «Братья Карамазовы» и «Легенда о Великом инквизиторе». Последнее произведение в те годы считалось особенно ярким, потому что через него становилось понятно, что коммунисты старались построить рай на земле без Бога. Одна из главных линий рассуждения Фёдора Михайловича, что жизнь человека на земле не может быть никак обоснована, если нет понимания, что есть Законодатель, есть Творец, который вкладывает в этот мир и в жизнь человека нравственный закон.
— А как вы относитесь к тому, что некоторые коммунисты, некоторые комсомольцы, которые были ярыми атеистами, сегодня глубоко верующие люди и некоторые даже служат в храмах?
— Положительно. Когда человек искренне приходит к вере, когда это не какая-токонъюнктурная, скажем, позиция, не ради каких-то выгод, а чисто внутреннее перерождение. Но об этом многие говорят, что коммунистическая идеология была вомногом христианской, без веры в Господа Бога, который установил этот моральный кодекс. Мы знаем, что даже в глубине советского периода находились те, кто мог положить партийный билет и сказать, что изменил своё мировоззрение. Я ведь тоже рос в обстановке, когда думал, что в Бога веруют только необразованныебабушки. Но у нас просто не было информации. А сейчас можно легко открыть интернет и увидеть, что, например, атеистов среди нобелевских лауреатов меньше 10 процентов. То есть больше 90 процентов самых умных людей мира верят в Бога.
— Вам в этом году исполнилось 55 лет. Какой промежуток времени вы считаете для себя наиболее счастливым?
— Наверное, детство. Семейная атмосфера была очень добрая: ощущение беззаботности, ты понимаешь, что ты под опекой.
— Вернёмся к вашим студенческим годам. Вы с братом молодые люди, без пяти минут учёные. И ваши товарищи, ваши сокурсники, наверное, уже обзаводились семьями, у них рождались дети. А вы встаёте на путь монашества?
— Мы сильно с девушками-то и не дружили, может, да, кто-то нравился. Мы были самодостаточны в своём общении и гиперответственны в учёбе, в поиске смыслов жизни. Казалось бы, все понятно, – живи себе, семью создавай, детей рожай, зарабатывай, будь хорошим человеком. Но вот почему-то нас это не удовлетворяло. Мы глубже хотели понять свои смыслы. Я это вижу, как такой путь, которым вёл Господь.
— А родители как отнеслись к этому выбору? Ваша мама жива и здравствует. Она пожалела, может быть, что унее нет внуков?
— Нет, но в начале, безусловно, была перестройка нашего миросознания. Тут были большие такие баталии, особенно Анатолий Викторович (отец. — Ред.), Царствие Небесное, онрисовал нам графики в виде секторов, сколько времени надо тратить на науку, на спорт, на культуру, на религию.Но потом получилось, что и он, и мама как-то приняли наш выбор. Когда уже учились всеминарии, брали у них благословение. Сегодня мама старшая монахиня в небольшом монастыре на Псковщине.
— Правда, что материнская молитва самая сильная?
— Правда, это не вызывает никаких сомнений. Есть множество примеров силы материнской молитвы, её действенности пред Богом.Есть даже такая пословица народная. Молитва матери в огне не горит и в воде не тонет.
— Ваше Преосвященство, а как вы относитеськ деньгам?
— Бережно стараемся относиться, потому что это труд человеческий. Хотя, конечно, понимаю, что для многих они становятся искушением, что люди, допустим, не умеют копить, они на что-то всё время тратят. Всё время что-то надо. Но лучше бы подкопить на что-то хорошее. Ну, бывает так. Отношусь с осторожностью. Как один владыка рассказывал: «Вот у меня в руке золотая монета. И вот вопрос: кто чем обладает, она мной или я ей?».
— По-вашему счастье — это что?
— Состояние души. Когда человек ощущает, что он на своём месте и что, в любом случае, есть Отец Небесный, который, если даже ты что-то не так сделал, будет тебе подсказывать и наставлять.
— Есть ли в вашей жизни, на сегодняшний момент, такая ситуация или поступок, за который вам было бы неудобно перед самим собой, а может быть, даже и перед Богом?
— Конечно, все наши грехи неудобны. Даже маленькие, даже какой-то помысел неправильный, какое-то, допустим, раздражение на человека. Но если это в тебе остаётся и на какое-то время управляет твоим внутренним состоянием, то это уже есть то, что Богу неприятно, потому что в Евангелии сказано, что мы даже врагов должны любить своих.
Вся наша исповедь, когда каждый человек кается, она есть некое напоминание себе, что рано или поздно мы пойдём на суд Божий. Это такой дар Божий, что мы можем более-менее часто, даже в конце каждого дня, а когда-то и на исповеди в храме, осознавать себя стоящим пред Богом. Без всего, без каких-то регалий... Как будто бы ты вот сейчас вот должен ответить за всё, и неизвестно, будет ли у тебя еще время что-то исправлять.
— Не получится ли, что человек в этом случае всегда будет испытывать чувство вины?
— Как говорил один великий святой, надо уметь прощать себя, как и мы других прощаем. Самогрызенье, покаяние – это разные вещи,это не одно и то же. Неготовность простить себя, она подчас связана с гордыней. А с другой стороны, бывают другие состояния, когда человек слишком легко себя прощает. А бывает, что и на исповеди человек полминуты кается, а потом пять минут объясняет, почему он так поступил. Я говорю: мне кажется, ты уже алиби себе выстроил и уже прикрываешься такими давлеющими обстоятельствами, что ты в следующий раз так же поступишь. Ну, вообще-то, это к исповеди не очень относится. В таких случаях я специально даю человеку время поговорить, потому что хочу проверить, искренне ли его покаяние.Настоящее покаяние должно давать человеку силы.
Беседовала Ирина Белякова
Полную версию интервью смотрите в программе «По правде говоря» на ТВР24.