— Боже! Очередная дрянная статья! Дорогой Майкл, и года не прошло со дня твоей смерти, а эти гнусные репортеры никак не уймутся! Как стервятники рвутся очернить твое имя! Подумать только, как можно писать о Майкле Джексоне, голосе поколения и моем, черт возьми, самом близком друге такие вещи!
Ох, Майкл... Я сейчас злюсь, конечно, но ты не представляешь, как паршиво у меня на душе... Кажется, я схожу с ума. Разговариваю с тобой, словно ты сидишь в кресле напротив. Тихонько хихикаешь, слушая мои рассуждения. В последние годы мы редко общались, ведь я болела. А ты предпочитал жить подальше от Лос-Анджелеса. Но я привыкла слышать твой тихий голос в трубке. Майкл, ты любил шуточки, но это дурацкая шутка — правда дурацкая! Осиротить стольких людей сразу! Самое гадкое — ничего не исправишь. Никакая ругань не поможет. Теперь тебя больше нет. И я как полная идиотка все еще разговариваю с тобой, когда остаюсь одна. Упорно игнорирую мысль, что ты больше не ответишь мне. Нет... не могу себе представить, что тебя больше нет. Не могу!
Знаешь, к своим 77 годам я похоронила стольких людей, которых любила, что начинаю чувствовать себя старой черепахой. Большой, океанской, медлительной во всем. Но вдумчивой наконец. Я, не поверишь, пыталась осознать твою смерть, но невольно переосмыслила свою жизнь. Всегда не хватало времени, чтобы о ней задуматься. Мама бы сказала иначе: «Стареешь!»
Неужели это и впрямь признак старости? Чтобы родные не приняли меня за старуху, которая общается с пустотой, я теперь оставляю записки. Об этом знает только Уинтерс... ну, тот самый, последний мой сожитель. Он помогает мне прятать их в сейфе. Может, после смерти, он выпустит мои мемуары? Они станут бестселлером или лягут в основу громкого байопика. А может, просто канут в лету. Знаешь, я вдруг осознала, что моя жизнь тоже не вечна.
Смешно тебе, Майкл. Я развалина, у которой от макушки до пяточек не найдется клочка тела без операций. Я поняла, что жизнь не вечна. Да, представь себе! Я всегда считала смертельные болезни недоразумением природы, а сейчас вдруг поняла, что эти недоразумения могут свести меня в могилу. Это я все к тому, что на 77-ом году жизни пора подвести кое-какие итоги.
Итак, Майкл, первый вывод, к которому я пришла — мы с тобой парадоксальным образом похожи. На первый взгляд, конечно, мы абсолютно разные — я же настоящая англичанка и даже сад свой сделала настолько британским, насколько это возможно. Усадила его анютиными глазками. И все-таки, мы, Майкл, очень похожи с тобой. Ведь у нас обоих не было детства. Зато была тяжелая работа.
Я начала карьеру с девяти лет. Знаешь, Джуди Гарленд как-то сказала, что она родилась в двенадцать лет на пробах Metro-Goldwyn-Mayer. Могу повторить эти слова о себе, поскольку тоже «родилась» в павильонах студиях, а до того была просто девочкой, каких миллионы.
Ту самую Элизабет Тейлор создала мама, которой я безумно благодарна. Конечно, она действовала прежде всего из собственных амбиций, но без ее заботы, ежедневной, ежеминутной опеки, не было бы той самой Лиз. Мама придумала мою жизнь до Голливуда. И я не стану ничего исправлять в ее выдумках. Зачем? Какая разница, училась ли я балетным па вместе с принцессами Маргарет и Елизаветой? Осваивала ли конную выездку с четырех лет? Танцевала ли на детских праздниках вместе с будущей королевой? Ну... не училась, не ездила, не бывала! Это что-то меняет?
Хотя у нас существует такая забавная семейная легенда. Когда я родилась, маме сказали, что у меня мутация. Это звучало страшно, ведь мутации бывают ужасными. Мама с дрожью в голосе спросила: «Что за мутация?», тогда медсестра ей с улыбкой ответила: «У вашей дочери ресницы растут в два ряда и глаза фиалковые!». Раскрою тебе секрет. Это не легенда. Это самая настоящая правда. Я не подсаживала дополнительный ряд ресниц и не приклеивала их. Реснички от природы были просто в два раза гуще обычного. И брови я не наклеивала. Только придавала форму. Но я отвлеклась, да. Прости, засмотрелась на отражение в зеркале!
Так вот. Как-то Мэрилин Монро сказала, что она была самой послушной лошадкой в конюшне Голливуда. А я была таковой у своей мамы. Сколько нелестных слов она могла слышать о себе: мол, не сумела добиться успеха в театре и поэтому толкала вперед дочь. Пожалуй, так и есть. Но стоит помнить, что американка в Англии с мужем и двумя детьми едва могла рассчитывать на национальное признание. И прекрасно, что она не опустила руки, не запила, не стала упрекать мужа в невезении, а себя — в неосмотрительности. Мол, не за того замуж вышла! Она всецело отдалась моему воспитанию. Если говорить точнее — созданию из меня звезды.
Мама научила многому. И дело даже не в умении делать реверансы и мило улыбаться. Нет. Она научила меня всегда, каждый день, каждый миг жизни выглядеть ухоженной. Симпатичной и даже красивой быть мало. Если ты не выглядишь с иголочки постоянно, ты не сможешь быть королевой. И вот, когда Голливуду понадобилась такая идеальная барышня, я оказалась очень кстати.
У каждой звездочки на студии было свое амплуа. Кто-то обязан выглядеть сорванцом с соседней улицы, кто-то строгим будущим «синим чулком», а я вот была чистенькой, ухоженной, благовоспитанной барышней. Впрочем, хоть в присутствии мамы я и вела себя как пай-девочка, в ее отсутствии я ругалась словно старый извозчик! Иногда думаю, что если бы моему сквернословию не уделяли столько внимания, оно само собой сошло бы на нет. Но получилось так, что я стала одной из самых знаменитых голливудских матерщинниц! Конечно, я не ругаюсь где попало и как попало. Прекрасно понимаю ситуацию. Но уж если можно, матерюсь от души! Я вспоминаю работу на Эм-джи-эм. И мне снова хочется как следует матюгнуться!
Мама определила меня в класс грамматического искусства и в класс вокала. Ее куда меньше интересовали успехи в арифметике, чем в умении красиво улыбаться или петь. Правильно ли это? Да, правильно! Я до сих пор предпочитаю считать с помощью калькулятора. А еще пишу с ошибками и не сразу вспоминаю где находится какой-нибудь город. Это не помешало мне играть так, чтобы получить Оскар. Я ничуть не хвастаю недостатком образования. Напротив. Всегда сокрушалась этому и завидовала тем, кто учился в университете.
Но приходилось выбирать: либо карьера, либо учеба. Сейчас я понимаю, что дети должны быть детьми. Потом продюсеры и режиссеры еще удивлялись, что у меня слишком взрослые глаза. С чего бы им быть детскими? Зато сейчас в моих глазах детства хоть отбавляй! Тогда я была ребенком телом и взрослой душой и умом. Наверное поэтому я снова впала в детство. Сейчас у меня есть все, что только можно пожелать. Внушительная коллекция драгоценностей стала игрушками. Но в дочки-матери я играла по-настоящему. А ты думал почему за моими плечами восемь браков? Я стала взрослой и пыталась наверстать то, что пропустила в детстве.
И вот второй вывод, к которому я пришла. Единственная болезнь, которой болеть не страшно — это звездная. Считается, что самым сложным периодом у человека — подростковый. Все не нравится, все хочется отрицать. И мне хотелось! А тут еще популярность навалилась.
После роли Вельвет в фильме «Национальный бархат», меня стали узнавать на улицах и просить автографы. А после активного участия в рекламе люди и вовсе бросались навстречу. Мама организовала для меня несколько фотографий. Сперва реклама мыла, потом косметики. А затем взрослые выпустили картонную куклу с моим лицом и предложили участвовать в радио-передаче.
К 13-ому дню рождения студия преподнесла мне два роскошных подарка. Во-первых, мне подарили лошадь, с которой я снималась. А во-вторых, 15 000 долларов. Кажется, на студии понимали, что без звездной болезни звезды не бывает. Это единственная приятная болезнь, которая у меня имеется. Она куда лучше геморроя! По себе знаю.
Залитая кровью ванная, опухоль мозга с размером с тенистый мяч, сломанный позвоночник, аппендицит... А еще спинальный менингит, тяжелейшие пневмонии, кесарево, клинические смерти, замена тазобедренных суставов на стальные... Наконец рак кожи на старости лет. Если все это лучше звездной болезни, то покажи мне человека, который болел больше и серьезней меня. И при этом еще жив. Я стану перед ним на колени, которые, правда, давно не гнутся. Майкл, с моей удачей и бедовостью все так плохо! Помню, даже на съемках шутили, если я возьмусь открывать банку с пивом, то обязательно раскрою себе крышкой вену. А потом пролежу неделю под капельницей из-за потери крови.
Серьезно. Все, что могло проломиться, не выдерживало именно подо мной. Все, что могло попасть в лицо, горло, по голове — обязательно метило в меня. Большинство из моих колье изготовлены так, чтобы шрам прикрыть, знаешь ли. Потому что трахеотомия оставляет слишком уродливый след на шее. Никакой косметикой не замажешь. Впрочем, фатальное невезение в плане здоровья перекрывал феноменальный успех в кино.
В индустрии меня быстро начали называть «Лиз с первого дубля», потому что я справлялась со всем с одного раза. За всю карьеру я заработала три Оскара. Один из них был, правда, за роль «Баттерфилд, 8». Определенно, эта худшая роль в моей жизни. Но награда приятная. Она храниться у меня на почетном месте.
А самая комичная ситуация произошла у меня с фильмом «Клеопатра». На тот момент я уже очень устала от съемок. Чтобы вежливо отказаться от роли, я почти шуточно заявила, что буду сниматься только, если мне заплатят 1 млн долларов. И сумасшедшие продюсеры неожиданно согласились на такой гонорар! Это моментально сделало меня самой высокооплачиваемой актрисой в мире. В 1960-е годы на такие деньги можно было легко снять несколько фильмов. И купить десяток неплохих коттеджей по всей стране.
Кстати, Майкл! Третий вывод, который я сделала, заключается в следующем. Выходить замуж — плохая привычка. Ты знаешь, что есть такой негласный закон популярности? Еще никому не удавалась оставаться инкогнито будучи кинозвездой. Но я и тут выделилась. Ведь никогда не скрывала личную жизнь. Я замечательная? Конечно, почему бы не сделать мою прекрасную звездную жизнь достоянием публики?
Меня мало задевало чужое мнение. Но многим рядом со мной это мешало. Не каждый способен выдержать истерический восторг фанатов и папарацци. Особенно, если этот восторг предназначен не тебе самому. Сразу скажу, что мне очень уж хотелось как можно скорее повзрослеть. А это взросление означало непременное наличие мужа и поклонников-мужчин. Я всегда влюблялась по уши и норовила выйти замуж. Да-да, я старалась выходить замуж за тех, кого любила. А меня за это называли блудницей. Неужели лучше изменять, просто потому, что влюбилась в другого? Нет, если любишь — должен быть брак! Если мужчина любит тебя, то он полюбит и твоих детей тоже!
Правда, я не учла, что вкус формируется постепенно. Лет двадцать назад мне случалось выходить замуж за мужчин, которых нынче я бы не пригласила даже к себе на обед. Но каждый мой роман достоин отдельного фильма или книги.
Про первого своего мужа распинаться особенно не хочу, если честно. С Конрадом Хилтоном брак закончился достаточно быстро. Выпивку он любил больше, чем меня. А после того, как я потеряла ребенка из-за побоев, ни о каком браке не могло быть и речи. Я подала на развод.
Зато второй мой муж Майкл Уайлдинг выглядел надежной стеной, за которой так хотелось спрятаться. Спокойный, мягкий, интеллигентный. На двадцать лет старше, от чего казался папочкой. Чем ни отец будущим детям? Проблема в его супруге. А еще больше — в любовнице. В самой Марлен Дитрих. И пусть меня называют разлучницей, мне все равно. Красота и молодость имелись у многих актрис Голливуда. Но не у всех было горячее желание создать крепкую семью и иметь детей. А у меня было! Я предпочла быть не любовницей, а женой. Почти пять лет мы были в браке. Родили двух великолепных мальчишек, которые потом подарили мне внуков. Роды были трудными. Меня едва спасли. Оба раза делали кесарево с осложнениями. Но я все равно рада, что родила детей! Но и тут не случилось той самой любви навсегда, как в диснеевских мультиках. Я опять развилась. И только подумай, буквально через месяц опять вышла замуж!
Майкл Тодд был влиятельным продюсером и довольно состоятельным. Хоть и на много старше меня. Такому жениху любая диснеевская принцесса обзавидовалась бы! У нас родилась прекрасная дочурка. Все было как в сказке! Но и нашему счастью не суждено было долго длиться. Тодд разбился на самолете, который он подарил мне однажды. После его смерти мне было так плохо! Я была вынуждена пообещать врачам, что не буду больше плакать. Меня снова привели в порядок. Хоть организм и не желал им подчиняться. Привык к анальгетикам. С физической болью за много-много лет я уже свыклась. А вот боль душевную не заглушить никакими таблетками. Она была столь сильной, что не давала дышать.
Я оправилась. Встала на ноги, попыталась идти дальше. Мне помогал близкий друг Тодда — певец Эдди Фишер. За него я потом тоже умудрилась выйти замуж. Майкл, не спрашивай, как я до этого дошла! Как спустя два года влюбилась в другого мужчину! Нет никого глупее влюбленной по уши женщины. Такая способна простить все, даже подбитый глаз и откровенное предательство.
Я еще не раз прощала Бертона, следующего своего мужа. Даже когда он предавал меня куда серьезней. Прощала, потому что любила. И люблю, несмотря на то, что его давно нет на этом свете. Я любила и была словно неуязвима. С ним моя жизнь превратилась словно в реалити-шоу. Но тогда я разучилась жить иначе.
Ричард Бертон стал главным партнером на экране и главным мужчиной моей жизни. Он был женат. Я замужем. Он был знаменитый голливудский ходок, но его жена, актриса Сибилл Уильямс, терпела интрижки, не угрожавшие браку. Но наш откровенный роман стал настоящим скандалом, к каким Америка еще не была готова.
Голливуд сходил с ума от наших сногсшибательных загулов и ссор. Ватикан издал специальное послание, где обвинил нас в «эротической распущенности». А какая-то бойкая конгрессвумен внесла в палату законопроект, чтобы запретить нам въезд в США. Сейчас это кажется таким бредом, но тогда... Майкл, мне было страшно!
После публичного заявления Ричарда, что он не намерен бросать семью, я чуть не рассталась с жизнью! В итоге мы все-таки поженились в 1964 году. Через десять лет развелись. А спустя полтора года опять вступили в брак. На развод подали спустя девять месяцев. Сложная это была история. С алкоголем, запрещенными веществами, фатальными ошибками и дешевыми драмами. Но мы удочерили прекрасную дочку Марию и были друг с другом счастливы. Хотя бы недолго.
Затем в 1976 году я вышла замуж за сенатора штата Вирджиния Джона Уорнера. Но он настолько мало уделял мне внимания, что я вновь... пристрастилась к бутылке. История повторилась. Мы вновь подали на развод.
Я впала в депрессию. Даже думала, что мужчинам нельзя доверять. Но через десять лет я попала в клинику по лечению алкогольной зависимости. Представляешь, встретила там обычного работягу Ларри Фортенски. Впрочем, он быстро подал на развод, как только у меня начались еще большие проблемы со здоровьем.
Казалось бы, я должна была окончательно разочароваться в мужчинах. Но впервые я встретила человека, который понял меня, которому я не была помехой. Джейсон Уинтерс. Вернее, встретились мы давно. Джейсон мой старинный поклонник и уже многолетний друг.
Опра Уинфри зря переживала из-за возможной нашей с тобой свадьбы, Майкл Джексон! Мы похожи, но ты скорее мой сын. Приемный сын. В качестве мужа я тебя никогда не представляла. Муж — это совсем другое. И любовник тоже. Нет, Майкл. Ты — это Друг. С большой буквы. И Джейсон Уинтерс тоже друг. Но совсем иной. Майкл, ты словно мой друг оттуда, из детства. Хоть и годишься мне в сыновья. Ты будто бы олицетворяешь одну половину меня, а Джейсон — другую. С ним спокойно и надежно. С ним хорошо и без брака. В конце концов в качестве любовницы я уже никуда не гожусь. Что за любовница в ортопедическом кресле? Но побеседовать со мной еще вполне можно. По крайней мере, мне хочется так думать.
Какой же мой последний вывод? Все очень просто. В свои 77 лет я наконец стала взрослой. Кажется, как раз вовремя. Знаешь, какая это трагедия для женщины? Понять, что ты состарилась и больше похожа на собственную бабушку, чем на себя саму. Но я очень стараюсь не раскисать. Мои фиалковые глаза давно перестали быть такими. Но блеск-то в них остался. Главное — аура, Майкл! Главное, чтобы окружающие чувствовали, что в тебе полно жизни. Что тебе интересно. Тогда не заметят ни морщин, ни пятен, ни неудачных операций, ни десятков лишних фунтов. Хотя... по моим собственным подсчетам таблоиды хоронили меня уже четырежды. В очередной такой раз — в мае 2006-го я специально даже появилась в шоу Ларри Кинга, чтобы показать всем: я все еще жива! Да, на инвалидной коляске, да, с прежнем дерзким блеском в глазах! До сих пор помню, как Кинг на последок грустно сказал: «Для смертельно больной с Альцгеймером ты выглядишь прекрасно».
А секрет этой прекрасности оказался очень прост. Я знала, что такое физическая боль. К 30 годам в моем теле, по которому сходили с ума мужчины всего мира, не было живого места. Об этом не знал никто, кроме самых близких друзей. Секс-символ Америки не имеет права болеть. Но для артиста собственная боль, как это ни страшно звучит, залог подлинности великой правды искусства. Это выше правды жизни.
Я ни раз бывала в состоянии клинической смерти. Пару раз мне не гарантировали и нескольких дней. Я даже вновь пыталась уйти. Но вот до сих пор жива. И самое страшное то, Майкл, что недавно у меня впервые в голове промелькнула гадкая слабая мысль: «Я не хочу выкарабкиваться. Зачем? Дети давно повзрослели, у них своя жизнь. Выросли даже внуки».
Сейчас я не очень радуюсь, когда меня навещают кто-то из прежних подруг. Они все выглядят куда лучше меня. У старых приятелей слишком вытягивается лицо. В глазах мелькает сожаление. Они видят, в какую развалину я превратилась. Потом, конечно, следуют комплементы: «Лиз, ты все хорошеешь! Время над тобой не властно!». А мне всегда на это хочется спросить: «Где вы видите Лиз? Здесь только старая больная Элизабет Тейлор».
Но порядок такой, что Элизабет Тейлор никогда не жалуется. Даже на тело, которое сводит с ума хрупкостью и живучестью одновременно. Я не жалуюсь на жизнь. Хотя она меня и обежала. Я была счастлива несмотря ни на что. Я люблю жить. На больничной кровати или в ортопедическом кресле. Под капельницей или на операционном столе со вскрытым черепом. Я все равно люблю жизнь и желала бы, чтобы она была долгой. Мне ничего нельзя. Даже моих любимых жареных цыпляток есть запретили. Но ничего. Значит будем продолжать жизнь лежа. Кстати, я не плохо смотрюсь в ортопедическом кресле. Да и в постели тоже! Я живучая. Я немыслимо живучая.
Всю жизнь я старалась выбирать самые яркие, острые и сложные роли для себя. И надеюсь, свою самую трудную роль — роль Элизабет Тейлор — я отыграла достойно.
В 2011 году Элизабет Тейлор в очередной раз увезли в больницу с сердечным приступом. Она умерла от кровотечения сердечного клапана на 79 году своей жизни. Спустя год тираж ее автобиографии под названием «Элизабет Тейлор. Жизнь, рассказанная ею самой» вышел по всему миру.
Позже в кинотеатрах в прокате появился байопик «Лиз и Дик». Он рассказывал непростую любовную историю между Элизабет Тейлор и Ричардом Бертоном. Они были одной из самых красивых и громких пар Голливуда. А благотворительный фонд, который она основала вместе с Майклом Джексоном, до сих пор продолжает свою работу.